Конец означает начало - Роговин Вадим Захарович (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Несмотря на несоизмеримость сил воюющих сторон (СССР использовал в войне против финнов в общей сложности 1,2 млн человек, тогда как численность всего населения Финляндии не превышала 4 млн человек), наступление советских войск захлебнулось уже в первую неделю войны. Продвижение Красной Армии в Финляндии продолжалось лишь несколько дней, когда ей оказывали сопротивление отдельные пограничные отряды. Продвинувшись вглубь Финляндии в разных районах на 20—140 км, 10 декабря советские войска подошли к переднему краю финского укреплённого района, где вынуждены были остановиться и перейти к обороне. Вслед за этим на ряде участков фронта началось отступление Красной Армии, при котором финские войска захватили большие трофеи. Попытка прорыва линии Маннергейма закончилась 22 декабря, когда наступательные действия Красной Армии приостановились. Пользуясь тем, что стрелковые советские войска, как правило, не умели ходить на лыжах, небольшие группы финских лыжников, прорывавшиеся ночью, а иногда и днём в тыл советских войск, имея десяток пистолетов-пулемётов, нападали на советские части, располагавшиеся, как правило, на дорогах или возле них, и наносили им внушительный урон. Две советские дивизии были окружены противником, блокированы и понесли большие потери в людях и материальной части [408].
Война обнаружила неподготовленность Красной Армии к боевым действиям в условиях наступивших лютых морозов (зима 1939/40 года оказалась крайне суровой, морозы достигали временами 50 градусов). «На финнах тулупы, подбитые овечьими шкурками, и шапки белые бараньи из США,— записывала в своём дневнике тщательно следившая за ходом боевых действий А. М. Коллонтай.— Наши замерзают стоя» [409].
Оказавшись перед лицом потери военного престижа во всём мире, Сталин резко усилил группировку советских войск на финском фронте. Из запаса без объявления мобилизации было призвано несколько сот тысяч человек, в том числе 50 тыс. начальствующего состава [410]. Против Финляндии было задействовано 52 дивизии общей численностью около миллиона человек. Им противостояло 400 тысяч солдат и офицеров финских регулярных войск и военизированных частей (щюцкоровцев). По боевой технике Красная Армия имела тройное, а по танкам и авиации — абсолютное превосходство. В марте 1940 года в боевых действиях участвовало пять советских армий, на вооружении которых было 11 266 орудий и минометов, 2998 танков и 3253 самолёта [411].
Активные военные действия возобновились в феврале 1940 года, когда был осуществлён прорыв линии Маннергейма. Добившись этого, Сталин решил увенчать войну торжественным ритуалом. «В феврале 1940 г.,— писал Троцкий в набросках к книге «Сталин»,— газеты сообщали, что Сталин выехал в Ленинград для празднования 22-летнего юбилея Красной Армии. Это сообщение крайне поучительно. К этому дню надеялись подготовить захват Выборга и придать празднованию особенно торжественный характер с участием Сталина. Если этого чисто парадного участия Сталина в событиях финляндской войны не произошло, то потому, что не удалось захватить Выборг своевременно, т. е. в указанный юбилейный срок» [412].
Победа Советского Союза в 105-дневной войне была достигнута ценой чудовищных потерь. Безвозвратные людские потери СССР в советско-финской войне составили 126 875 человек, из них убитыми — 71 214 человек, умершими в госпиталях — 16 292, пропавшими без вести — 39 369 [413]. Это число в несколько раз превышало потери финских вооружённых сил. Финнами было уничтожено около 800 советских самолётов [414].
Уже в ходе войны наиболее проницательные аналитики пришли к выводу, что неудачи советских войск ещё более тесно привязывают Советский Союз к Германии. Как подчёркивалось в меморандуме советника германского посольства в СССР Типпельскирха от 25 января 1940 года, «Советское правительство в настоящее время приходит к осознанию того, что трудности войны отрезвляюще подействовали на оценку своего мнимого превосходства и собственных достижений… Исключительные трудности и неудачи, особенно в связи с правительством Куусинена, являются для Советского Союза и Коминтерна своеобразным предостережением. Отсюда напрашивается вывод, что союзнические отношения с Германией имеют для Советского Союза в данное время исключительное значение» [415].
Язвительные замечания по поводу советских неудач в «зимней войне» часто встречаются в дневниках Геббельса. «Финская кампания, а особенно наблюдающиеся до сих пор неудачи очень навредили России,— записывал он 23 января 1940 года.— Особенно глупости с правительством Куусинена». Спустя несколько месяцев Геббельс отмечал, что в Москве «не особенно-то расхваливают наши успехи, чтобы в связи с финской кампанией не выглядеть слишком жалкими. В остальном же никакого омрачения германо-русских отношений констатировать нельзя. Сталин твёрдо остаётся с нами, несмотря на все лондонские соблазны» [416].
Конечно, из хода и итогов советско-финской войны в Берлине были сделаны и более серьёзные выводы. Историки второй мировой войны сходятся на том, что обнаружившиеся в «зимней войне» слабые стороны Красной Армии явились одним из главных факторов, побудивших Гитлера к нападению на СССР. «Русские в течение всей войны проявили такую тактическую неповоротливость и такое плохое командование, несли такие огромные потери во время борьбы за линию Маннергейма,— писал Типпельскирх,— что во всём мире сложилось неблагоприятное мнение относительно боеспособности Красной Армии. Несомненно, впоследствии это оказало значительное влияние и на решения Гитлера» [417]. Английский историк Буллок замечает: «Ничто не могло с большей силой убедить его [Гитлера] в 1941 году, что он может поставить (пари.— В. Р.) на победу над русскими за одну кампанию, чем то, как они провели войну с финнами» [418].
К подобным выводам приходил в своих мемуарах и Хрущёв. «Если бы мы финнов не тронули и договорились как-то без войны,— писал он,— то о нас имелось бы за рубежом иное представление. Ведь если Советский Союз еле-еле справился с Финляндией, с которой Германия расправилась бы очень быстро, то что останется от СССР, если на него двинутся немецкие войска, вышколенные, отлично организованные, имеющие хороших командиров, сильную боевую технику и большие массы военнослужащих? Гитлер рассчитывал, что расправится с СССР в два счёта. Так родился курс на молниеносную войну и план „Барбаросса“, основанные на самоуверенности. Питала эту самоуверенность в немалой степени злополучная, неудачно проведённая нами финляндская кампания» [419].
Чтобы избежать дальнейших позорных провалов и вовлечения в войну Англии и Франции, Советское правительство в январе 1940 года приняло решение приступить к мирным переговорам с Финляндией, избрав наиболее подходящую для этого фигуру — советского посла в Стокгольме А. М. Коллонтай. Этот выбор был тем более удачен, что на конфиденциальном, специально устроенном ужине один из шведских министров предложил Коллонтай посредничество шведов для мирного завершения военного конфликта. Незадолго до этого состоялось назначение финского министра иностранных дел Эркко послом в Стокгольм. Главной целью этого назначения было ведение переговоров с Коллонтай.
Однако недоверие, присущее Сталину по отношению к старым большевикам, привело к тому, что главным лицом, ведущим переговоры, оказался второй секретарь советского посольства в Хельсинки Ярцев, настоящее имя которого было Рыбкин, полковник НКВД. Ему было предоставлено право вести переговоры на высоком уровне, не давая об этом отчётов Коллонтай. Она была обязана лишь «помогать» ему.
Вслед за Ярцевым в Стокгольм прибыла финская писательница Хейла Вуолийоки, работавшая на советскую разведку. Она вела переговоры с Рыбкиным в закрытой для всех комнате шифровальщика советского посольства, не ставя в известность об их содержании Коллонтай, формально уполномоченную Молотовым на ведение советско-финских переговоров.
В те дни Коллонтай записывала в своём дневнике: «Всё больше совещаются за моей спиной Ярцев и Вуолийоки. Часами строчат донесения в Москву, а о чём — не говорят. Она и Ярцев не доверяют искренности шведов. Тем более не доверяют мне… Зачем Таннер (новый министр иностранных дел Финляндии) прислал сюда Вуолийоки? Может быть, у неё есть поручения не только из Хельсинки? Мне она не помощь, а эти совещания за моей спиной в секретной части советского полпредства меня нервируют и злят» [420].
