Метаполитика - Ефимов Игорь Маркович (читать книги бесплатно txt) 📗
Все рассмотренные выше аспекты различных форм распорядительной функции позволяют сделать следующий вывод.
Расширение сферы частнособственнического распорядительства, дает немедленное возрастание экономической и военной мощи Мы, но полное господство этого принципа, торжество рыночно-денежных отношений чревато стремительным ростом неравенства, уменьшением числа реальных распорядителей, экономическими кризисами, социальной враждой, политической неустойчивостью и в конечном итоге ослаблением Мы.
Передача распорядительной функции в руки чиновно-служилого аппарата дает возможность стабилизировать положение; укрепить центральную власть, подавить внешние выражения вражды, связать огромные массы людей в единое Мы, но подобное Сужение я-могу распорядителя резко уменьшает отдачу его энергии, неизбежно ведет к экономическому спаду, к ослаблению боевого духа нации, так что в перспективе стабилизация может обернуться полным умиранием Мы или феодальным распадом.
Поэтому задача политического мышления состоит не в том, чтобы остановиться на той или другой форме, а в том, чтобы, ясно сознавая выгоды и опасности, заложенные в каждой, вырабатывать применительно к текущему историческому моменту оптимальное их сочетание.
Прослеживая историю видоизменений распорядительной функции, можно заметить примечательную закономерность: полное оттеснение распорядителя по праву собственности распорядителем по долгу службы можно встретить только в моменты перехода Мы из одной эры в другую. Таким предстает перед нами Древний Египет в начале своей оседло-земледельческой поры, таким же, судя по всему, был поначалу Древний Китай, не было собственников и в Мексике к моменту ее открытия европейцами. «Ни перуанцы, ни ацтеки и вообще ни одно индейское племя в период открытия Америки не дошло еще до представления о частной собственности на землю и передаче ее по наследству» (54, с. 64). Франки, норманны и турки, переходя к оседло-земледельческому существованию, тоже не могли придумать ничего иного, кроме превращения земельных участков в плодоносные источники «окладов» для военнослужащих. Дорийцы, осевшие в Пелопоннесе, очень скоро испытали на себе все бедствия, связанные с неограниченным торжеством частной собственности. «Господствовало страшное неравенство, толпы неимущих и нуждающихся обременяли, город, а все богатства перешли в руки немногих… Ликург, дабы изгнать наглость, зависть, злобу, роскошь, богатство и бедность, уговорил спартанцев объединить все земли, а затем… хранить имущественное равенство, превосходства же искать в доблести» (60, т. 1, с. 59). Превратив таким образом всех распорядителей в граждан-солдат на постоянном «пайке», поставляемом илотами, спартанцы добились стабилизации своего общества примерно на пятьсот пет. Какой ценой – это, конечно, другой разговор.
Заглядывая сейчас из XX века в далекое прошлое, нам нетрудно представить себе, какой опасной нелепостью должна была показаться древнему египтянину, вавилонянину или китайцу передача ирригационных сооружений в руки частных лиц или древнему мексиканцу – поручение строительства пуэбло чьей-то личной инициативе. Ибо мы тоже переживаем момент вступления в новую эру – индустриальную, и общественному сознанию наших дней тоже кажется в высшей степени рискованным ставить такие отрасли хозяйства, как, например, железнодорожный транспорт, энергоснабжение, тяжелое машиностроение, добычу ископаемых, в зависимость от произвола частного собственника, от неуправляемой стихии рыночных отношений. В памяти у нас слишком свежи мировые кризисы, мировые войны и такие всплески взаимной вражды, зависти, ненависти и злобы, которые под именем революций парижской, японской, китайской, турецкой, германской, русской, мексиканской, испанской, греческой, египетской, вьетнамской и прочих навсегда останутся в мировой истории кровавой метой на стыке двух эр. Именно осознание этой опасности привело к столь заметным победам социализма, в одних странах – к полным, в других – к частичным, выразившимся в национализации многих отраслей промышленности, в приходе к власти социалистических партий, в расширении плановой и корпоративной экономики.
Да, спорить с этим не приходится: во всем мире сейчас распорядитель-служащий заметно теснит распорядитепя-собственника. Однако было бы наивностью выдавать этот факт за его окончательную историческую победу. Даже в тяжелой индустрии и крупносерийном производстве, где распорядитель-собственник оказался явно несостоятельным, он был с большим успехом заменен не служащим, а корпорацией. В сферах же легкой промышленности, мелкосерийного производства, торговли, обслуживания все преимущества частнособственнического принципа обнаруживают себя с небывалой ранее наглядностью. В сельском хозяйстве владельцы небольших ферм тоже ухитряются получать от земли во много раз больше, чем чиновники, управляющие гигантскими колхозными латифундиями. Не следует также забывать, что кроме права собственности могут быть изысканы другие способы закреплять социальное я-могу не за местом, а за личностью распорядителя, например: заменам твердого оклада скользящим, зависящим от стажа, образования, проявленных способностей, успехов управляемого предприятия, или предоставление каких-то неденежных льгот за определенный объем заслуг перед обществом.
Зато все опасности, заключенные в чиновничьей форме распорядительства, грозят оказаться в индустриальную эру еще более серьезными, чем когда-нибудь раньше. Если труд современного рабочего довольно легко поддается нормированию, учету и справедливой оценке, то деятельность распорядителя практически ускользает от эффективного контроля. Директор современного завода, начальник строительного управления, заведующий банком – каждый из них своим небрежением или бездарностью может нанести экономике гораздо больший урон, чем двадцать чиновников земледельческой эры. Коррупции и взяточничеству нет больше нужды реализовываться в набитых золотом кисетах или пачках денег, передаваемых из-под полы: достаточно поставить две-три «законные» подписи на нужных бумагах – и все участники сделки дружно загребают из бездонного кармана государства! Специализация производства, невероятное усложнение техники превращают любую систему ревизий и проверок в бесплодную трату средств, ибо такие проверки требуют от ревизоров непосильно большого объема специальных знаний. Новые средства связи и сообщения дают, конечно, огромные возможности для централизации государства, но полное торжество принципов подчинения человека человеку, упрочение личных отношений в чиновничьей иерархии может вызвать к жизни угрозу распада Мы.
Международная напряженность сдерживает пока всякие центробежные и сепаратистские тенденции.
Однако рост миролюбивых устремлений в мире, усиление роли международных организаций, успехи разоружения – все это может привести в обозримом будущем к реальному ослаблению военной опасности. И вот тогда-то мы и увидим то, что многим сейчас покажется невероятным,- индустриальный феодализм.
Экономические предпосылки к этому проглядывают в особенностях организации многих современных фирм. Наподобие того, как раньше сеньор мог оказывать своим вассалам и сервам более существенную поддержку и покровительство, чем слабеющая королевская власть, так и теперь в некоторых странах служащий и рабочий чаще вынуждены обращаться за помощью к своей фирме, чем к государству. Социальное обеспечение, жилищное благоустройство, медицинское обслуживание, присмотр за детьми, организация досуга – все это крупная фирма постепенно берет на себя, привязывая тем самым человека все прочнее к себе и ослабляя его зависимость от государства. Больше того: в странах где основной объем распорядительства выполняется чиновниками, рынок никогда не может обеспечить своевременные поставки сырья и вспомогательного оборудования, поэтому там каждое крупное предприятие стремится обзавестись собственными подсобными конторами и цехами, пусть неэффективными, нерентабельными, зато своими, приближаясь постепенно по сути своей к тому, что в средние века называлось «натуральным хозяйством».
