Левая Политика, № 16 2011. От сект к партии - Кагарлицкий Борис Юльевич (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Борис Кагарлицкий. Я думаю, что всем здесь присутствующим примерно понятно, о чём идёт речь, когда говорят о новом этапе. Официальные круги сегодня говорят о выборах, им очень интересно, как они распишут, разделят места в Государственной Думе. Они ещё до конца не договорились, кому и сколько мест отписать, как эти места распределить. Думаю, для политиков официального толка сегодня очень большая проблема, кому сейчас нужно срочно записываться в «Правое дело», потому что ясно уже, что «Правому делу» отписали большое количество мандатов, но не очень понятно, как эти места будут распределены. Например, мне недавно рассказывали, что сейчас среди политиков, которые числятся за «Справедливой Россией» возник большой ажиотаж, люди выясняют, кому из умеренных левых разрешат переписаться в крайние правые, но не всем разрешают, и они стоят в очереди, не всех же берут. У людей возникают большие проблемы, многие не могут распланировать свою деятельность, они не знают, левые они или правые, как себя вести. Им должны сказать, но в Администрации не определились ещё, им не сообщили, какую роль в этом балагане они играют на данный момент. Нас эта суета не интересует, так же как и вопрос о президентских выборах. Мы не в той весовой категории, не в том положении, чтобы даже это обсуждать. Они в них запутаются и без нас. Не решат, но именно запутаются.
Для нас новый этап сводится к двум позициям. Первая позиция — гипотетическая, но чётко просматривающаяся. Мы явно находимся накануне нового экономического кризиса со всеми вытекающими отсюда последствиями. Думаю, что присутствующий здесь Василий Колташов сможет рассказать об этом подробнее, представив наши экономические наработки. На конференции есть специальная секция для этого. Речь идёт о том, что происходит в стране, об экономической и социальной ситуации. Среди материалов конференции, которые будут розданы или разосланы участникам, есть «14 тезисов» — набросок антикризисной или, если кому-то так больше нравится, переходной программы. В зависимости от идеологических симпатий можно так или иначе расставить акценты. Но это нечто наиболее общее.
Более конкретные соображения состоят в том, что кризис на экономическом уровне, безусловно, возвращается. Мы видим его симптомы в Европе, мы видим его симптомы в Греции, Португалии, Италии, Великобритании и т. п. Нас, конечно, больше всего волнует Россия. Для российских элит ключевой вопрос сегодня только в одном: насколько долго смогут продержаться нынешние цены на нефть. Так вот, это первый момент, о котором мы можем здесь поговорить, потому что кризис довольно быстро может сломать нынешнюю тенденцию, резко обрушив цены на нефть. Причём обрушить в самый неподходящий для этого момент, тогда как власти надеются сохранить сегодняшнее положение дел как можно дольше или хотя бы до лета 2012 года, но совершенно не очевидно, что это получится. Совершенно не очевидно, что цены на нефть удержатся на сегодняшнем уровне — около 100 с небольшим долларов за баррель, допустим, до лета 2012 года. У властей могут возникнуть серьёзные проблемы с финансированием их программ, с распределением ресурсов и вообще с продолжением имеющейся политики. Нужно готовиться к сценарию радикального обвала цен следующего года, за которым последуют серьёзные и драматические события уже в сфере социальной и политической. Мы прекрасно помним 2008 — начало 2009 года, помним Пикалево и другие проявления кризиса, и мы сейчас прекрасно понимаем, что сегодня повторения сценария 2008 не будет, проявление нынешнего кризиса не станет механическим воспроизведением тех же самых событий, а обернётся чередой гораздо более драматичных, жёстких и конфликтных ситуаций. Но сценарий падения цен и возвращения экономического кризиса — это гипотеза. Обоснованная и серьёзная, имеющая все права быть рабочей гипотезой, но всё-таки это сценарий, предположение.
Но есть и второй не менее серьёзный момент, есть тенденция, которая сегодня очень чётко просматривается. Даже при нынешних высоких ценах на нефть сегодня в России средств на социальные нужды не хватает, и не хватает потому, что вся политика, проводимая и российскими, и всеми другими властями, и международными властями, сводится к тому, что пожар тушится керосином. Все мы знаем политику США — качественное смягчение кризиса. Вместо того, чтобы решать структурные проблемы, разбираться в причинах кризиса, отказываться от политики неолиберализма, которая и привела к кризису, кризис заливают деньгами, печатаются деньги, закачиваются в экономики только для того, чтобы смягчить кризис. Эти деньги попадают на спекулятивные рынки. Это повышает цены на нефть, но растут цены и на продовольствие. Да, цены на нефть растут, и это российской экономике помогает, но одновременно мы видим, что цены на продовольствие подскочили, да ещё как, а это уже фактор социального кризиса. Добавим ещё неурожай, который был в России в прошлом году, и нет никаких гарантий, что в этом году неурожая не повторится. Однако даже если в текущем году урожай в России будет хороший, необходимо понимать, что при нынешнем росте цен на продовольствие продавать его в России будет менее выгодно, чем на мировом рынке, и продовольствие из России будет вывозиться, тем более что, например, эмбарго на вывоз зерна из России снято. Соответственно тенденция к росту цен на продовольствие будет сохраняться. Но это лишь один аспект.
Второй аспект заключается в том, что чем больше денег выделяется на эти меры по спасению экономики, тем менее эффективно эти деньги тратятся. Мы видим небывалый рост коррупционных скандалов, и дело не только в том, что больше информации стало просачиваться в Интернет. Можно, конечно, предположить, что раньше всё было так же, но сегодня появились блоггеры, появился Алексей Навальный, которые стали вытаскивать на свет факты коррупции и привлекать к ним общественное внимание. Но мне кажется, что это всё-таки не так, и рост коррупции является реальным фактом. Это, кстати, регистрируют и чиновники. И дело не в том, что плохие люди, которых вдруг стало больше, решили поворовать напоследок. А дело в том, что чем больше таких бессмысленных средств вкладывается в экономическую политику, чем больше бессистемно тушится кризисный пожар, тем больше случайных денег просто гуляет по стране и по экономике, и тем больше денег пропадает. И тем больше находится людей, которые хотят и могут их украсть. Но ещё мы сталкиваемся и с ситуацией нарастающей неэффективности государственных расходов. Это со своей стороны регистрируют неолибералы, которые всегда утверждают, что государство неэффективно. Но проблема как раз обратная: сейчас именно неолиберальная модель экономики способствует тому, что государство становится всё менее эффективным, так как разлаживается механизм вмешательства государства в экономику, механизм государственной деятельности в экономике. Государство становится ещё более неэффективным и дорогим. Регистрируя эту неэффективность, неолибералы требуют следующего пакета своих реформ, что опять-таки делает государство ещё более неэффективным и ещё более дорогим. Чем больше реформ и реорганизаций, тем больше нужно денег. Классический либерализм требовал маленького и дешёвого государства. Неолиберальная политика приводит к тому, что государство становится относительно маленьким в собственно социальной сфере, но оно разрастается за пределами социальной сферы (бюрократия, силовые структуры и т. п.) и при этом становится всё более дорогим и всё менее эффективным с точки зрения развития общества. Мы получаем всё более дорогого и всё более ленивого ночного сторожа. Даже ночного сторожа, который не работает, но ест. Результатом этого становится то, что при 80 долларах за баррель Россия имела профицит бюджета, а при ста пятнадцати примерно долларов за баррель
Россия имеет дефицитный бюджет. Власти всё время оправдываются тем, что у них очень много социальных расходов, но на самом деле социальные обязательства властей в значительной мере сворачиваются. То, что власти предъявляют нам в качестве социальных обязательств, не является таковым по отношению к населению, это дорогостоящие программы, связанные с реструктурированием бюрократии, то есть это социальные обязательства государства перед самим собой. Или это социальные обязательства государства перед крупным бизнесом, те программы, по которым стимулируется работа бизнеса из государственных средств. Классический пример — Сколково. Инновационные программы, на которые бизнес получает деньги через Сколково — это не что иное, как диверсификация производства и вывод его из России. Эти программы бизнес и так осуществил бы, но теперь они могут делать это за государственный счёт. Попросту говоря, бизнес использует государственные дотации для решения собственных проблем, а государство при этом ничего не развивает, оно просто передаёт деньги людям, которые по неолиберальной логике, умеют с деньгами обращаться. А эти люди вывозят деньги из страны.
