Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1 - Цветков Алексей Вячеславович
Кирико по сей день считается одним из самых выдающихся предтеч архитектуры. Он занимался проблемами присутствия и отсутствия во времени и пространстве. Мы знаем, что некий объект, который осознанно остается незамеченным в первое наше появление в определенном месте, может своим отсутствием в последующие наши появления в том же месте спровоцировать неопределенное впечатление: в результате временного проникновения в прошлое отсутствие предмета становится его вполне ощутимым присутствием. Более точно это выглядит так: несмотря на то, что качество впечатления в основном невозможно описать, тем не менее оно меняется в соответствии с природой предмета, удаленного из места, и важностью, которой наделяет его посетитель места, и порой оно варьируется от сдержанной радости до ужаса (не имеет особого значения, что в данном конкретном случае память — двигатель подобных ощущений; я выбрал данный пример только из соображений его наглядности).
В картинах Кирико незаполненное пространство создает ощущение заполненного времени. Легко представить себе фантастические возможности подобной архитектуры в будущем и ее влияние на массы. Сегодня в нас не остается ничего, кроме презрения к веку, который переводит подобные работы в дальние запасники своих музеев.
Это новое видение времени и пространства, которое станет теоретической подоплекой для создания будущих конструкций архитектуры, а все неточное и останется таким до тех пор, пока не будет проведен эксперимент с моделями поведения в городах, для этих целей созданных; в городах, которые помимо минимального набора средств, обеспечивающих символический комфорт и безопасность, аккумулируют в себе силу вызывать воспоминания о прошлом, здания, символически обозначающие желания, силы, события прошлой жизни, настоящего и грядущего. Рациональное продолжение старых религиозных систем, конфессий, старых мифов и сказок, и превыше всего психоанализа, в архитектуре становится все более актуальным по мере того, как спадает ажиотаж.
Каждый будет жить в своем собственном, так сказать, «храме». В нем будут комнаты, располагающие к отдыху, ко сну, дома, в которых невозможно будет не любить. Другие будут представлять собой неодолимо притягательное место для тех, кто жаждет странствий. Подобный проект можно было бы сравнить с японскими или китайскими садами с иллюзорной перспективой (взгляд видит то, чего нет), с той лишь разницей, что сады созданы не для того, чтобы в них постоянно жили; или же с нелепыми лабиринтами в «Jardin des Plantes», на входе в которые написано (высшее проявление абсурда, Ариадна отдыхает): «Играть в лабиринте запрещено!»
Город можно представить в виде совокупности замков, гротов, озер и т.д. Это будет стадия барокко в урбанизме, в городском быте, которая станет средством приобретения знаний. Но эта теоретическая фаза уже неактуальна. Нам известно, что в наших силах построить дом, который своим видом не будет напоминать средневековый замок, но может сохранить и нести в себе всю поэтику средневекового замка (сохранение строгого минимализма линий, топографическое расположение и т.д.).
Схема районирования города может соответствовать всему спектру разнообразных чувств, через которые человек проходит ежеминутно в каждодневной жизни. Квартал Странных состояний, Квартал Ощущения счастья (специально отведенный под жилые дома), Квартал Благородства и Квартал Печалей, Исторический Квартал (в котором будут сосредоточены музеи, школы), Квартал Полезных Заведений (где разместятся больницы, магазины товаров для дома), Мрачный Квартал и т.п. В городе будет Астроном, который займется высаживанием растений в соответствии с тем, что они означают вкупе со звездными ритмами, — сад-планетарий, сравнимый с тем, что астроном Томас хочет сделать в «Laaer Berg» в Вене. Подобное крайне необходимо для того, чтобы дать жителям города осознание космоса. Также, возможно, будет и Мертвый Квартал, не для того чтобы там умирать, а для того, чтобы жить там тихо, незаметно и невинно. И здесь я думаю о Мексике и о принципе жестокости в невинности, который мне все больше и больше импонирует с каждым днем.
Мрачный Квартал, например, станет хорошим воплощением провалов и неудач, которые у многих за плечами: символ всех неудач и плохого, что случалось в жизни людей. В Мрачном квартале не нужно будет строить объекты, заключающие в себе опасность, для того чтобы усилить ощущение мрачности места, не нужны будут ловушки, тюремные карцеры или минные поля. Туда будет трудно попасть — место с ужасной обстановкой (гротескные скульптуры, пронзительные свистки, сигналы тревоги, постоянный рев сирены...), со слабым освещением по ночам и с ослепительным светом в дневное время, усиленным за счет многократных отражателей. В центре города — Площадь Машины Ужаса.
Насыщение рынка определенным продуктом приводит к тому, что цена на продукт падает; следовательно, как только жители города откроют для себя и исследуют этот квартал, как взрослые, так и дети научатся не бояться черных моментов жизни, страданий, а удивляться им, воспринимая их спокойно. Прежде всего жители города станут делать из таких ситуаций выводы. Изменение городского пейзажа ежечасно будет приводить к дезориентации в пространстве...
Позже, когда обстановка неизбежно станет привычной, выводы из просто выводов, из сферы прямого опыта, будут применены на практике.
Экономические трудности вполне очевидны. Мы знаем, что чем более обособленно устроена «игровая площадка», тем более она привлекает людей и тем более она влияет на их поведение. Это легко продемонстрировать на примере Монако и Лас-Вегаса и Рино [29], карикатуры на «свободную любовь», — хотя это всего лишь места, отведенные для азартных игр. Первый экспериментальный город, по большей части, не будет зависеть от организованного туризма. К этому месту будут тяготеть авангардная деятельность и ремесла, что естественно. Через несколько лет город станет интеллектуальной столицей мира, что и будет признано повсеместно.
Асгер Йорн
СИТУАЦИОНИСТЫ И АВТОМАТИЗАЦЯ
Опубликовано в 1958 г.
Поразительно, что до сих пор практически ни один человек не отваживался проследить логику развития автоматизации вплоть до тех последствий, которые она в себе несёт. Как следствие, мы не можем дать объективную оценку этому явлению. Создаётся впечатление, что инженеры, учёные и социологи пытаются обманным путём навязать автоматизацию обществу.
Тем не менее автоматизация сегодня находится в центре проблемы контроля социалистов над производством и над преобладанием свободного времени над рабочим. Вопрос автоматизации сильно отягощается его позитивными и негативными возможностями.
Целью социализма является изобилие — как можно больший объём товаров для как можно большего числа людей, что с точки зрения статистики предполагает сведение к нулю возможности непредвиденных обстоятельств. Увеличение общего количества товаров сокращает стоимость каждого из них. Такое обесценивание всех товаров до уровня «абсолютного нейтралитета», скажем так, будет неизбежным следствием чисто научного социалистического развития. К сожалению, большинство интеллектуалов так и не вышли за рамки идеи автоматизированного воспроизводства и продолжают готовить человека к такому безрадостному и тусклому будущему. Точно так же всё больше художников, для которых важна именно индивидуальность, с негодованием отворачиваются от социализма. С другой стороны, политики-социалисты с подозрением относятся к любому проявлению творческого потенциала и оригинальности.
Находясь во власти занимаемых ими конформистских позиций, один за другим они выражают определённую обеспокоенность по отношению к автоматизации, которая ставит под угрозу их культурные и экономические концепции. Любая «авангардная» тенденция характеризуется наличием пораженческого отношения к автоматизации или в лучшем случае недооценкой положительных аспектов будущего, о возможности которых можно судить по результатам более ранних стадий автоматизации. В то же время реакционные силы демонстрируют идиотский оптимизм.
