Шпионы XX века - Найтли Филлип (чтение книг txt) 📗
На практике ЦПШ действовал не столь эффективно, как планировалось. Для начала Мортон перенес в новое ведомство свойственную СИС одержимость секретностью. ЦПШ располагался в новом здании и был связан со штаб-квартирой СИС и резиденцией «С» туннелем. Вывеска гласила: «Департамент экспортного контроля», позже её заменили на традиционное для СИС прикрытие «Бюро паспортного контроля». Штат Мортона состоял сплошь из майоров и полковников, все они являлись выпускниками либо Итона, либо Харроу, все были одеты в черные пальто, полосатые брюки и котелки, все носили плотно скрученные зонтики. Замечательное зрелище можно было наблюдать на Бродвее каждое утро ровно в 9.30. Майор Мортон дефилировал с зонтиком в руке по улице, подходил к конторе, становился по стойке «смирно», нажимал зонтиком на дверной звонок и проходил внутрь.
Женская часть персонала состояла из сестер или дочерей военных или сотрудников Форин офис. Все они получили образование в Роидине, Сент-Годрике или в Швейцарии и были одеты в твидовые юбки и желтовато-коричневые свитера. Изредка в ЦПШ брали на должности младших помощников девушек, рекомендованных начальницей одной из школ, курируемых сестрами-благотворительницами. Эти девушки должны были разбираться в армейских знаках различия, званиях, названиях подразделений и знать наизусть их историю. Частью собеседования был тест, когда юная кандидатка должна была правильно переставить обозначения подразделений.
Одна из этих барышень, Гвинн Кин, предупрежденная о бдительности, захлопнула дверь своей конторы перед носом человека, представившегося как «мистер Стэнли Болдуин». Позже она вспоминала: «Я не знала, кто это, хотя лицо этого человека показалось мне знакомым. Но я точно знала, что это не Стэнли Болдуин». Этим человеком в действительности оказался Уинстон Черчилль, он потом прислал в подарок Гвинн Кин сумочку из крокодиловой кожи с запиской: «Нашей маленькой сторожевой собачке»(6).
То, что Черчилль, находившийся в ту пору в рядах оппозиции, имел доступ в секретное учреждение, являлось следствием забавного соглашения, вытекающего из того факта, что Черчилль был близким другом Мортона и его соседом в Кенте. Мортон не мог спокойно слушать высказывания Черчилля о грядущей войне, не испытывая при этом желания исправить приводимые им статистические данные. Однако глава ЦПШ не имел возможности это сделать, так как таким образом была бы использована секретная информация. Поэтому Мортон пошел к премьер-министру Рамсэю Макдональду и объяснил сложившуюся ситуацию. Макдональд решил, что пусть лучше Черчилль в своих оппозиционных высказываниях опирается на факты, чем на свое богатое воображение, и дал Мортону разрешение знакомить Черчилля с основными разведданными(7).
Пришедшие затем к власти премьер-министры Стэнли Болдуин и Невилл Чемберлен придерживались аналогичной позиции. Таким образом, в 30-е годы Черчилль имел доступ к потоку разведывательной информации, включая – поскольку Мортон интерпретировал данное ему разрешение в самом широком смысле – огромное количество материалов СИС. Этим объясняется живейший интерес Черчилля к деятельности спецслужб в те времена, когда он сам стал премьером, и поскольку он разделял озабоченность СИС коммунистической угрозой, то разделял и её недоверие и подозрительное отношение к СССР. (Ллойд Джордж сказал однажды, что «Черчилль озабочен коммунизмом».)
Сконцентрированность СИС на коммунистической угрозе повлияла также на её кадровую политику и косвенным образом усугубила низкую эффективность организации. В 30-е годы, когда в целом в стране начали превалировать левые настроения, СИС вопреки этому набирала на работу таких людей, которые выступали за сохранение Британской империи, незыблемость установившихся в обществе порядков, за защиту привилегий и доставшегося в наследство благосостояния. Для них коммунизм был не просто политической теорией, а ненавистным символом веры, и любой шаг влево рассматривался как предательство всех лучших британских традиций. В тот период все студенчество было заражено радикальными идеями, поэтому набор кадров из университетов исключался начисто. Это привело к курьезной ситуации, когда русские супершпионы были завербованы в британских университетах на несколько лет раньше, чем СИС собралась сделать то же самое.
Предубежденность против интеллектуалов и радикалов не имела границ. Сотрудник СИС, поступивший на работу в разведку после начала войны, вспоминал об одном случае, который показывает, какие абсурдные меры принимались для того, чтобы «удержать в стороне леваков». Он узнал, что поэт Эдвин Мьюир работает в продовольственном управлении в Шотландии, и назвал его имя своему коллеге в качестве кандидата на работу. Тот ответил: «Его кандидатуру уже рассматривали и отвергли по политическим соображениям. Он коммунист». Когда сотрудник запротестовал и сказал, что это неправда, коллега возразил: «Ну, может, он и не совсем коммунист, но тем не менее он подозрителен. Это человек, который хорошо относится к беженцам, поэтому ему здесь не место»(8).
В ряды СИС набирали представителей высших слоев британского общества, людей, которые не только защищали привычный им образ жизни, но и сами формировали его. Особенности этих людей хорошо описаны Битхэмом Суит-Эскоттом в его книге «Незнакомая Бейкер-стрит», где он рассказывает о своей вербовке. Суит-Эскотт поступал на службу в УСО, но его рассказ вполне подходит к СИС. Его провели в пустую комнату в Министерстве обороны, где сидел одетый в штатское офицер, «очень похожий на Шерлока Холмса». Офицер поинтересовался его биографией, затем сказал: «Я не знаю, чем конкретно вы будете заниматься, но, если вас возьмут, вы не должны бояться совершить подлог или убийство».
Историк лорд Дакре (Хью Тревор-Роупер), пришедший в СИС во время войны, был поражен уровнем сотрудников, принятых в штат до войны: «Мне показалось, что профессионалы были довольно глупы, а некоторые очень глупы. Они разделялись на две категории: «лондонцы», представленные элегантными молодыми людьми из высших слоев общества, привлеченные на работу в разведку исходя из доверия к ним своего класса. Говорили, что их набрали в фешенебельных клубах «Будлс» и «Уайтс», и мне кажется, в этом есть доля истины… Затем идут полицейские из Индии… По моему мнению, их выделяла фантастическая глупость. В социальном плане они резко отличались от клубных мальчиков. Им не было доступа в мир «Уайтс» и «Будлс». На них смотрели скорее сверху вниз»(9).
Лесли Николсон, сотрудник СИС в Праге, описывал мне, что значило работать с этими людьми. Он пришел в СИС из разведывательной секции британского оккупационного корпуса в Висбадене в 1930 году, прослушал трехнедельный курс по средствам связи, шифрам и кодам, а также способам ведения бухгалтерского учета, принятого в СИС. И только по дороге в Вену, где он должен был встретиться с резидентом СИС, «одним из самых опытных специалистов», Николсон сообразил, что никто ему не сказал, а чем он, собственно, должен заниматься. От своего коллеги в Вене помощи в этом вопросе он также не дождался. Тот вволю накормил Николсона баснями о его предшественниках: один был алкоголиком и закончил свою карьеру в полицейском участке с портфелем, набитым документами, полученными из Лондона; другой, выпускник муниципальной школы, подрался из-за девицы и тоже попал в участок. Резидент СИС показал Николсону досье, в которых содержалась в основном переписка с Лондоном. Наконец Николсон спросил: «Слушай, а не мог бы ты дать мне пару практических советов?» «Самый опытный сотрудник» озадаченно посмотрел на него, затем сказал: «Не думаю, что могу чем-либо помочь. Тебе придется разбираться самому»(10).
Николсон обнаружил, что львиную долю времени у него отнимает работа по поддержанию имиджа агента по экспорту и импорту. В совокупности с необходимостью писать ежемесячные отчеты это оставляло мало времени собственно на разведывательную деятельность. Тем не менее он ухитрился создать небольшую агентурную сеть из людей, которые знали, что он может заплатить за сведения о передвижениях войск, производстве вооружений или новых изобретениях в военной области. Вполне вероятно, впрочем, что эти люди продавали информацию и другим, потому что англичане славились своей скаредностью: однажды Николсон предложил 10 фунтов за сведения о передвижении войск, за которые, как он узнал позже, его немецкий коллега отдал 50 фунтов.
