История одного предателя - Николаевский Борис Иванович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
В назначенный день покушение состоялась. Дубасов ехал в открытой коляске в сопровождении своего адъютанта гр. Коновницына. Около самого генерал-губернаторского дома, на углу Чернышевского переулка и Тверской площади, мимо стоявших у дворца часовых, к коляске прорвался член Боевой Организации Бор. Вноровский и бросил бомбу, которая разорвалась под коляской. Взрывом был убит адъютант гр. Коновницын и сам Вноровский. Дубасов был выброшен из коляски, получил ушибы и несколько поранений, которые не представляли опасности для жизни, но требовали продолжительного лечения. Он ушел в отпуск, из которого на активную службу так больше и не вернулся. Азеф, руководивший всем покушением, в момент взрыва находился совсем поблизости, в кондитерской Филиппова. Эта кондитерская немедленно после покушения была оцеплена полицией, которая хотела выяснить, нет ли там соучастников покушения. Азеф арестован не был: старый филер, руководивший проверкой задержанных посетителей кондитерской, знал его по прежним временам, как секретного сотрудника, и дал распоряжение об его освобождении.
Это покушение, хотя и не полностью удавшееся, было единственным в активе Боевой Организации за этот период, — тем сильнее оно способствовало укреплению репутации Азефа. После письма Меньщикова, хотя Азеф и был реабилитирован полностью, червь сомнения все же закрался в души многих. Все были уверены, что в период организации убийств Плеве и вел. кн. Сергея он был искренним революционером. Но кое-кто начинал допускать возможность вступления его в сношения с полицией после того, как эти покушения были осуществлены.
Хороший знаток людей, Азеф, несомненно чувствовал нарастание подобных настроений. Желание положить им конец и толкнуло его на тот риск, который был для него связан с участием в покушении против Дубасова. Он не ошибся в расчетах: это покушение на время реабилитировало его в глазах даже наиболее подозрительных революционеров.
Для достижения именно этого результата Азеф и шел на риск чрезвычайно неприятных объяснений с Рачковским и Герасимовым. Эти объяснения не замедлили последовать.
В России была традиция: каждое «порядочное» Охранное Отделение имело своего агента среди местной террористической организации. К этому прилагались все усилия и на это не щадили никаких средств. Не иметь такого агента считалось своего рода признаком «дурного тона». Московское Охранное Отделение никто не имел права упрекнуть в нежелании считаться с традициями. Близко к самому центру местного боевого отряда оно держало своего старого и заслуженного агента, — Зин. Жученко, которая имела отношение ко всем террористическим предприятиям, организованным местными «боевиками». В состав центральной Боевой Организации она не входила, но некоторых из ее деятелей знала и кое-какие сведения об ее деятельности, — особенно, поскольку это касалось Москвы, — по своему положению получать могла. Именно она за несколько недель перед тем навела московскую полицию на след группы Савинкова. Азеф держался осторожнее, с местной организацией ни в какие отношения не вступал. Но один из руководителей местных террористов, М. Сладкопевцев, случайно встретил его на улице, узнал и после того, как покушение на Дубасова состоялось, рассказал своим ближайшим товарищам о том, что это покушение, несомненно, организовано «самим» Азефом. Жученко была среди тех, кто узнала эту новость от Сладкопевцева, и не замедлила сообщить ее в Охранное Отделение. Оттуда полетели телеграфные доклады в Петербург. Они уже были получены в Департаменте, когда состоялось первое после этого покушения свидание Азефа с Рачковским и Герасимовым.
Это свидание носило бурный характер. Позднее Азеф рассказывал Бурцеву, что, указывая на него, Рачковский кричал:
«Это его дело в Москве!»
На это Азеф не без вызова ответил:
«Если мое, то арестуйте меня!»
Рассчет его был ясен: он был уверен, что полиция побоится большого скандала. А скандал вышел бы действительно исключительным по своим размерам: Азеф не просто отрицал свою причастность к покушению на Дубасова; он утверждал, что действительным организатором его был никто иной, как указанная З. Жученко. Трудно сказать, догадывались ли они о действительной роли друг друга, — но этими утверждениями они ставили своих полицейских руководителей в совсем невозможное положение: если бы это дело получило огласку, — что было неизбежным в случае ареста Азефа, — полиция не только потеряла бы двух своих важнейших сотрудников по партии социалистов-революционеров; она должна была считаться с тем, что вскрытие провокаторской роли двух ее агентов в крупнейших террористических организациях вызвало бы в стране настоящую бурю возмущения против полиции. А в тогдашней обстановке, — это было всего за день — за два перед открытием первой Государственной Думы, — подобное разоблачение могло бы иметь огромные последствия и политического характера. И без того шаткое положение правительства неизбежно сделалось бы совсем невозможным. В этих условиях Рачковский и Герасимов с точки зрения интересов тех групп, представителями которых они были, ничего иного делать не могли, как стараться потушить столь неприятное для них дело. Так они и сделали. Рассчет Азефа оправдался.
Официальной версией, по-видимому, была сделана та, за которую еще и теперь держится Герасимов в своих воспоминаниях.
«Возможно допустить, — пишет он, — что Жученко принимала участие в организации этого покушения, но этим не исключается и предположение, что Азеф, будучи в течении многих месяцев свободным от службы в Департаменте Полиции, мог по поручению партии организовать покушение, а сорганизовав его, расстроить ему уже не удалось. Кажется, только одно не подлежит сомнению, — что как Азеф, так и Жученко, знали о подготовлявшемся покушении, но по соображениям шкурного характера они о нем не доносили, так как уже были на подозрении у партии».
Эта версия во всех ее частях не соответствует действительности: Жученко к покушению на Дубасова никакого отношения не имела. О нем она узнавала стороной, из вторых и третьих рук, и о том, что узнавала, она «честно» сообщала своему начальству. На ее совести лежит достаточно ее собственных преступлений, чтобы существовала необходимость взваливать на нее ответственность также и за чужие грехи. Что же касается до роли Азефа, то ее действительный характер ясен из предыдущего. Позволительно сомневаться, чтобы сами Герасимов и Рачковский брали в серьез эту ими созданную версию: они имели вполне достаточно материалов для суждения об Азефе и были достаточно опытными в подобных делах людьми, чтобы могли действительно, — а не для вида только, принять подобное противоречивое объяснение.
По их поведению видно, что в действительности этим объяснением они и не думали удовлетворяться: факты свидетельствуют, что не после своего апрельского «ареста», а именно после данного объяснения из-за покушения против Дубасова, Азеф прекратил попытки ведения двойной игры и стал некоторое время послушным и старательным исполнителем предписаний своего полицейского начальства. Без причин он этого не сделал бы: очевидно во время этого объяснения он принужден был убедиться, что двойная игра в дальнейшем для него будет связана с весьма серьезными опасностями.
Конечно, во время этого же объяснения ему пришлось заплатить «выкуп» за свое участие в деле Дубасова: таким выкупом явилась голова Савинкова. Роль последнего полиция преувеличивала, считая его главной организаторской силой Боевой Организации.
Азеф в своих первых беседах с Герасимовым всеми силами поддерживал эту версию. С тем большей настойчивостью Герасимов потребовал теперь его выдачи. Азеф на это пошел, — и не его вина, если Савинков все же смог спастись от приготовленной для него петли.
10-го мая при общем ликовании столицы открылась Государственная Дума, первое в истории России представительное учреждение. Оппозиционные партии имели в ней подавляющее большинство. В Центральном Комитете социалистов-революционеров была предрешена приостановка террора на время существования этой Думы. Формальное объявление об этом решении было отложено до Совета партии, — совещания членов Центрального Комитета с представителями местных крупнейших организаций. Член Центрального Комитета Азеф был в курсе этих решений Центрального Комитета. Это не помешало ему за несколько дней до открытия работ Совета партии направить Савинкова в Севастополь для организации там покушения против адмирала Чухнина, который в конце 1905 г. жестоко подавил волнения в Черноморском флоте. Начиная от самого Петербурга и Савинков и его помощники были взяты под наблюдение лучшими филерами петербургской охранки. Арест их должен был быть произведен на юге: таким путем должна была быть отведена возможность подозрения против Азефа; с другой стороны, там, на месте должны были быть найдены такие данные для обвинения, чтобы Савинков не смог ускользнуть от смертного приговора.
