История одного предателя - Николаевский Борис Иванович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
В. М. Зензинов рассказывает в своих воспоминаниях, как он вместе с А. Р. Гоцем в начале 1906 г. вели спор с Савинковым относительно движущих мотивов их личного поведения. Зензинов и Гоц, — оба прошли курс учения в немецких университетах, были кантианцами по своему философскому мировоззрению и нравственный закон Канта клали в основу своих террористических выводов. «С удивлением, с недоумением, — пишет Зензинов, — мы услышали от Савинкова, что его категорическим императивом является воля Боевой Организации. Напрасно мы ему доказывали, что воля более или менее случайных лиц не может сделаться для человеческого сознания нравственным законом, — что с философской точки зрения это безграмотно, а с моральной — ужасно. Савинков стоял на своем. Интересы Боевой Организации и той террористической деятельности, которую она ведет, стояли для него выше, чем все остальное.
На этой почве вырастали и все конкретные выводы. Вся партия распадалась на две части: на членов Боевой Организации и на всех прочих. Первые, — ближайшие товарищи по борьбе, — должны были составлять одно тесное неразрывное целое, братский союз на жизнь и на смерть. Вторые, — существа низшего порядка, имели право только восторгаться первыми, помогать им, но ни в коем случае не предъявлять своих требований, не критиковать их действий. Всякая критика Боевой Организации, исходящая от не боевиков, объявлялась оскорблением для «чести» Боевой Организации, и против этой критики все боевики должны выступать сплоченным строем и со всею решительностью. Понятие о «чести» у революционера Савинкова было чисто офицерское, — и оно входило важным составным элементом в ту психологию «революционных кавалергардов», которую воспитывал Азеф внутри Боевой Организации и которая наиболее яркое свое выражение получила как раз в настроениях Савинкова.
При подобных настроениях Савинкова Азефу не составило труда превратить его в свое послушное орудие и в деле проведения в жизнь «большого плана» Азефа-Герасимова-Столыпина.
В ряды Боевой Организации Савинков вернулся, конечно, не без чувства горечи, вызванного ее бездействием в эти критические дни: эти ощущения тогда были общи для всех. Он тоже искал объяснения ее неудачам, — и естественно, прежде всего, прислушивался к рассказам Азефа, на которого привык смотреть снизу вверх. Азеф давал свои объяснения. Он говорил и о неудовлетворительности старых методов работы Боевой Организации, и об улучшениях, которые введены в дело полицейской охраны министров и которые не позволяют боевикам подойти близко к последним, — короче, обо всем том, что было намечено по планам Азефа-Герасимова. Но в то же время он играл и на специфических настроениях Савинкова, на его понимании «чести» Боевой Организации, на его раздражении против «штатских» членов Центрального Комитета, которые осмеливаются непочтительно говорить о боевиках. Критические замечания, которые тот или иной из членов Центрального Комитета осмелился сделать в частных разговорах относительно деятельности Боевой Организации, в его рассказах превращались в систематическое дискредитирование этими членами Центрального Комитета руководителей Боевой Организации, во внесение деморализации в среду членов последней. Отдельные указания, которые срывались с уст партийных кассиров в ответ на все более и более возроставшие требования Азефа (действуя согласно разработанному им с Герасимовым плану, Азеф в это время так раздул финансовые требования Боевой Организации, что даже привыкшие к большим расходам последней партийные кассиры начали кряхтеть), — выростали в систематическое притеснение Боевой Организации и в отказы в средствах на ее необходимые расходы.
Савинков прежде всего уцепился за последние части этих рассказов и ринулся в бой против Центрального Комитета.
Собрание последнего, на котором был поставлен вопрос с работе Боевой Организации и о претензиях последней против Центрального Комитета, состоялось в сентябре 1906 г. в Финляндии (на Иматре). На этом собрании присутствовали члены Центрального Комитета, — Крафт, Натансон, Панкратов, Слетов, Чернов и Азеф, — и в качестве представителя Боевой Организации Савинков: как и всегда в подобных острых случаях, Азеф заявил, что не может защищать точку зрения Боевой Организации по своей непривычке говорить публично, и потребовал приглашения Савинкова, способного эту точку зрения изложить и защитить. Именно Савинков и начал прения по этому вопросу. В большой, запальчиво-страстной речи он изложил обвинения Боевой Организации против Центрального Комитета. Это был настоящий обвинительный акт. Предупреждая упреки против Боевой Организации за ее недостаточную активность, он предъявил контр-иск к Центральному Комитету и доказывал, что «в неудачах Боевой Организации виновен Центральный Комитет: он не дает средств и достаточно людей для надлежащего развития боевой деятельности, он равнодушно относится к вопросу о терроре и не только не питает внутреннего доверия к руководителям Боевой Организации, но в лице двух своих членов, т. т. Чернова и Слетова, явно дискредитирует Боевую Организацию, отзываясь о ней легко и неуважительно. При таких условиях, — говорил он, Боевая Организация не может продолжать работать. Савинков, при поддержке Азефа, требовал, чтобы Центральный Комитет изменил свое отношение, высказал им полное доверие и, в качестве санкции, предал суду т. т. Чернова и Слетова» (Так излагает речь Савинкова «Заключение Судебно-Следственой Комиссии по делу Азефа» (стр. 51), опираясь на показания опрошенных ею участников указанного собрания. В своих воспоминаниях Савинков скрадывает эти подробности своего тогдашнего выступления.).
В противном случае Савинков и Азеф отказывались вести боевое дело.
Обвинения эти поразили своей неожиданностью и необоснованностью. Они не только не отвечали истинным настроениям и всего Центрального Комитета в целом и специально названных его членов в частности, — утверждения, в основе их лежавшие, в ряде случаев просто не соответствовали действительности. Было непонятно, как могли возникнуть подобные лжетолкования, подобные искажения фактов. Прения носили острый характер. Савинков держал себя прямо вызывающе, особенно в отношении Слетова, с которым у него были старые личные счеты: зимою 1903–04 г., в дни первого побега Савинкова из Петербурга, с порученной ему работы над подготовкой покушения против Плеве, Слетов встретил Савинкова в Киеве, — растерянного, почти испуганного, — и составил очень невыгодное о нем мнение, которое и высказал тогда же вслух, доказывая, что набранная Азефом молодежь непригодна для боевого дела и только компрометирует Боевую Организацию. Этот отзыв дошел до Савинкова, — эту заботу взял на себя Азеф, и теперь Савинков вымещал свои старые обиды.
Заседание тянулось целую ночь, — до утра, — порою превращаясь в настоящее судилище: по требованию Савинкова была устроена даже очная ставка между Черновым и агентом Боевой Организации, Э. М. Лапиной («тов. Бэла»), в разговоре с которой Чернов якобы допустил оскорбительные для боевиков замечания. Лишь с большим трудом удалось несколько сгладить конфликт. О неудачах Боевой Организации, о необходимости изменить методы ее работы, — на заседании почти совершенно не говорили: в результате маневра Савинкова центр тяжести вопроса был совершенно перемещен. Конечно, руководителям Боевой Организации было вотировано полное доверие, — и, кроме того, в состав Центрального Комитета был введен Савинков: чтобы ее представительство было более полным и чтобы Центральный Комитет не забывал о нуждах террора.
Это столкновение дало Азефу лишнее подтверждение прочности его положения в Боевой Организации и в Центральном Комитете, и он приступил к проведению последней части намеченного плана похода против Боевой Организации. Именно после этого собрания он начал с особенным старанием обрабатывать наиболее влиятельных членов Центрального Комитета, — прежде всего М. А. Натансона и В. М. Чернова, — стараясь привлечь их на свою сторону. В длинных, «задушевных» беседах, — которые он так любил, — он развивал перед ними свою точку зрения на причины «кризиса Боевой Организации».
