Тюрьма народа - Широпаев Алексей (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Наши патриоты любят Ивана Грозного за его "антииудаизм" и часто упоминают о том, как взяв в 1563 году Полоцк, он приказал утопить в Двине всех местных евреев. При этом замалчивают, что одновременно по приказу царя в городе перебили всех католических монахов, т.е., надо полагать, арийцев. Причем сделали это татары, и, вероятнее всего, с удовольствием.
В результате придворных интриг (не "шигалевцев" ли?) Адашева бросили в тюрьму, где он вскоре и умер, Сильвестра сослали на Соловки, а Курбский бежал в Польшу, получив впоследствии вековечное клеймо "первого власовца". Однако надо заметить, что подобных "власовцев" в Московии было слишком уж много. Еще отец Ивана IV, великий князь Василий брал с коренных русских бояр, упорно бежавших в кровноблизкую Литву, нечто вроде подписки о невыезде, которая подкреплялась своеобразной денежной круговой порукой – это ясно говорит, что проблема была насущной. Подобные же подписки брал и Иван Грозный. Впрочем, бежали не только бояре: среди "власовцев" оказался и наш первопечатник Иван Федоров. Вообще, можно говорить о власовстве, как об устойчивом факте российской истории; надо лишь подчеркнуть, что под этим словом понимается не "измена родине", а русское несогласие с Проектом "Россия".
***
В 1565 году Грозный разделил страну на опричнину и земщину. За последнее десятилетие в православно-монархических кругах об Иване Грозном и опричнине принято отзываться только восторженно и уж по крайней мере положительно. Некоторые идеологи национал-революционного направления видят в опричнине корень, из которого произрастает самобытный отечественный "фашизм". Между тем "фашизм" и опричнина – это по сути разные явления. Если первое понятие происходит от слова "фашина" (связка, пучок, собирание), то второе – от слова "опричь" ("кроме") и подразумевает разделение. "Фашисты" – элита, но кровно связанная со своим народом, сплачивающая и возвышающая его. Опричник тоже "элитарен", но это "элитарность" чекиста в Советской России. Психология и поведение опричника – это психология и поведение оккупанта. Неспроста опричникам возбранялось всякое общение с земскими, а Александровская слобода напоминала осажденную крепость. По словам Н. Костомарова, земщина "представляла собой как бы чужую покоренную страну (выделено мной – А.Ш.)". И о какой уж кровной связи опричников с народом можно говорить, если они клялись "не знать ни отца, ни матери", а в руководстве опричнины состоял, например, черкес Михайло Темгрюкович, брат второй жены царя, отличившийся кавказской лютостью. Бросается в глаза азиатская "эстетика" опричных символов: вы только вообразите отрубленную собачью голову, притороченную к седлу. Рискуя навлечь на свою голову монархические "анафемы" скажу, что с расовой точки зрения опричнина была первым в российской истории аппаратом антиарийского террора – об этом объективно говорит ее антибоярская направленность, видимо, в немалой степени заданная "шигалевцами" вроде Темгрюковича (характерно, что от вступавших в опричнину требовалось, как пишет Карамзин, чтобы "они не имели никакой связи с знатными боярами; неизвестность, сама низость происхождения вменялась им в достоинство"). Опричнина действовала совершенно в духе ЧК, уничтожая прежде всего лучших из русских, соль земли (а затем и русских вообще, как показал поход Грозного на Новгород). Недаром после пресечения московской династии азиатские претенденты на престол оказались почти вне конкуренции. Напрашивается аналогия с Испанией, где "руководство инквизицией оказывается в руках священников-евреев и они под видом борьбы с марранами уничтожают цвет испанского народа" (Галковский).
"У нас инородческое засилье идет со времен татарских, – писал М. Меньшиков. – Предприимчивые инородцы вроде Бориса Годунова сеяли вражду между царем и древней знатью. Как в Риме выходцы с окраин воспитывали тиранию и защищали ее, так наша московская тирания вскормлена татарской службой. Инородцам мы обязаны величайшим несчастьем нашей истории – истреблением в ХVI веке нашей древненациональной знати (выделено мной – А.Ш.). И у нас было сословие, что, подобно квиритам Рима, несло в себе истинный дух народный, инстинкты державного обладания землей, чувства народной чести и исторического сознания. Упадок боярства стоил России великой Смуты…"
У тех, кому оставили жизнь, "отнимали не только земли, но даже дома и все движимое имущество; случалось, что их в зимнее время высылали пешком на пустые земли. Таких несчастных было более 12000 семейств; многие погибали по дороге (как видим, советские творцы "раскулачивания" не изобрели ничего нового – А.Ш.). Новые землевладельцы, опираясь на особую милость царя, дозволяли себе всякие наглости и произвол над крестьянами, жившими на их землях, и вскоре привели их в такое нищенское положение, что казалось, как будто неприятель посетил эти земли (выделено мной – А.Ш.)" (Костомаров). Мамай в лице своего потомка все-таки сел "на Москве".
Некоторые видят в опричнине инструмент отбора, орден вроде СС, только на православный лад. Но эсэсовцы, будучи плоть от плоти своей расы, не занимались геноцидом германцев – более того, СС был эффективным инструментом улучшения породы. Наконец, войска СС доблестно сражались на фронтах, а опричники с внешним врагом воевали плохо, так как были нацелены только на войну со "своими". Уже то, что Грозный свернул опричнину столь же стремительно, сколь и учредил ее, свидетельствует: опричнина не была орденом, т.е. долгосрочной системой отбора, основанной на традиции, а всего лишь временным орудием антиселекции и геноцида. Временным, но образцовым. В своем завещании, составленном в год упразднения опричнины (1572), Иван писал: "А что есми учредил опришнину, и то на волю моих детей, Ивана и Федора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинен готов". Грозный был бы немало поражен, узнав, что этим образцом впоследствии воспользовались нелюбимые им иудеи, развернув после Октября очередной азиатский террор против белого населения, сопоставимый по масштабам лишь с введением на Руси христианства.
Весной 1569 года Иван Грозный "вывел из Пскова 500 семейств, а из Новгорода – 150 в Москву, следуя примеру своего отца и деда. Лишаемые отчизны плакали; оставленные в ней трепетали. То было началом: ждали следствия" (Карамзин). Оно не замедлило. В декабре 1569 года опричнина в полном составе во главе с царем двинулась на северо-запад. Предлогом к походу послужил донос какого-то подонка о том, что Новгород якобы собирается предаться Литве. Но тогда почему попутно были разгромлены Клин, Тверь и Торжок? Вот тут-то, как говорится, и "собака зарыта". Царь Иван – это плод всей истории "Московии", начиная с Андрея Боголюбского. Северо-западный поход Грозного стал кульминацией ненависти Неруси к Руси. Разгром Тверской земли ясно говорит, что Ивана IV вела родовая ненависть к противникам и конкурентам Москвы, старавшимся не гнуть шею перед Ордой. Этот поход – знаковая антиарийская акция, показательный антиевропейский геноцид (характерно, что в Клину и Твери наряду с местными жителями, издавна настроенными антимосковски, опричники истребляли и живших там литовских пленных, как возможных рассадников европеизма). Разделив страну на опричнину и земщину, царь тем самым намеренно обострил конфронтацию Неруси и Руси с целью окончательного истребления последней. В Новгороде Грозный ритуально, с ветхозаветной жестокостью, добивал Русь. Московская Нерусь стала "Великой Россией-Евразией".
Итак, первым на пути царя был Клин. "Домы, улицы наполнились трупами; не щадили ни жен, ни младенцев. От Клина до Городни далее истребители шли с обнаженными мечами, обагряя их кровию бедных жителей, до самой Твери…", – пишет Карамзин. Опричники окружили Тверь, а затем бросились громить и грабить город: "…бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары – воск, лен, кожи и пр., свозили в кучи, сжигали, а потом удалились", – читаем у Костомарова и далее у него же: "…вдруг опричники опять врываются в город и начинают бить кого попало: мужчин, женщин, младенцев, иных жгут огнем, других рвут клещами, тащат и бросают тела убитых в Волгу…". Затем та же участь постигла города Медный и Торжок, потом – "Вышний Волочек и все места до Ильменя были опустошены огнем и мечом…"(Карамзин).