О Китае - Киссинджер Генри (чтение книг .txt) 📗
Ну а вдруг США готовы дать то, что Мао назвал «полным обедом»? Ответ на этот вопрос не прозвучит до 1972 года, когда президент Никсон начнет свои заходы в отношении Китая.
Ким Ир Сен и начало войны
Жизнь шла бы своим чередом, каждый вел бы свою игру еще несколько, а может быть, и много лет, пока два патологически подозрительных абсолютных правителя тестировали друг друга, приписывая один другому свои собственные мотивы. Но вместо этого Ким Ир Сен, северокорейский лидер, над которым Сталин подсмеивался во время первой встречи с Мао в декабре 1949 года, вступил в геополитическую драчку с потрясающими результатами. Во время московской встречи Сталин как бы в насмешку предположил: единственная угроза миру может исходить от Северной Кореи, если «Ким Ир Сен решит вторгнуться в Китай» [183].
Но Ким Ир Сен решил по-другому. Он предпочел вторгнуться в Южную Корею и по ходу дела поставил крупные страны на грань глобальной войны, а Китай и Соединенные Штаты втянул в настоящую военную конфронтацию.
До вторжения Северной Кореи в Южную никто и подумать не мог о том, что Китай, едва оправившийся от гражданской войны, начнет войну с обладающей ядерным оружием Америкой. Причиной этой войны стала подозрительность двух коммунистических гигантов в отношении друг друга, а также способность Ким Ир Сена, хотя и полностью зависящего от его несравнимо более мощных союзников, манипулировать их взаимной подозрительностью.
Корея, включенная в состав Японии в 1910 году и быстро ставшая трамплином для японских вторжений в Китай, в 1945 году после поражения Японии была оккупирована на севере советскими войсками, на юге – американскими. Разделявшая их линия, 38-я параллель, оказалась спорной. Она просто отражала пределы, которых армии двух государств достигли в конце войны [184].
Когда оккупационные войска в 1949 году вывели, а бывшие оккупационные зоны стали полностью независимыми государствами, ни одно из них не чувствовало себя спокойно в новых границах. Их правители, Ким Ир Сен на Севере и Ли Сын Ман на Юге, всю жизнь провели в борьбе за дело своего народа. Они не видели причин оставить его в данной ситуации, поэтому оба претендовали на руководство всей страной. Военные столкновения вдоль разделительной полосы происходили весьма часто.
Начав сразу же после вывода американских войск из Южной Кореи в июне 1949 года, Ким Ир Сен на протяжении 1949 и 1950 годов пытался убедить и Сталина, и Мао согласиться на полномасштабное вторжение в Южную Корею. Вначале оба отвергли его предложение. Во время визита Мао Цзэдуна в Москву Сталин спросил мнение Мао относительно такого вторжения, и Мао, хотя и положительно отнесшийся к его конечной цели, посчитал риск американского вмешательства слишком высоким [185]. Он полагал, что любой план захвата Южной Кореи должен быть отклонен до завершения гражданской войны в Китае путем завоевания Тайваня.
Но именно эта китайская цель и послужила мотивацией для плана Ким Ир Сена. Несмотря на двусмысленность американских заявлений, Ким Ир Сен был убежден в том, что Соединенные Штаты вряд ли смирятся с двумя победами коммунистов. Поэтому он торопился добиться своих целей в Южной Корее, до того как Вашингтону придет в голову мысль о возможности китайского успеха в захвате Тайваня.
Несколько месяцев спустя, в апреле 1950 года, Сталин пересмотрел свою прежнюю позицию. Во время визита Ким Ир Сена в Москву Сталин дал зеленый свет просьбе Кима. Сталин подчеркнул свою убежденность в том, что Соединенные Штаты не станут вмешиваться. В советском дипломатическом документе это описывается следующим образом:
«Товарищ Сталин подтвердил Ким Ир Сену, что международная обстановка достаточно изменилась, чтобы позволить более активные действия по объединению Кореи… Теперь, когда Китай подписал союзнический договор с СССР, американцы не будут столь решительны в противостоянии с коммунистами в Азии. В соответствии с поступающей из США информацией это действительно так. Преобладает настрой не вмешиваться. Этот настрой подкреплен фактом того, что СССР сейчас обладает атомной бомбой и что наши позиции в Пхеньяне упрочились» [186].
Записи прямого китайско-советского диалога на эту тему отсутствуют. Ким Ир Сен и его посланники стали инструментом, при помощи которого два коммунистических гиганта общались друг с другом по Корее. И Сталин, и Мао вели игру за установление доминирующего влияния в Корее или как минимум старались не допустить, чтобы другая сторона получила такую возможность. В ходе этого процесса Мао согласился передать до 50 тысяч войск из числа этнических корейцев, служивших в подразделениях Народно-освободительной армии Китая, Северной Корее вместе с их вооружениями. Руководствовался ли он тем, чтобы поощрить план Ким Ир Сена или подтвердить свою идеологическую поддержку, ограничив тем самым общие китайские обязательства? Какими бы ни были конечные намерения Мао, практическим результатом стало значительное усиление военных позиций Пхеньяна.
В ходе дебатов в стране по поводу Корейской войны речь Дина Ачесона по вопросам азиатской политики в январе 1950 года подверглась большой критике за то, что в ней Корея оказалась за пределами американского «оборонительного периметра» в Тихоокеанском регионе, тем самым как бы давался «зеленый свет» северокорейскому вторжению. Речь Ачесона в части оценок американских обязательств в районе Тихого океана не явила ничего нового. Генерал Дуглас Макартур, командующий американскими войсками на Дальнем Востоке, в своем интервью в Токио в марте 1949 года таким же образом поместил Корею за пределы американского оборонительного периметра:
«Сейчас Тихий океан стал англо-саксонским озером, и наша линия обороны лежит по цепи островов вдоль берегов Азии.
Она начинается с Филиппин и продолжается через архипелаг Рюкю, включающий свой главный бастион – Окинаву. Затем она отклоняется назад через Японию и цепь Алеутских островов до Аляски» [187].
С тех пор Соединенные Штаты вывели большую часть своих войск из Кореи. Конгресс как раз рассматривал законопроект о помощи Корее, где он встретил большое сопротивление. Ачесону оставалось лишь повторять схемы Макартура, заявляя, что «военная безопасность в Тихоокеанском регионе» включает «оборонительный периметр, проходящий вдоль Алеутских островов до Японии и далее идет к островам Рюкю… а от островов Рюкю к Филиппинским островам» [188].
На конкретный вопрос о Корее Ачесон представил двойственный расчет, отражающий тогдашнее состояние американской неопределенности. Ачесон рассуждал так: теперь, когда Южная Корея стала «независимым и суверенным государством, признанным почти всем остальным миром», «наша ответственность носит более прямой характер, а наши возможности все более отчетливо видны» (хотя, в чем заключались эти ответственность и возможности, Ачесон не уточнял – особенно вопрос об обороне на случай вторжения). Он лишь предположил, что если бы случилось вооруженное нападение в районе Тихого океана не непосредственно к югу или к востоку от американского оборонительного периметра, то «с самого начала следовало бы полагаться на самих людей, которые подверглись нападению и которые должны дать ему отпор, а затем на обязательства всего цивилизованного мира в соответствии с Уставом Объединенных Наций» [189]. В этом контексте сдерживание требует ясности относительно намерений страны – в речи Ачесона об этом ни слова.
Никаких особых ссылок в этом плане на речь Ачесона ни в китайских, ни в советских документах не появилось. Недавно ставшие доступными дипломатические документы предполагают, однако, что Сталин частично основывал свою смену позиции доступом к содержанию документа СНБ-48/2, который его шпионская сеть, возможно, получила через британского перебежчика Дональда Маклина [190]. В этом докладе Корея также была представлена в отрыве от оборонительного периметра США. Так как документ являлся совершенно секретным, к нему советские аналитики, по-видимому, отнеслись с особым доверием [191].
