Сундук истории. Секреты денег и человеческих пороков - Вассерман Анатолий Александрович (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Один из этих эффектов подробно исследовали в 1970-х великие математики – академики Виктор Михайлович Глушков и Леонид Витальевич Канторович (я в 1996-м в статье http://awas.ws/OIKONOM/COMM-COMP.HTM «Коммунизм и компьютер» перевёл некоторые их результаты с математического языка на человеческий). Они установили, сколь быстро растёт число арифметических действий, необходимое для решения задач балансировки – и тем более оптимимизации – производственного плана, с ростом числа названий изделий и деталей в плане. Оказалось, что век-другой назад можно было эффективно управлять предприятием с номенклатурой в несколько сот изделий (и сотнями деталей в каждом), современная академикам, вычислительная техника обеспечила управляемость при многотысячной номенклатуре, а экономикой современного государства (где названия изделий исчисляются десятками миллионов) невозможно будет распоряжаться из единого центра, даже если этот центр сможет использовать компьютеры размером в целую планету [40]. Знали бы это при Марксе – вряд ли он требовал бы обобществления ради централизации.
Чтобы цена не задиралась до несуразицы, расходы на разработку желательно разложить по большему числу готовых изделий. Существует минимальный размер рынка, при котором новинка окупится и выдержит конкуренцию. Зависит он в основном не от вида конкретной технологии, а от общего уровня развития. Сейчас в Западной Европе надо проектировать в расчёте на рынок с общей численностью населения не менее 400 млн человек. У нас – при относительно низкой оплате разработчиков – хватит и 200 млн. Но каждая из республик былого Союза меньше. Без создания Единого экономического пространства – в составе хотя бы Белоруссии, Казахстана, России, Украины – наши разработчики в скором будущем разорятся и исчезнут, а вслед за ними производителей задавят новинки из других регионов: ведь и Европейский Союз, и Североамериканская Зона свободной торговли достаточно велики, чтобы их разработки окупались уже на внутреннем рынке, а экспорт оказывается чистой сверхприбылью. Знали бы наши политики перестроечных времён об эффектах масштаба в экономике – не стряслось бы парада суверенитетов 1991-го.
Парниковый эффект на Земле невозможен [41]
Вначале января 2007-го СМИ сообщили: астрономы обнаружили потепление Марса. Опасность парниковых газов опровергнута не только физической теорией, но и прямым наблюдением.
Рамочная конвенция ООН об изменении климата принята 1992.05.09. Дата символичная: день победы над преступнейшей диктатурой омрачили победой над наукой и здравым смыслом. Кётский (старую столицу Японии мы обычно зовём Киото по аналогии с новой столицей Токё, где нам трудно отчётливо произносить безударное Ё) протокол от 1997.12.11 к конвенции – и вовсе шедевр корыстной лжи.
Протокол, открытый для подписания с 1998.03.16 до 1999.03.15, мог вступить в силу только после ратификации странами, ответственными более чем за 55 % выброса парниковых газов. Он заработал 2005.02.16 – через положенные 90 дней после передачи его хранителям 2004.11.18 российской ратификационной грамоты.
Федеральный закон № 128-ФЗ принят Государственной Думой 2004.10.22, одобрен Советом Федерации 2004.10.27, подписан президентом 2004.11.04. Это – результат жестокого торга: Европейский Союз, где концентрация экологического фанатизма наивысшая, выкрутил нам руки угрозой не пустить во Всемирную торговую организацию и давить торговыми санкциями.
В основе протокола – эффектная теория. Некоторые газы – в частности, углекислота и метан – изрядно поглощают инфракрасные – тепловые – лучи. По мнению сочинителей, чем больше этих газов в атмосфере, тем сильнее греется планета – как парник, накрытый стеклом, прозрачным для обычных лучей, но не для инфракрасных. Защита от глобального потепления – сокращение концентрации парниковых газов.
Квоты на выброс и система торговли ими в протоколе расписаны прежде всего для углекислоты. Хотя метан поглощает инфракрасное излучение несравненно эффективнее. При всей скромности его концентрации в атмосфере он вносит в гипотетический эффект куда больший вклад.
Эта странность – улика. Самое дешёвое топливо для тепловых электростанций – уголь. Да и разведанные запасы его на порядки больше, чем нефти и газа. В погоне за своей долей рынка нефтегазодобытчики уцепились за тот факт, что на единицу теплотворной способности уголь даёт больше углекислоты, чем водородосодержащие топлива. Заказали абсурдную теорию – и рыком наёмных истериков под эколозунгами добились её признания.
Передел рынка ТЭС мог бы и не начаться, если бы не волна гонений на ядерную энергетику. В глобальном политическом противостоянии 1980-х годов ущерб (включая число жертв) от взрыва реактора на Чернобыльской АЭС был преувеличен во многие тысячи раз. Хотя даже с учётом его – и испытательных взрывов бомб – ядерные технологии за всю свою историю выбросили в воздух куда меньше радиоактивности, чем даёт зола угольных ТЭС ежегодно.
Между тем в пересчёте на предполагаемую парниковость выброс метана при его добыче – а главное, попутно с добычей нефти – вполне сопоставим с углекислотой угольных ТЭС. А уж метан из коровьих желудков (где его выделяют бактерии, разлагающие целлюлозу травы до соединений, усваиваемых животным) кроет всю мировую энергетику, включая автомобильные моторы.
Парниковый эффект пытались точно измерить исследованием глубинных слоёв антарктического льда. Вмороженные в него пузырьки воздуха сохраняют древний состав. Концентрацию углекислоты можно измерить непосредственно, а соотношение изотопов кислорода указывает на температуру. Образцы, охватывающие полмиллиона лет, показали: концентрация углекислоты начинает расти через несколько лет после потепления и спадает через несколько лет после похолодания. Изменения состава атмосферы – включая нынешние – не причина, а следствие потепления.
Но ещё веселее то, что невозможность парникового эффекта на Земле доказал великий американский физик Робёрт Вуд ещё в 1908-м. Он сделал два идентичных парника, один накрыл стеклом, другой – каменной солью, пропускающей инфракрасные лучи. Температура в парниках оставалась строго одинакова. Но стоило раскрыть любой из них – он тут же резко остывал.
Земля слишком холодна, чтобы поток излучения, пропорциональный четвёртой степени абсолютной температуры, был заметен. Тепло от неё уносит воздух, от нагрева расширившийся и потому лёгкий. Покрытие парника – хоть стеклянное, хоть плёночное, хоть соляное – останавливает конвекционный поток воздуха, и тепло остаётся в парнике.
Примером пагубности парникового эффекта считают Венеру. Мол, она окутана облаками – и тепло не может излучиться. Но тамошняя атмосфера – в основном из углекислоты и водяного пара. При одинаковых условиях углекислота плотнее в 2,45 раза. Тяготение Венеры сепарирует атмосферу – обогащает углекислотой нижние слои, а наверху остаётся почти чистая вода. Даже раскалившись у поверхности до 250 °C, углекислота остаётся тяжелее воды и не может подняться ввысь, чтобы отдать тепло космосу.
Почти 78 % земной атмосферы составляет азот. Второй компонент – кислород (около 21 %) – лишь немногим тяжелей его. Земной гравитации не хватает, чтобы создать заметную разность составов по высоте атмосферы. Конвекция развивается беспрепятственно. От парниковости Землю спасает именно азот, чьи запасы слишком велики, чтобы человек мог их заметно сократить.
Марс, чья атмосфера тоже не поддаётся сепарации, также не наделён парниковым эффектом. Если он греется – значит, просто Солнце нынче активное.
По темпам нагрева Марса и прямым наблюдениям Солнца вычислено: нынешнее глобальное потепление продлится ещё лет десять. Затем пойдёт похолодание – с минимумом между 2050-м и 2060-м годом. Независимо от концентрации газов, ложно названных парниковыми.