Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Во время действия пакта «Молотов — Риббентроп», одним из пунктов которого было взаимное прекращение антифашистской и антисоветской пропаганды, эта установка была временно изъята из официальной германской пропаганды, будучи заменена призывом к борьбе с «плутократическими империями». Однако во всех случаях в основе фашистской идеологии лежала установка на проведение агрессивной политики, для которой было необходимо поддержание внутреннего тоталитарно-мобилизационного режима.
Что же касается сталинизма, то он не обладал идеологической доктриной, отражавшей его подлинные политические цели. Сталинский тоталитаризм всей своей сутью был противоположен той идеологии, которая продолжала считаться идеологией правящей партии. Сталин, в окружении которого не оставалось ни одного значительного политика и теоретика, присвоил себе единоличное право выдвигать, формулировать и провозглашать все политические и идеологические новации. Камуфлируя свою переменчивую внутреннюю и внешнюю политику абстракциями социалистического словаря, он добавил к вырванным из контекста и ложно истолкованным цитатам Маркса и Ленина всего лишь несколько идеологических конструкций, возведённых в ранг «теорий» («теория» о победе социализма в одной стране, «теория» об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, трактовка «основного принципа социализма» и т. д.).
Порвав с концепцией мировой революции, Сталин подчинил свою внешнюю политику прагматическим геополитическим соображениям, связанным с задачей сохранения и укрепления своей власти. В середине 30-х годов он стремился к поддержанию status quo в Европе и в этих целях вёл двойную игру с противостоящими друг другу капиталистическими державами (см. гл. XXXIII). В первые, катастрофические месяцы войны с Германией он предпринимал судорожные усилия для своего спасения даже ценой величайших уступок другим государствам. В октябре 1941 года Сталин зондировал через болгарское правительство возможность сепаратного мира с Гитлером и готов был принять любые условия последнего, вплоть до отдачи Германии Советской Прибалтики, Молдавии, части Белоруссии и Украины. Незадолго до этого он обратился с просьбой к Черчиллю направить в СССР 25—30 английских дивизий, уверяя, что в противном случае «Советский Союз либо потерпит поражение, либо потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом» [389]. Совершенно очевидно, что подобное широкомасштабное английское военное присутствие в СССР означало бы существенную угрозу суверенитету Советского государства.
В те же периоды, когда политическая и военная обстановка складывалась в пользу Сталина, он вступал с лидерами капиталистических стран в сделки чисто империалистического характера. Такой сделкой стало заключение в 1939 году советско-германского пакта, предусматривавшего четвёртый раздел Польши и разграничение иных «сфер влияния» в Европе между Советским Союзом и Германией. Когда ценой неимоверных жертв и героических усилий советского народа был достигнут перелом во второй мировой войне, Сталин приступил к сговору с лидерами США и Англии о послевоенном разделе мира. Этот сговор способствовал реализации геополитических экспансионистских устремлений Сталина — насаждению покорных ему режимов в странах Восточной Европы.
В-третьих, при гитлеризме и сталинизме по-разному складывались взаимоотношения между «вождём» и его политическим окружением. За двенадцать лет существования нацистского режима никто из соратников Гитлера (за исключением Рема, убитого в 1934 году, и Гесса, бежавшего в 1941 году в Англию) не выпал из «правящей тележки». Даже на Нюрнбергском процессе главари третьего рейха не отмежевались от Гитлера и не подвергли его столь резкой критике, как это было сделано в отношении Сталина его преемниками на XX и XXII съездах КПСС.
Отношения же между Сталиным и его окружением свелись к физическому уничтожению одной части последнего и покорному повиновению другой безжалостному диктату «вождя». Тем не менее даже непосредственные преемники Сталина, безоговорочно поддерживавшие его на протяжении тридцати лет, сразу же после его смерти существенно изменили как внешнеполитический курс (переход от холодной войны к политике «разрядки»), так и внутреннюю политику (прекращение государственного террора и смягчение социального неравенства).
Конечно, эти «наследники Сталина», давно уже утратившие большевистский менталитет, были не способны к радикальному реформированию социально-политической системы и восстановлению советской и партийной демократии. Даже те половинчатые реформы, на которые они решились пойти, осуществлялись в обстановке идейного разброда и борьбы за власть между членами «коллективного руководства». Однако эту борьбу было бы неправильно сводить исключительно к беспринципной грызне. Далеко не случайно, что все члены Президиума ЦК сплотились в 1953 году ради устранения наиболее страшного сталинского монстра Берии. Столь же не случайно, что в последующей борьбе за лидерство победу одержал Хрущёв, инициатор линии на десталинизацию. Однако процесс десталинизации СССР, казалось бы, обнаруживший способность советской системы к самоочищению от язв сталинизма, был прерван новым «коллективным руководством», свергнувшим Хрущёва.
Глубинной причиной этой затянувшейся на два десятилетия прерывности было состояние правящей партии. Она была настолько обескровлена сталинскими репрессиями и настолько подавлена гнётом партаппарата, что оказалась неспособной к самообновлению, превращению в жизнедеятельный организм и выдвижению из своих рядов политических деятелей большевистского типа.
Тоталитарный режим, рухнувший со смертью Сталина, оставил многочисленные метастазы, которые привели к новым формам перерождения советского общества, а затем — к крушению его социалистических основ.
XXVII
Сталин и Гитлер
Сопоставление сталинизма и фашизма необходимо должно быть дополнено сопоставлением личностей их «вождей». Эта тема неоднократно затрагивалась в работах Троцкого. Указывая на непристойный характер попыток приравнять Сталина к Ленину, Троцкий писал, что Сталина по масштабам личности нельзя поставить на одну доску даже с Гитлером и Муссолини. Как ни скудны «идеи» фашизма, но оба вождя победоносной фашистской реакции были яркими агитаторами и трибунами. Их политическое выдвижение совершалось в неразрывной связи с ростом движения, которое они инициировали и возглавляли с первых его шагов. В отличие от фашистских вождей Сталин не создал собственной партии. Большевистская партия была создана Лениным. Лишь после завоевания ею власти и последующей узурпации этой власти её аппаратом, Сталин стал подниматься над партией. «К массам, к событиям, к истории у него нет другого подхода, как через аппарат» [390]. Добавим, что такой подход к событиям и массам сохранился и у всех преемников Сталина — от Хрущёва, которому этот «аппаратный» подход мешал в его реформаторских начинаниях, до Горбачёва, потерпевшего вместе со всем партийным аппаратом политическое фиаско.
Не обладавшие собственной политической доктриной, Сталин и его преемники были способны править лишь эмпирическим путём проб и ошибок, подчиняя теорию и стратегию тактическим задачам, непредвиденно возникавшим в силу прежде всего их собственных волюнтаристских импровизаций и просчётов.
Касаясь отношения Сталина к Гитлеру, Троцкий подчёркивал, что «Сталин, лишённый творческого воображения, изобретательности, окружённый крайне серыми людьми, явно подражает Гитлеру, который импонирует ему своей изобретательностью и смелостью» [391]. Одним из примеров такого подражания Троцкий считал чистку в большевистской партии, идея которой возникла у Сталина после успешной чистки, учинённой Гитлером над оппозицией внутри нацистской партии в 1934 году. Этот вывод подтверждается воспоминаниями В. Кривицкого о высоких оценках, которые Сталин давал Гитлеру за его беспощадную расправу с оппозицией и превращение Германии в «сверхдержаву» (см. гл. XXXIII).
