Великая война. Тайна рождения ХХ века - Фурсов Андрей Ильич (книги без сокращений TXT) 📗
Итак, с 1870-х гг. мир вступил в новую эпоху соперничества, и наиболее дальновидные представители британского истеблишмента — Родс, Стэд, Милнер и другие — почувствовали это и уже в 1890-е гг. открыто заговорили о необходимости англо-американского союза перед лицом нарастающей германской угрозы. Обсуждался вопрос создания союза англоговорящих народов, и Родс даже готов был перенести его столицу в Вашингтон — подальше от «сумрачного германского гения» с лицом Бисмарка, Шлиффена и Круппа.
Германия в последней трети XIX ― начале XX в. политически была намного активнее, по крайней мере, внешне, чем США, которые даже в 1914 г. заявили о своём нейтралитете (вопреки призывам бывшего президента Т. Рузвельта к активизации действий). Америка ставила на «стратегию доллара», на достижение гегемонии финансово-экономическим путём; жизнь показала: только экономическим нельзя, нужны «кровь, пот и слёзы».
Последняя треть XIX в. внесла изменения не только в мировую политическую ситуацию, но и в экономическую. Старый, относительно «мирный», внутренне ориентированный (индустриализация) капитализм 1830―1860-х гг. не только исчерпал свои возможности, но и породил такие потребности, удовлетворение которых потребовало от капитала (и государства) создания новой экономической структуры. На черновую работу ушло около 50 лет, и голландский историк Я. Ромейн назвал эту эпоху «водоразделом». Главной чертой «водораздельного» мира стала экспансия нового типа, получившая название «империализм».
Бурное экономическое развитие «длинных пятидесятых» (1848―1867/73 гг.) с его заводами и фабриками, железными дорогами, золотыми и алмазными приисками, каучуковыми плантациями, производством зерна и многим другим потребовали резкого увеличения капитала и расширения рынков сбыта. «Эпоха капитала» (Э. Хобсбаум) (1848―1875) потребовала «эпохи империи» (1875―1914). Отсюда — начало нового — последнего — раунда колониальной экспансии, нового передела мира.
За последние 20 лет XIX в. Великобритания увеличила свои колонии до 9,3 млн. кв. миль с населением 309 млн. чел.; Франция — до 3,7 млн. кв. миль с населением 54 млн, а вот Германия приобрела лишь 1 млн. кв. миль колоний с населением 14,7 млн. чел. К началу XX в. раздел мира завершился. На вопрос адмирала Тирпица, не опоздала ли Германия принять участие в заканчивающемся разделе мира, можно ответить утвердительно. Помимо экономических причин раздел мира подстёгивали и социально-политические. Чтобы замирять трудящихся своих стран в условиях прогрессирующей индустриализации и роста социалистического движения, господствующим группам и правительствам европейских держав приходилось идти на социальные уступки. То была цена социального мира, а средства черпали главным образом из колоний. «Если вы хотите избежать гражданской войны, — писал Родс, — вам следует стать империалистами». Расовое единство должно было сгладить классовые противоречия — так, в частности, считал и Дизраэли, который перенёс на английскую почву традиционные еврейские представления о расе и её чистоте. Ну а для обеспечения классового мира на основе расового единства огромное значение имели прибыли, получаемые из колоний и полуколоний.
Положение Германии и в этом плане было хуже, чем таковое Великобритании или Франции; колоний у неё было мало, территория относительно невелика, а население росло очень быстро. Достижение мирового господства или хотя бы превосходства (и то, и другое объективно грозило столкновением с Великобританией) становилось проблемой не только внешней, но и внутренней политики Второго рейха. Немцы могли рассчитывать только на передел, и их военно-экономический потенциал позволял им надеяться на успех.
Вот некоторые цифры, характеризующие соотношение потенциалов Германии и Британии, отставание последней.
В 1900 г. англичане произвели 5 млн. т стали, немцы — 6,3 млн. т; в 1913 г. англичане — 7,7 млн. т, немцы — 17,6 млн. т (правда, США произвели соответственно 10,3 млн. т и 31,8 млн. т; а вот Россия — 2,2 млн. т и 4,8 млн. т). Потребление энергии: 1890 г.: Британия — 145 млн. метрических тонн угольного эквивалента, Германия — 7,1 млн.; 1913 г. — 195 млн. и 187 млн. (США — 147 млн. и 541 млн., Россия — 10,9 млн. и 54 млн.). Еще более впечатляют в англо-германской дуэли цифры совокупного промышленного потенциала (за 100% взят уровень Великобритании 1900 г.). 1880 г. — 73,3 у Великобритании и 27,4 у Германии; 1913 г. — 127,2 и 137,7 соответственно (у США — 46,9 и 298,1, у России — 24,5 и 76,6). Доля в мировом промышленном производстве: 1900 г.: Британия ― 18,5%, Германия — 13,2%;
1913 г.: Британия — 13,6%, Германия — 14,8% (США — 23,6 и 32%, Россия — 7,6 и 8,2%). Темпы роста промышленного производства в 1870―1913 гг. у Германии — 4,5%, у Великобритании — 2,1%; экспорта — 4,1 и 2,8% соответственно.
VI
Неудивительно, что в 1890-е гг. в Великобритании появляются две книги — М. Шваба и Ю. Уильямса (последняя с красноречивым названием: «Сделано в Германии»), в которых показан бурный экономический рост Германии и относительный упадок Британии. Книги подводили читателя к выводу: мирным, экономическим путём Британии не выиграть борьбу с Германией, которая из Grossmacht стремительно превращалась в Weltmacht. Для победы требовалась предельная концентрация всех сил или, как напишет в опубликованном 2 сентября 1914 г. в «The Times» стихотворении Киплинг, «железная жертвенность тела, воли и души». Только так можно было компенсировать постепенно нарастающее отставание в экономике. Ну и, конечно, русской кровью — как и в войне с Наполеоном, а позднее — с Гитлером.
Для британцев самым непереносимым, страшным в росте германской мощи было то, что немцы наращивали свою морскую мощь. «Первенство Германии на море не может быть совместимо с существованием Британской империи» — это слова одного из руководителей английского Foreign Office. Показательно признание Ллойд-Джорджа: «Строительство германского флота в значительной степени вызвало мировую войну». С ним согласен немецкий адмирал Шеер: из-за строительства германского флота «Англия почувствовала себя в опасности и увидела в нас соперника, которого следует уничтожить любой ценой».
Действительно, гонка морских вооружений (с 1889 и особенно с 1904—1907 гг., с «дредноутной революции») привела к тому, что германский военный флот стал самой серьёзной угрозой Британии со времён Трафальгара. Поэтому, писал накануне Первой мировой войны блестящий русский военно-стратегический и геополитический мыслитель А.Е. Едрихин-Вандам, главная цель английской стратегии «состоит в том, чтобы уничтожить торговый и военный флот Германии, отнять у последней её, хотя и бедные сами по себе, но являющиеся своего рода передовыми постами, колонии и нанести ей на суше такой удар, после которого, ослабленная духовно и материально, она не могла бы возобновить своих морских предприятий в течение долгого времени в размерах сколько-нибудь значительных и никогда в нынешних.
...главная цель Англии состоит в том, чтобы отбить наступление Германии на Океанскую Империю на Атлантическом океане, как было отбито (руками Японии — А.Ф.) наступление России на Тихом».
Германский вопрос стал вопросом сохранения британской гегемонии — наряду с русским вопросом. И, как совершенно верно заметил А.Е. Вандам, решить этот вопрос путём схватки флотов двух стран на Северном море было невозможно. Требовалась «общеевропейская война». Но как организовать такую войну? Где запалить бикфордов шнур? И Вандам — ещё до её начала — отвечает: на Балканах сложилась взрывоопасная ситуация, и Великобритания, «пользуясь огромным влиянием на Балканах и в известных сферах Австрии... будет стремиться к тому, чтобы сделать из этих событий завязку общеевропейской войны, которая, ещё больше, чем в начале прошлого столетия опустошив и обессилив континент, явилась бы выгодной для одной Англии». Впрочем, как выяснилось впоследствии, британцы сработали на другого, заокеанского, англосакса, который тоже был заинтересован в общеевропейской войне, чтобы сокрушить империи, включая Британскую.
