Избранные сочинения Том V - Бакунин Михаил Александрович (е книги .txt) 📗
Возможно, наоборот, что после этого с'езда, благодаря некоторого рода естественной реакции, революционно-социалистическое движение станет еще сильнее в Италии.
Но отсюда не следует, что мы должны покориться философски торжеству, даже временному, Мадзини. Во-первых, это торжество может длиться слишком долго, а затем, вообще, „никогда не надо позволять своим врагам торжествовать, когда имеешь возможность помешать им это, или, по крайней мере, уменьшить их торжество". Бороться смертным боем со своим противником, не давать ему ни покоя ни отдыха есть доказательство энергии, жизненности и нравственности, какие обязана иметь всякая живая партия, как по отношению к самой себе, так и по отношению, ко всем своим друзьям. Партия достойна жить, и способна победить только при этом условии. Наконец, есть другое соображение, гораздо более важное, и которое должно заставить всех наших друзей ехать в Рим, чтобы бороться против Мадзини, против его клевет и его вредного учения: это пагубное действие, какое этот с'езд итальянского пролетариата, если он будет проведен согласно желаниям Мадзини, не преминет произвести за пределами Италии на революционный пролетариат всего мира.
Италия, представленная на этот раз не правительством, не оффициальными и привилегированными классами, а рабочими представителями народа, опозорит себя, публично приняв сторону реакции против революции.
Представьте себе, что должны будут почувствовать революционные социалисты всех стран, когда они узнают, что этот народный с'езд оскорбил и проклял Коммуну и Интернационал и что, осудив Италию осуществить идеи Мадзини, он решил сделать из нее новый теологический Китай в Европе!
Вот, чему надо помешать, чему вы должны помешать. Я скажу вам потом, как вы можете и должны будете сделать это; а пока рассмотрим послание Мадзини. Я никогда не читал ничего более вкрадчивого, более иезуитского, чем. это послание. Оно начинается с уверения в уважении к воле и самодеятельности мысли народа.
Я не присваиваю себе права — говорит Мадзини — управлять вами и выступать за вас (ложь! все это послание стремится к этой цели); слишком много людей говорят ныне от вашего имени и повторяют высокомерную русскую фразу:
„Нужно научить рабочего , что он должен хотеть" (клевета! ни один русский социалист никогда не говорил этого, ни один революционный социалист не мог этого говорить. Это Мадзини, а не мы, преподает „обязанности", т. е. учит, что надо хотеть). Но мне кажется —
продолжает он (слушайте!) — что я могу сказать вам, чего хорошая и искренно итальянская часть нации ждет от вас.
Что вы скажете на это? Можно ли быть большим иезуитом, более лукавым? Мадзини не хочет управлять рабочими; но в то же время он об'являет им, чего хорошие и искренние итальянцы ждут от них.
Не правда ли, это значит заранее заявить, что, если резолюции с'езда будут противоположны тому, чего хотят от него эти „хорошие" или даже только будут отличаться от того, чего они ждут, они будут дурными и анти-итальянскими. Но что же подразумевает он под словом „управлять"?
И какая эта „хорошая, и искренняя итальянская" часть народа, от имени которой он чувствует себя в праве говорить?
Это не может быть, конечно, итальянский пролетариат, так как рабочие делегаты на с'езде должны знать его стремления и желания гораздо лучше, чем Мадзини. Следовательно, это должна быть итальянская буржуазия, если только это не исключительно мадзинистская партия, т. е. сам Мадзини.
Послушаем советы Мадзини:
Вы должны — говорит он — ратифицировать снова ваш договор и учредить, как представительницу его, такую власть, которая обладала бы условием действительной, мощной и длительной жизни. И это самое важное , что вы могли бы сделать. (Еще бы. Власть, уничтожающая всякую свободу! Вот по крайней мере, чистый модзиниянизм!) С того дня, как вы сделаете это, начнется коллективная жизнь итальянских рабочих.
Стало быть, коллективная жизнь не в народных массах, эти массы, по мнению Мадзини, лишь механический агрегат личностей, общественность существует только у власти и может быть представлена только ею. Мы постоянно наталкиваемся на эту проклятую фикцию государства, которое поглощает, и сосредоточивает в себе естественную — коллективную жизнь народа и которое по этому самому, вероятно, и считается ее представителем, как Сатурн представлял своих сыновей, по мере того как он пожирал их.
Таким образом, продолжает Мадзини, вы создадите орудие, чтобы при помощи его дружно идти вперед. (Т. е. вы создадите себе начальство, которому исключительно будет принадлежать всякая инициатива и без позволения которого вы не сможете сделать ни одного шага. Вы превратите всех итальянских рабочих в пассивное и слепое орудие в руках Пророка). И вы сможете тогда (но только тогда, и это понятно) создать связь с своими братьями других стран, которую мы все желаем и хотим (кто все? мадзинисты при помощи смешной, потому что бессильной системы, установленной Республиканским Союзом Мадзини — Alleanua Republicana), но связь, признанную национальной конценцией (т. е. Союз, заключенный и признанный исключительно центральной властью, против всей рабочей массы), и не входя в качестве отдельных личностей или небольших групп в огромные иностранные, плохо организованные общества (тут речь идет об Интернационале), которые начинают вам говорить о свободе, чтобы неизбежно притти к анархии и деспотизму центра и города, в котором находится этот центр. (Анархия, это мы, сторонники уничтожения государства в Интернационале; деспотизм — немцы в Интернационале и Лондонский Генеральный Совет, сторонники централизации, народного государства).
Мадзини любит деспотизм, он слишком пророк, слишком жрец, чтобы не обожать его; только, из уступая духу времени он называет его „свободой". Мадзини хочет римский деспотизм, но не лондонский; а мы не жрецы и не пророки и одинаково отвергаем как лондонский, так и римский деспотизм.
Весь этот параграф имеет главной целью сделать невозможным учреждение Интернационала в Италии. Он определенно запрещает как личностям, так и местным рабочим группам примыкать к Интернационалу, и установить прямую братскую связь с ним. Он дает это право только правящей и центральной власти, — благослови ее, Господи, и чорт ее побери! — которая будет установлена в Риме; что неизбежно приводит к уничтожению автономии инициативы, независимой жизни, мысли и действия, словом, свободы всех местных рабочих организаций и всех итальянских рабочих, взятых в отдельности.
Что касается связи с Интернационалом, то нечего опасаться, чтобы „Центральная Комиссия", руководимая Мадзини, заключила братский союз с этим „иностранным сообществом", которое проповедует принципы диаметрально противоположные принципам итальянского Пророка. Отсюда неизбежно последует абсолютное одиночество итальянского пролетариата, который будет находиться в стороне от огромного солидарного движения европейского и американского пролетариата.
Этого именно и хочет Мадзини. Это будет смертью Италии, нов то же время торжеством мадзинистского Бога.
Очевидно боясь, чтобы какие нибудь анти-мадзинистские элементы, какая нибудь социалистическая или атеистическая мысль не проникли на с'езд, Мадзини принимает предосторожности. Он советует выработать прогрессистский порядок дня, — это слово „прогресситский" в данном случае поистине смешно и употреблено здесь, очевидно, только для того, чтобы пустить пыль в глаза рабочим и повторить лишний раз одно из любимых выражений святейшей мадзинистской теологии, — итак, значит, прогрессистский порядок дня, который должен исключить из обсуждения с'езда все религиозные, политические и социальные вопросы: Мадзини полагает, что он недостаточно еще магнетизировал итальянских рабочих и, следовательно, боится, что они уступят своим естественным инстинктам и примут сторону свободы против лжи мадзинистской теологии.
