Меч обоюдоострый - Архиепископ (Рождественский) Никон (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Но в лаборатории сатаны был в запасе еще один яд, сильнейший из всех, тончайший из всех, им изобретенных, притом испытанный им на самом себе.
И похоть плоти, и похоть очес — детская игрушка в сравнении с сим ядом; ни тем, ни другим он не услаждал своего злобного существа. Правда, слабые существа, облеченные плотью, охотно шли на эти приманки; но когда эти игрушки так или иначе ускользали из их рук, они становились способны к покаянию, обращались к Богу и обновлялись духом.
Другое дело — третий плод от древа самости, третья и притом главная ветвь сего древа, или паче рещи — самый корень его — гордыня. О, сатана знает силу яда, извлекаемого из сего корня; на себе ее изведал; сам пропитан сим ядом; весь соткан из свойств составляющих элементы этого яда...
От веков древних, от первозданных праотцов наших он применял и очень успешно это гибельнейшее средство в своей богоборной деятельности в жизни человечества, а теперь сосредоточил на нем все свои надежды. Он усовершенствовал способы сего применения; он нашел средства золотить и подслащивать свои пилюли; он искусно надевает на себя личину врача, чтобы скрыть под нею отвратительный облик врага. Он не теряет надежды загубить этим средством все современное человечество, ослепленное успехами своей культуры, загубить христианский мир, разрушить Христову Церковь на земле...
И вот, он работает... Сначала, как до потопа, он расшатывает все устои нравственной жизни: личной, семейной, общественной, государственной. Для этого он пускает в ход старые средства: разжигает похоть плоти, похоть очес. Нравственность разрушается, семейная жизнь падает, государства шатаются в своих основаниях, люди паки уподобляются скотам несмысленным, самое христианство остается, большею частью, только на бумаге.
Но в людях еще жива душа, по природе своей христианка, в воздействие христианского учения на всю историческую культуру человечества на протяжении почти двух тысяч лет не прошло бесследным: его основные идеи, хотя в искаженном иногда виде, всасываются уже с молоком матери и душа не может мириться с этой разрухой, не может подавить в себе идей правды и добра...
Тогда опытный в своем деле восьмитысячелетний старец решает:
— Надо зло в понятиях людей превратить в добро! Но как?...
Тихо, незаметно подкрадывается он к мыслящей, живущей преимущественно умом, части человечества, к людям, именующим себя интеллигентными, и влагает им каплю — только одну капельку своего яда в виде самомнения, своего смышления: «отчего, в самом деле, не позволить себе то и то?.. Почему это грех?.. Что за грех, если отведаю от этого яблочка? Пустое!»
Точь-в-точь, как дело было и с прародительницей Евой. Начинается вот с этих «пустяков», с этого пренебрежительного отношения к Божией заповеди: мелочи!..
А принцип уже нарушен. Шаг влево сделан. Равновесие духовной жизни потеряно. Воля склонилась в сторону лжи...
У человека есть прирожденная любовь к себе самому, потому и заповеди о любви к себе не дано: не нужна! И без заповеди никто же когда плоть свою возненавидит, тем паче душу.
Вот сюда-то и вливает каплю своего яда враг Бога и людей. Знает он, что уже ранее первородным грехом зараженное сердце человеческое не останется равнодушно, если бы кто затронул его самость: стоит только поджечь страсть самолюбия. И враг поджигает: ведь назвав «мелочью, пустяками» дозволенный себе грех, человек в сущности солгал, обманул себя же. Опомниться бы надо, покаяться, сознаться в этом. Но расслабленная воля современного человека, отуманенного притом самоценом, не в силах побороть себя, а враг все поджигает самолюбие и заставляет ум подыскивать доводы в оправдание — точь-в-точь, как делал это и с нашими прародителями: смелее, смелее! Не умрете! Будете, яко бози!..
Вот и готово оправдание зла. Ложь растет на лжи: умствование выходит из умствования; создаются целые теории такого оправдания. Пока люди строят только теории, жизнь человечества как будто движется по старой, еще первыми веками христианства данной инерции по своим историческим путям: люди будто еще христиане; будто и в Бога веруют и, по крайней мере в видимом-то, стараются держаться хотя края заветов отеческих. Но вот, теории разработаны, написаны целые томы для их популяризации; слабые люди, давно отравленные делом греха, но доселе еще томившиеся сознанием греховности этого дела, вдруг как будто теряют почву под ногами и жадно хватаются за теории оправдания зла. Еще немного, — и они готовы поставить эти теории в основу своей не только частной, личной, семейной, но и общественной и государственной жизни... И объявляется — разрешение на вся!..
Вот вам и революция!..
— А Бог-то как же? — вдруг хватает себя за голову человек. Он забыл Бога, он хотел обойтись без Него: благоуслужливая лженаука, вместе с безумцем древности, уверяет его, будто — несть Бог...
Умен падший ангел; опытен в погублении людей, но и тут делает ошибки. В душе, по природе христианке, глубоко таятся корни веры в Бога, и в минуты, когда благодать Божия подстережет случаи коснуться совести человека, в нем вспыхивает искра Божия, и он сначала бессознательно рванется к Богу, а потом начинает как бы ощупью искать Его...
— Нет, без Бога не могу жить! Так измучишься, дойдешь до полного отчаяния!..
И человек начинает искать забытого Бога.
А тот, кого так характерно назвал Господь человекоубийцею искони, уже подстерегает его на пути этих исканий. Казалось бы, чего проще: вернуться к потерянной Христовой вере, к Христовой Церкви, яко сокровищнице истины и спасающей благодати...
Но тут начинает действовать та капля яду, которая влагается в сердце человеческое сатаною, особенно в наше время: а как быть с самостью-то? с самомнением? Ведь, чтобы пойти в Церковь, для этого надо безусловно смириться, а можно ли до этого унизиться «образованному человеку»? Слишком было бы просто, «по-мужицки»... Наши интеллигенты, если и приходят в Церковь, то большею частию воображая, что они «Господу Богу честь делают» своим обращением.
Так там, на дне грешного сердца, хозяйничает враг, и несчастный наш интеллигент, не ведая того, ослепленный самомнением, отравленный ядом гордыни, бессознательно соглашается с этим непрошеным хозяином его души, стыдясь идти туда, где мужик находит полное удовлетворение своей духовной жажде, полный покой душе.
И начинается «богоискательство»...
Зорко следит за блужданиями смятенной души незримый ее враг и принимает все меры, чтобы она не попала как-нибудь случайно на верный путь — чрез Церковь — к Богу. Пусть она блуждает, сколько угодно по простору распутай мысли человеческой; он толкает ее и в буддизм, и в оккультизм, и в спиритизм, и в деизм, и во всевозможные «измы», он поймал ее уже на удицу самосмышления, — лишь бы не сорвалась с этой удицы — будет его верною добычею!
Типичнейшим представителем таких душ является несчастнейший граф Толстой, этот величайший ересиарх нашего времени. Не даром же сатана сделал его идолом для наших вероотступников. За ним, да и раньше его, и вокруг него — множество было и есть маленьких ересиархов, якобы «богоискателей». Быть может, это богоискание началось у них и искренно, но враг не дал им опомниться, опознать себя, вложил им тщеславную мысль, будто они не якоже прочий человецы — пролагают-де новые пути, и толкнул их в сторону — подальше от Церкви: ищите себе там этих путей на просторе!
И Толстой искал, усердно искал и — дошел до личной ненависти ко Христу Спасителю!
И другие «богоискатели» ищут более или менее усердно, придумывают «новые пути» к Богу, но, аще не смирятся пред Церковию — кончат ненавистью ко Христу, ибо ненависть к Церкви уже во многих из них заметна.
Почему Толстой так возненавидел Господа Иисуса Христа? На этот вопрос вот что мне отвечал бывший когда-то его друг, а потом покинувший его навсегда Вл. С. Соловьев: «может ли сей гордец простить какому-то «Назаретскому Плотнику», что Тот раньше его, Толстого, дал миру такое учение, которое преобразило мир, удовлетворяя всем запросам духа человеческого, а он, всемирно-известный Толстой, при всех своих усилиях, в сущности только все разрушал, а если что и создал, то все исчезнет с лица земли раньше, чем его кости сгниют в могиле?»
