Избранные сочинения Том V - Бакунин Михаил Александрович (е книги .txt) 📗
Резюмируем в нескольких словах его предложения рабочим Италии:
1. Он предлагает им опозорить себя и отделиться от всего мира, отмежеваться от революции, предав торжественно анафеме Парижскую Коммуну и Интернационал. В вознаграждение за это он не позволяет им даже, заметьте, высказаться за Республику и навязывает Им эту двусмысленную фразу — „они должны держаться в стороне от всех великих политических и нравственных вопросов, волнующих страну";
2. Он предлагает рабочим Италии самим уничтожить себя, отказавшись от своих мыслей, от своей жизни в пользу Центральной Комиссии, которая будет управляться исключительно Мадзини.
Последствия:
а) Римский с'езд опозорит Италию и бросит ее в сторону реакции против революции;
б) Он выроет пропасть между передовой и революционной молодежью и пролетариатом Италии во вред обоим;
в) Он парализует всякое идейное движение, и всякую деятельность, всякое проявление самостоятельной жизни внутри рабочих масс, так как движение и жизнь возможны только там, где существует полная независимость местных рабочих товариществ: а внутренняя организация, предлагаемая Мадзини. не имеет, очевидно, иной цели, как разрушить эту независимость и, создать чудовищную диктаторскую власть, сосредоточенную в Риме в его руках. Местная рабочая организация не сможет, стало быть, отныне ни предпринять что либо, ни обсуждать, ни хотеть, ни думать без позволения этой пагубной центральной власти. Она не будет даже иметь право что либо предлагать центру, так как это право принадлежит исключительно тридцати членам Совета Надзора. Еще меньше она будет иметь право, я не говорю войти в прямые и непосредственные сношения с рабочими организациями других стран, но даже выразить им свою симпатию; так как это право принадлежит только Исполнительной Комиссии, и Интернационал будет предан анафеме Римским, С'ездом. Что же останется на долю местных рабочих организаций? Ничтожество, извращенность, смерть. Они смогут, конечно, как в прошлом, забавляться небольшой взаимопомощью и попытками производительной и потребительной кооперации, которые в конце концов вызовут в них отвращение ко всяким товариществам;
г) Но, взамен, с'езд этот даст Мадзини большую силу, по крайней мере временную, потому что главная цель его превратить всю рабочую массу Италии в пассивное и слепое орудие в руках мадзинистской партии, чтобы изгнать из итальянской молодежи свободную мысль и революционную деятельность. Это последнее слово этого с'езда.
А теперь я спрашиваю себя: Допустит ли это итальянская молодежь?
Нет, она не может допустить это, не будучи изменницей, глупой и трусливой, не осудив себя на самое постыдное и смешное бессилие, не сделавшись соучастницей, по меньшей мере, преступления в оскорблении отечества и в оскорблении человечества.
До настоящего момента итальянская молодежь давала парализовать себя из уважения, конечно вполне законного, какое ей внушает великая личность Мадзини. Давно уже она отвергла религиозные теории Пророка; но она считала возможным отделить религию Мадзини от его политики. Она сказала себе: „Я отвергну его мистические фантасмагории, но, тем не менее, я буду повиноваться его политическому руководству", не понимая, что вся политика Патриота всегда была и будет не чем иным, как практическим воплощением религиозной мысли Пророка.
В сущности, нет ничего общего между программой молодежи и пролетариата и мадзинистской программой. Первая имеет естественно свободу и развитие благоденствия в федерации, вторая ищет величие и могущество Государства в централизации, первая — социалистическая программа, вторая теологическая и буржуазная. Каким образом при столь различных целях могут быть одинаковыми методы и способы действия?
Мадзини прежде всего человек власти.
Он, конечно, хочет, чтобы „массы были счастливы", и он требует от власти, чтобы она сердечно занялась не только их воспитанием с точки зрения вечного идеала, но еще насколько возможно их материальным процветанием; но он хочет также, чтобы это материальное процветание шло сверху вниз, исходило от инициативы власти и распространялось на массы. Он признает за этими последними лишь способность и право выбирать, прямо или, косвенно, власть, которая должна управлять ими, право выбирать себе господина потому что он не понимает и никогда не поймет, чтобы массы, могли жить без господина, без начальства.
Это противно всем его религиозным и политическим инстинктам, которые буржуазны. Я прекрасно знаю, что в его системе начальство это не личное, а коллективное, и члены этого правящего коллектива могут быть переменены и заменены другими, новыми членами. Все это может представлять очень большой интерес для лиц и классов, которые могут разумно стремиться рано или поздно быть призванными в ряды правительства; но для народа, для народных масс эти перемены никогда не будут иметь реального значения. Можно прекрасно переменить лиц, которые будут составлять или представлять коллективную власть республики; но власть, начальство, останутся всегда. Народ ненавидит инстинктивно начальство и имеет право его ненавидеть, потому что „Начальство" означает господство, а господство означает эксплоатацию. Природа человека такова, что если ему дадут возможность делать зло, т. е. вскармливать свое тщеславие, свое честолюбие, свою жадность, насчет другого, он это сделает. Мы, разумеется, искренние социалисты и революционеры; но если нам дадут власть и мы сохраним ее только в продолжении нескольких месяцев, мы не будем тем, чем мы являемся теперь. Как социалисты, мы убеждены, вы и я, что социальная среда, положение, условия существования сильнее ума и воли наиболее сильной и наиболее энергичной личности и поэтому мы требуем равенства, не естественного, а социального, личностей, как условия справедливости и как основы нравственности; и поэтому также мы ненавидим власть, всякую власть, как ее ненавидит народ.
Мадзини преклоняется пред властью, перед идеей власти, потому что он буржуа и теолог. Как теолог, он не понимает порядка, который бы не был установлен свыше; как политик или буржуа, он не допускает, чтобы в обществе мог быть поддержан порядок без активного вмешательства, без управления господствующего класса, буржуазии. Он хочет государство, значит, он хочет буржуазию. Он должен хотеть ее, и если бы современная буржуазия перестала существовать, он должен был бы создать новую. Его непоследовательность состоит в том, что он хочет сохранить буржуазию и в то же время хочет, чтобы эта буржуазия не угнетала и не эксплоатировала народ; и он упорно не хочет понять, что буржуазия является господствующим классом и умственно развитой только потому, что она эксплоатирует и морит голодом народ; и что если народ будет богат и образован, как она, она не сможет больше господствовать, и не будет больше возможности для существования политического правления, потому что это правление превратится тогда в простую хозяйственную администрацию.
Мадзини не понимает ничего этого, потому что он идеалист, а идеализм состоит именно в том, что он никогда не понимает природы и реальных условий классов, а всегда извращает их, внося в них какую нибудь излюбленную идею. Идеализм — деспот мысли, как политика — деспот воли. Одни только социализм и позитивная наука умеют уважать природу и свободу людей и вещей.
Мадзини, стало быть, антиреволюционер по своей натуре, по своим стремлениям чувствам и идеям; и он вправе упрекать молодежь в том, что она несправедливо обвиняет его, утверждая, что он изменился, что он противоречит теперь своим революционным доктринам. Нет, он не изменился, ибо он никогда не был революционером. Тем хуже для молодежи, если, ушедшая в мелочи постоянно проваливающегося мадзинистского заговора и довольствуясь словом „Республика", которая может означать также рабство, как и свободу народа и которая в мадзинистской системе есть совершенно обратное свободе, — она никогда не давала себе труда до настоящего момента изучить более серьезно писания Мадзини. Если бы она это сделала, она убедилась бы, что с самого начала своей пропаганды Мадзини был горячим теологом, т. е. безусловным противником действительного освобождения народных масс безусловным анти-революционером.
