Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Млечин Леонид Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
В те дни министерство обороны проводило учебные сборы высшего командного и политического состава армии во Львове на окружном полигоне. Министр обороны маршал Сергей Леонидович Соколов сделал доклад, за ним выступил начальник главного политуправления. 26 апреля во время перерыва начальник генштаба сообщил группе генералов, что в Чернобыле на атомной станции авария. Сказал он это совершенно спокойно. Никто не обратил внимания на это сообщение.
27 апреля на место аварии прибыла правительственная комиссия.
Генерал Князев:
«Наиболее компетентные ученые-атомщики не решались давать честные оценки и прогнозы, опасаясь вызвать раздражение у партийных руководителей. Тем, кто первым дал объективную оценку масштабов катастрофы, приказали замолчать. И только сотрудникам КГБ они не боялись раскрывать всю правду. Я сам провел несколько доверительных бесед с рядом видных атомщиков. На второй или третий день один из ученых сказал, что даже из Киева, а не только из 30-километровой зоны необходимо вывезти всех детей в возрасте до двенадцати лет, а также беременных женщин».
Генерал Князев о полученной информации ввиду ее огромной важности пытался доложить Степану Мухе. Но председатель комитета госбезопасности не брал трубку. Муха категорически запретил подчиненным напрямую обращаться в ЦК компартии Украины, Совет министров и другие органы республиканской власти. Но Князев все же рискнул, позвонил по закрытой связи председателю Верховного Совета УССР Валентине Семеновне Шевченко:
— Вы знаете, что я не имею права докладывать вам напрямую, но получена исключительно важная информация от ведущих атомщиков.
И рассказал, что ученые советуют вывезти из Киева детей и беременных женщин. Валентина Шевченко воскликнула:
— Ой! Да у меня же невестка скоро должна рожать!
Через три часа она вывезла невестку из Киева. Жители города волновались, а партийные руководители утверждали, что нет оснований для беспокойства.
Генерал-майор Александр Константинович Шарков:
«Высокопоставленные партийные чиновники боялись ответственности за случившееся, а еще больше боялись быть обвиненными в панических настроениях. Поэтому они всячески пытались преуменьшить трагичность положения, подвергая опасности здоровье и жизнь своих родных, не говоря уже о тысячах соотечественников.
1 мая Украина как ни в чем не бывало торжественно отмечала День международной солидарности трудящихся. На Крещатике на центральной трибуне собралось все политическое руководство республики. Первый секретарь ЦК Владимир Васильевич Щербицкий привел с собой внука, чтобы показать всем, что обстановка нормальная…
Было тепло, но очень ветрено. Ветер дул прямо с Припяти, и на столицу обрушилась масса радиоактивной пыли из разрушенного реактора. Тысячи участников праздника фактически подверглись радиоактивной атаке, но вместо того, чтобы сидеть в укрытиях или хотя бы дома, они жизнерадостно размахивали на улицах флажками и дышали “свежим весенним воздухом”…»
Генерал Князев:
«Атомщики утверждали, что людям следует как можно меньше находиться на открытом воздухе. Но даже несмотря на то, что накануне 1 мая роза ветров изменилась и потоки воздуха вместе с радиацией пошли на Киев, в столице Украины провели первомайскую демонстрацию. В этот день радиационный фон в Киеве в сто раз превышал естественный».
Только 2 мая в Чернобыль поехали Щербицкий и прибывшие из Москвы глава правительства Рыжков и секретарь ЦК Лигачев. Бросалась в глаза полная неготовность страны к ликвидации последствий ядерной катастрофы. Опять люди жертвовали своими жизнями и здоровьем, исправляя чужие ошибки и промахи.
Генерал Шарков:
«4 мая в два часа ночи я на служебной машине отправился в Чернобыль с опечатанным мешком секретной информации, доставленной из Москвы. В поселке Иванково меня встретил заместитель председателя КГБ УССР генерал-майор Георгий Кириллович Ковтун, руководитель временного оперативного штаба КГБ по контрразведывательному обеспечению работы правительственной комиссии. Вместе выехали в Чернобыль.
Погода стояла замечательная. Быстро светало. Ранняя весна и не по сезону жаркая погода способствовали буйному расцвету природы. И на фоне этой светлой оптимистической картины брошенные жилые дома с домашней утварью, бездомные домашние животные и полное отсутствие людей. Как в фильме ужасов!
По наивности я попросил у Ковтуна разрешения съездить в Припять, чтобы посмотреть на разрушенный реактор.
— Ты в своем уме? — ответил генерал. — Хочешь сгореть там за несколько минут? Еще неизвестно, чем для нас кончится пребывание здесь. Ты вот бегаешь без счетчика, а тут сплошные пятна радиации. Позвони домой, пусть жена немедленно отправит детей из Киева куда подальше. Я тебе лично разрешаю.
Подумалось: если вопреки устному распоряжению партийного руководства, запрещавшему коммунистам вывозить детей из столицы под угрозой исключения из партии, зампред КГБ дает такие рекомендации — обстановка действительно серьезная».
«Многие киевляне, — вспоминают украинцы, — потеряли друзей в других частях страны — нас боялись приглашать в гости, с нами не хотели встречаться. Мы стали вроде как прокаженные». Сплошной поток машин с детьми шел из Киева — отдавали сыновей и дочерей всем, кто соглашался принять. Только потом на заседании политбюро решили вывезти детей из Киева в санатории и базы отдыха в южных областях республики. Полмиллиона матерей с детьми эвакуировали из столицы Украины. Киев опустел.
«В первые дни сведениями о масштабах последствий аварии на ЧАЭС не владели советские ученые — атомщики, медики, — вспоминал генерал Николай Михайлович Голушко, который вскоре станет председателем КГБ Украины. — Как начальник дежурной службы КГБ СССР, куда немедленно поступала информация о происшествиях на всей территории страны, в числе первых я прочитал шифротелеграмму КГБ Украины от 26 апреля о случившемся пожаре и взрыве на Чернобыльской АЭС.
Она была чисто информационной, не особо тревожной. Авария ядерного реактора на атомной станции стала восприниматься как трагедия, когда на месте взрыва оказались ведущие специалисты-атомщики из Москвы…»
Главным научным консультантом в Чернобыле был академик Валерий Алексеевич Легасов, первый заместитель директора Института атомной энергии имени И. В. Курчатова. Директором был президент Академии наук Анатолий Петрович Александров.
Министерство среднего машиностроения, как вспоминал Валентин Фалин, безапелляционно утверждало (относительно атомных реакторов), что все-то у нас лучшее: и конструкция, и материалы, и системы управления. Оборудование — в отсутствие конкуренции — казалось вершиной технических достижений.
Валерий Легасов прилетел в Чернобыль в день аварии, 26 апреля, и провел там несколько месяцев. Как и другие атомщики, он словно пытался искупить очевидное легкомыслие, с каким в нашей стране относились к атомной энергетике.
За два года до аварии Легасов уверенно писал:
«Можно смело сказать, что ядерная энергетика наносит существенно меньший ущерб здоровью людей, чем равная по мощности энергетика на угле… Специалисты, конечно, хорошо знают, что устроить настоящий ядерный взрыв на ядерной электростанции невозможно, и только невероятное стечение обстоятельств может привести к подобию такого взрыва, не более разрушительному, чем артиллерийский снаряд».
Валерий Алексеевич пришел в курчатовский институт аспирантом. Путь наверх лежал через кресло секретаря парткома института. Легасов очень старался, неукоснительно исполнял указания партийных инстанций, «воспитывал» несознательных ученых, требовал, чтобы, скажем, осудили выдающегося физика-теоретика и человека высоких моральных принципов академика Михаила Александровича Леонтовича за его «неправильные» политические высказывания.
В тридцать шесть лет Легасов стал доктором химических наук — и сразу заместителем директора. Через четыре года получил Государственную премию. В сорок пять лет его избрали академиком. Затем дали Ленинскую премию и за год до Чернобыля ввели в состав президиума Академии наук. Анатолий Александров видел его своим преемником на посту директора института, а может быть, не только института…
