Содержательное единство 1994-2000 - Кургинян Сергей Ервандович (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Мой дед по матери был уничтожен в 1937 году – и как командир Красной армии, и как белый офицер, и как сын предводителя дворянства Смоленской губернии, и как муж представительницы совсем маститых семей империи. Кто знает, за что тогда уничтожали данного конкретного без всяких политических амбиций представителя бывших? Мать этого Сталину не простила. На похороны Сталина пошла, чтобы увидеть, как умер враг. И чуть не погибла в давке. Похороны Сталина помню по принесенным в дом особо вкусным конфетам и праздничной обстановке. Правда, бабушка плакала. "Мама, почему бабушка плачет?" Жесткий ответ: "Она всегда плачет, когда слышит похоронную музыку".
Появлявшиеся время от времени родственники бабушки из совсем маститых семей несли с собой все элитные сплетни империи. Прежде всего по части ненависти к Романовым, которые дрянь, выскочки. Но и не только. Скудный мой семейный архив, состоящий из этих ранних сплетен, суждений, рассказов, воспоминаний и переписок, запечатлелся в моей памяти и, возможно, стал первым элементом в моем интересе к теории элит и моем понимании того, что мир элит выстроен специфическим образом и иначе соотносится с понятием истории.
Следующим элементом стала просто тяга к гуманитарным (и прежде всего историческим) знаниям. Рукописи и солидные исторические сочинения (иностранные и отечественные, до- и послереволюционные) заменили мне детские игрушки. А первые (и, как сейчас понимаю, не столь уж и беспомощные) статьи по истории Великой французской революции я попробовал написать в шестом классе. И вновь – история элиты, теория элитогенеза…
Не могу сказать, что меня влекла элитарность. Скорее, наоборот. Проявленные мною в том же возрасте, когда были написаны первые статьи по истории, математические способности привели меня в весьма элитарную математическую школу. Недолгий период обучения в ней (начальное обучение было заочным, а потом надо было переходить туда на дневное) отбил у меня охоту вообще к обучению в МГУ (и особенно на том мехмате, который должен был быть наполнен окончившими спецшколы элитариями).
В моей аллергии на элитарность меня очень поддерживала мать. Но интерес к элитному процессу, понимание того, что отсутствие качественной элиты в стране означает гибель страны, заполнение элитных каверн чужим и чуждым материалом – все это было важным компонентом моего личностного роста еще до поступления в институт. Отсюда – и интерес к тем эпизодам, который отец внимательно (и часто в моем присутствии), спокойно и с большой откровенностью обсуждал вместе с проникшимися к нему доверием спецработниками.
Очень запомнился подробно, беспощадно обсужденный сюжет со строительством автозавода в Тольятти. По тем временам это было беспрецедентно. Одно дело было ругать власть и сетовать на советский абсурд. И другое – точно, с именами и цифрами повествовать о семьях, их интересах, параллельных системах финансирования, международных связях. Такой разговор не был единичным и касался не только данного объекта. И, безусловно, эти разговоры вступали в некий резонанс с обрывочными семейными воспоминаниями бабушкиных родственников о делах эпохи Романовых и конфликтах между элитными группами.
Годы обучения стали для меня временем создания известного в Москве авангардистского театра "На досках". Фактически театр был площадкой для идеологического моделирования. И обучение в институте, не требовавшее особого труда (институт был выбран по романтическому консенсусу между мной и моими друзьями, тогдашними и нынешними), и обучение в аспирантуре были заполнены театром и околотеатральными гуманитарными штудиями, в которых создавалось ядро будущего аналитического центра.
Взращивание альтернативного театра посреди Москвы не могло не наращивать объем элитных коммуникаций. Райком партии, ЦК, в меньшей степени Министерство культуры… Залы театра были набиты битком. Коллективные заявки на билеты от КГБ сыпались одна за другой. Но никаких реальных пересечений не было. И быть не могло. Семейная закалка привела к тому, что любой импульс к подобным пересечениям тогда вызвал бы холодное и сильное отвращение.
К чести данных ведомств должен сказать, что никаких попыток и не было, поэтому миф о вездесущем КГБ, кого-то к себе насильно притягивающем, мне всегда казался преувеличенным. Всегда казалось, что специфические отношения возникают при наличии определенных моральных и политических предпосылок. И что это сказывается на спецконтингенте, окружающем ведомства. Что в случае выхода этого спецконтингента в большую политику не может не наложить отпечатка на подобную политику даже не в силу того, что спецконтингент будет кого-то слушать (это важно, но это не все). Но еще и потому, что слушать этот спецконтингент будет ту пакость в самом себе, которая и предопределила переход обычного гражданина страны в категорию спецконтингента.
Впрочем, эти свои суждения я никогда не абсолютизировал, прекрасно понимая, как многообразна жизнь, и как трудно втиснуть ее в моральное чистоплюйство. Первый настоящий донос на себя я прочитал на пятом курсе. Тогда я делал политинформацию, используя произведения Авторханова и полемизируя с этими произведениями. В доносе, естественно, говорилось о пропаганде враждебной литературы. Усталый секретарь парткома (еще раз напомню, что институт был на отшибе от политической жизни), симпатизировавший мне и презиравший стукача (сделавшего потом серьезную карьеру), совал мне листы бумаги и шипел: "Видишь, видишь, что сука эта про тебя пишет".
Читать было интересно (возможно, сказался режиссерский зов и понимание важности знания жизни и тайников человеческой души). За донос этот я поплатился аспирантурой в МГРИ. Но, чтобы не выставлять себя страдальцем, могу сказать, что уже тогда борьба элитных групп даже в чуждой политике геофизике была так сильна, что вызывающий отказ мне в приеме в аспирантуру (все показатели обучения и рекомендации кафедр просто исключали такой отказ) привел к упорному желанию многих видеть меня в гораздо более элитарной аспирантуре. Впрочем, мне это все было все равно. Я делал театр, и аспирантура была синекурой, позволяющей уйти в это делание до конца (диссертация была уже написана).
Подобная жизнь, весьма далекая от той темы, рефлексия на которую мною сейчас осуществляется, длилась до 1987 года. В 1987 наш театр резко поддержали деятели культуры и науки. Я стал желанным гостем ЦК и был назван "любимое дитя XXVII съезда". Театр был сделан профессиональным. Хозрасчет позволил театру начать финансирование научных групп, существовавших рядом с ним ранее в режиме уже мною упоминавшихся гуманитарных штудий.
В 1988 году возникло первое резкое соприкосновение с конкретной аналитической тематикой (много и подробно обсуждавшейся в наших научных группах, они же молодые аналитические лаборатории при государственном хозрасчетном театре "На досках"). 1988 год был моментом, когда КПВ-1 начал гореть синим пламенем в огне межнациональных конфликтов. Изначально не считая подобный концептуально-проектный вектор по-настоящему перспективным, мы меньше всего были склонны его подрывать или даже атаковать. Беспокойство вызывало то, что траектория реформаторского движения искажается самым опасным способом и грозит обрушить то пространство, в котором только и могут реализовываться самые разные КПВ. То есть СССР.
Связи в ЦК (этот год стал для меня еще и годом, когда я назло антипартийным истерикам вступил в партию) позволили мне "нарваться" на приглашение создать альтернативную аналитическую группу для поездки в Закавказье. Видимо, во многом это было связано с тем, что основная группа возглавлялась Сахаровым и Боннер. Они и мы двигались почти по одной географической траектории, жили в одних и тех же гостиницах (и по одинаковым причинам в одну из этих гостиниц в Шуше боялись поселить и меня, и Елену Георгиевну). Они и мы смотрели на одни и те же потоки "управляемой лавы" массовых митингов и манифестаций. Мы понимали: это начало почти необратимого распада страны, который можно остановить только начав принимать радикальные меры. Мы понимали: отсутствие этих радикальных мер (а не их наличие!) полностью подорвет КПВ-1 со всеми вытекающими последствиями.
