Манипуляция сознанием - Кара-Мурза Сергей Георгиевич (бесплатные серии книг TXT) 📗
А что значит «убийство часового»? Кто были часовые СССР? КПСС, армия, КГБ, Верховный Совет. Кто же из них убит? Члены Политбюро? Председатель КГБ Крючков? Депутаты Верховного Совета СССР? Убиты миллионы трудящихся, которые этих часовых содержали и на них надеялись. Да, кое-кого из часовых обезоружили, подкупили или дали пинка под зад. Но никто их не убивал — не было необходимости. Речь идет о сговоре, халатности или беспомощности часового. Причины этого надо понять, но метафора нас дезориентирует.
Рассмотрим отдельно одну метафору, которая была очень популярна на Западе, но в отношении к СССР. По ее типу («так жить нельзя») потом строилось множество идеологических мифов и внутри СССР.
Один из лидеров мировой социал-демократии, человек очень уважаемый и влиятельный, испанский премьер Фелипе Гонсалес, сказал на заре перестройки в СССР, что «он предпочел бы быть зарезанным в нью-йоркском метро, чем умирать от скуки в Москве». Метафора сильная, первая ее часть сразу воспроизводится воображением. Она загоняет человека в мыслительное пространство аутизма, хотя и с «обратным знаком» — воображение рисует два неприятных положения, связанных нереалистичным соотношением. Но обе воображаемые картины имеют черты действительности, и потому метафора кажется правдоподобной и действует на сознание.
Афоризм Фелипе Гонсалеса имел в среде европейских левых большой резонанс и на время даже стал метафорой, объясняющей суть перестройки западному интеллигенту. Она очень выразительна и представляет собой ключевую схему идеологических утверждений западной интеллигенции сегодня 73. Суть дела в том, что выдающийся деятель использует свой образ и авторитет, чтобы поддержать конкретное политическое течение. Поскольку общественное мнение Запада сильно влияло и на сознание интеллигенции в СССР, заявление Фелипе Гонсалеса представляет для нас и практический интерес.
Не будем обсуждать личные предпочтения Ф.Гонсалеса. Как говорится, «у каждого свой вкус, своя манера — одна любит арбуз, другая любит офицера». Поговорим о методологической конструкции построенной им дилеммы. Она проста, и тем хороша для нашего практикума. Пойдем по пунктам.
1. Заданная доном Фелипе дилемма, создающая два образа, расщепляет сознание, потому что составлена из несоизмеримых частей (более разных, чем арбуз и офицер). Умирать от скуки, даже в Москве, — это аллегория, от скуки не умирают. Умереть от ножа или бритвы — вещь абсолютная. Составление дилемм из двух несоизмеримых частей является инструментом манипуляции.
Почему же манипуляция сознанием в афоризме Гонсалеса эффективна и незаметна? Потому, что этот афоризм заставляет человека поверить в рациональное, логическое утверждение, «включив» воображение человека, которое рисует ему совсем иную картину, нежели та, что содержится в явном утверждении. Разберем, в чем заключается эта тонкая подмена.
Задача Гонсалеса — зафиксировать в сознании оценку советской жизни («жизни в Москве»). Эта оценка дается через сравнение с самым страшным фактом — человека зарезают в метро Нью-Йорка. Если бы было сказано: по мне жить в Москве хуже, чем жить в Нью-Йорке, никакого эффекта это бы не произвело, это совсем не опорочило бы жизнь в Москве. Но эффект производится тем, что сознание фиксирует страшную оценку жизни в Москве («хуже, чем быть зарезанным»), а воображение рисует риск быть зарезанным, а не факт неминуемой смерти. То есть, просто жизнь в Нью-Йорке.
Несоизмеримость частей дилеммы как средство манипуляции дополняется искажением всего ее смысла за счет перехода взятого за эталон образа из рационального мышления в воображение — и эффективность манипуляции многократно возрастает.
2. Предложенная дилемма освобождает человека от минимальной этики рассуждений, ибо сам идеолог лично находится вне каждой из частей дилеммы. Фелипе Гонсалес никогда не спустится в нью-йоркское метро и никогда не будет скучать в Москве. Его конструкция провокационна.
Существует культурная норма (или предрассудок, или даже табу) которая запрещает предлагать как желаемую или приемлемую вещь то, что ты не испытал на собственном опыте. Сказать «я предпочитаю, чтобы в меня воткнули нож (и советую вам предпочитать то же самое)» разрешается только тому, кто это испытал и может сказать, что это, действительно, не так уж страшно. Но есть веские основания предполагать, что наш социал-демократ, как только нож войдет в его тело — немного, на полсантиметра — изменит свое мнение и выберет альтернативу поскучать в Москве.
3. Имея в виду под воображаемыми «жителями Москвы» советских людей (об их положении и идет речь), афоризм содержит и другой обман — он задает ложную дилемму. В реальности перед типичным жителем Москвы не стоит альтернатива: скучать в своем городе или ехать в Нью-Йорк и рисковать там своей шкурой в метро. То, что в действительности предлагает дон Фелипе, это перенести упомянутый риск в метро Москвы. Иными словами, разрушить скучный порядок.
При этом Запад устами испанского премьера честно предупреждает, что устранение скучного советского режима неминуемо несет с собой опасность быть зарезанным в метро, как это нередко случается в Нью-Йорке. Но это, заявляет эксперт Запада, которому в Москве в тот момент искренне доверяло большинство населения, наверняка предпочтительно. Тот, кто воспринял это утверждение и включил в свое мироощущение, выполняет ту часть дилеммы, которая ему доступна, а самая доступная часть — способствовать тому, чтобы Москва стала как нью-йоркское метро. По сути, западный идеолог заявил, что создание в Москве обстановки нью-йоркского метро было бы благом для всех жителей Москвы — им стало бы не скучно. Так оно в общем и произошло, обман лишь в том, что это — благо в целом. Ведь за преодоление скуки чем-то пришлось заплатить, а об этом не было сказано.
4. Дилемма отвергает всю предыдущую философскую модель западной социал-демократии. Тезис, изложенный в форме тонкой (и потому эффективной) метафоры, предлагает шкалу ценностей, которая в явном виде никогда не утверждалась европейскими социалистами. Почему честный и культурный человек, по своим качествам соответствующий образу автора дилеммы, скучает в советской Москве до такой степени, что «предпочитает быть зарезанным»?
Очевидно, речь не идет о худшем качестве конкретных благ («хочу слушать оперу в Ла Скала, а не в Большом театре — иначе зарежьте меня»). Значит, дело в каких-то высших ценностях. Посмотрим, кто реально скучает в Москве, ибо именно идеалы этого человека наш социал-демократ ставит на вершину шкалы ценностей 74.
Прекрасно знал Фелипе Гонсалес, что в одной Москве было больше театров, чем во всей Испании. За ту цену, которую в мадридской забегаловке платят за рюмку пива (чтоб знали наши потребители, пиво там пьют рюмками), в Москве можно было купить пять хороших книг или долгоиграющих пластинок. Доступ к литературе других стран был в Москве того времени несравненно более широким и быстрым, чем в Испании. В Москве работало около 700 тыс. научных работников и конструкторов, которым сам тип работы давал возможность не скучать (то, что сегодня многие из них предпочли торговать у метро — дело как раз личного выбора). Человек, который высоко ставил именно духовные, культурные и интеллектуальные ценности, не имел оснований скучать в Москве 75.
Большая часть общества, которую привлекает зрелище спорта, также не имела в Москве оснований для самоубийства от скуки. По своему разнообразию и качеству Москва как спортивная столица имела класс намного выше, чем Мадрид или Саламанка. Тот, кто не только кормил, но и воспитывал своих детей, также не скучал — он имел для этого средства и ему не приходилось оглуплять своих бедных ребят совершенно идиотскими видеозаписями, которыми сынок среднего западного интеллигента питается с двух лет.
