Операция «Миф» - Безыменский Лев Александрович (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗

Подобная характеристика с медицинской точки зрения была очень важна. Строение тела, организация речи и ее мимическое сопровождение представляют для психиатров огромный интерес, что дало Кронфельду основания для своих выводов. Кроме того, книга содержала подробности, касающиеся интимной сферы жизни Гитлера. Свидетельство Кронфельда было хотя и спорно, но интересно, потому что, по словам медика, основывалось как на личных впечатлениях от пациента, так и на беседах с ближайшими соратниками Гитлера. Имена их он не назвал, ссылаясь на врачебную тайну. Кронфельд писал:

Эти особенности оспаривались, в том числе и самим Гитлером. Тем не менее интересно, что до сведения советского руководства они доводились. В больнице считали, что Кронфельда использовали в Кремле, чтобы получить информацию о Гитлере «из первых рук». Что же, и это нельзя исключить…

Нелепо изображать Сталина чуть ли не давним поклонником Гитлера, который якобы спал и видел дружбу Советского Союза и Германии. Среди исконных врагов коммунизма и СССР, которые в глазах Сталина окружали «родину социализма», Гитлер занимал свое законное место. «Майн кампф» в специально сделанном для Политбюро русском переводе была прекрасно известна и Сталину, и другим советским лидерам. Антисоветская направленность германской политики с момента прихода Гитлера к власти не могла и не должна была игнорироваться в Москве. Как говорил Сталин 25 ноября 1936 года, «мутная волна фашизма оплевывает социалистическое движение рабочего класса и смешивает с грязью демократические устремления лучших людей цивилизованного мира» [7] . Он призывал к «борьбе против фашистского варварства». Более того, Гитлер был нужен и полезен Сталину для конструирования «образа врага», который только и ждал случая напасть на СССР, в частности и тогда, когда военной опасности для советской страны не существовало.

О том, что для Сталина Гитлер был удобнейшим средством создания «образа врага», свидетельствует один архивный документ более позднего времени. В 1937 году Лев Троцкий прислал из эмиграции на имя ЦИК телеграмму с предложением принять участие в «повороте в сторону советской демократии, начиная с открытия последних судебных процессов». Телеграмму, конечно, передали Сталину. Он наложил на ней размашистую резолюцию: «Шпионская рожа! Наглый шпион Гитлера» [8].

К этой резолюции присоединились Молотов, Ворошилов и Жданов. Конечно, им удобнее всего было для компрометации Троцкого и иных оппозиционеров изображать их прислужниками Гитлера. Так поступили с Тухачевским, а на судебных процессах Вышинский сконструировал несуществовавшие контакты сына Троцкого с гестапо и т.п.

Когда же речь шла о серьезной политике, Сталин вел себя осмотрительнее. В этом смысле показательна ставшая известной уже после войны история со статьей того же М. Н.Тухачевского в «Правде», в которой маршал 31 марта 1935 года выступил с резким разоблачением военных планов Гитлера. Статья так и должна была называться: «Военные планы Гитлера». Человек опытный, Тухачевский заранее послал текст Сталину. Сразу прочитав статью, тот, во-первых, изменил ее название: вместо «Военные планы Гитлера» — «Военные планы нынешней Германии», во-вторых, сократил цитаты из Гитлера. Кроме того, Сталин вычеркнул абзацы статьи, в которых сопоставлялась военная позиция Германии в 30-е годы и после первой мировой войны и подтверждалось мнение автора об исключительно антисоветской, а не антифранцузской линии Гитлера. Наконец, Сталин снял такой «мажорный» и, видимо, слишком традиционный финал статьи:

Конечно, автор согласился с правкой.

Так что это было? Желание «не обижать» фюрера? Нет, конечно. Сталин лишь снимал те возможные дипломатические осложнения, которые могли быть следствием слишком прямолинейных обвинений в адрес Гитлера. В некотором смысле Сталин действовал в духе Литвинова, который, как выясняется из архивных документов, в 1935 году вместе со всем Политбюро еще надеялся на то, что удастся — базируясь на принципах советско-германских отношений 30-х годов — предотвратить нарастание угрозы внешнеполитической изоляции Москвы. В это время — с полного согласия Сталина — советская дипломатия и разведка осуществляли довольно глубокие зондажи, пытаясь нащупать в германских правящих кругах своих союзников. Эту миссию в 1935 — 1936 годах выполнял специальный эмиссар, тбилисский знакомый Сталина по дореволюционным временам Давид Канделаки. Вступив в контакт с банкиром, тогда еще министром, Яльмаром Шахтом и с ближайшим окружением Геринга, Канделаки зондировал возможность возобновления высокого уровня экономических отношений с Германией и возможность политического урегулирования. Была ли это попытка предвосхитить пакт Молотова — Риббентропа? Опять же не будем искажать исторические факты. Они же говорят, что в 1935 году советский расчет делался вовсе не на Гитлера, а на его оппонентов. В секретном письме на имя Сталина от 12 марта 1935 года Литвинов прямо разъяснял, что Канделаки предлагал «поддержать Шахта против Гитлера» [10].

Другое дело, что этот расчет был ошибочным. Сталин ошибался вместе с Литвиновым и тогдашним послом в Берлине Крестинским (своими будущими жертвами), полагая возможным «укрощение» Гитлера, в чем, впрочем, он был далеко не одинок. Такую же ошибку совершали Чемберлен в Лондоне и Даладье в Париже, готовя курс мюнхенского «умиротворения». В 1935 году Гитлер, узнав от Геринга о советских «авансах», дал отрицательный ответ, понимая, что о нем будет известно лично Сталину (о Канделаки немецкая разведка ошибочно докладывала, будто он является школьным товарищем Сталина). Но Канделаки сам намекал своему партнеру Герберту Герингу (племяннику генерала), что свои предложения вносит по согласованию со Сталиным…

В том, что примерно в 1934 году Сталин надеялся «укротить» Гитлера и избежать перехода Германии в лагерь открытых врагов Москвы, нельзя видеть преступления. Преступным и роковым зато было то, что Сталин в стане своих врагов-империалистов не смог увидеть главного, самого опасного врага. Если прочитать его основополагающую речь на XVII съезде ВКП(б) в январе 1934 года, то там достаточно атак на Англию и Францию как представляющих главную опасность для СССР, а фашистские государства упомянуты весьма мягко и даже извинительно: он говорил, что приход нацистов к власти не повод для ухудшения отношений с Германией.