Власть и оппозиции - Роговин Вадим Захарович (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Более конкретно альтернатива левой оппозиции была изложена в статье Раковского «На съезде и в стране» и в статье Троцкого «Открытое письмо членам ВКП(б)».
Раковский предлагал в области сельского хозяйства — отказаться от сплошной коллективизации и ликвидации кулачества; в области промышленности резко уменьшить количество строительных объектов и сконцентрировать ресурсы на наиболее важных стройках; в области финансов привести расходы в соответствие с реальными материальными ресурсами и резко сократить эмиссию; в рабочем вопросе — выделить средства для незамедлительного ощутимого улучшения жизненного уровня рабочего класса и повысить его роль в управлении производством [433].
Аналогичные идеи включала программа Троцкого, требовавшего сократить масштабы промышленного строительства и направить освободившиеся ресурсы на повышение жизненного уровня трудящихся и улучшение качества продукции, в равной степени необходимое для производителей и потребителей. Он призывал приостановить сплошную коллективизацию и административное раскулачивание, заменив их осторожным отбором жизнеспособных колхозов, созданных на основе действительной добровольности. Руководящим принципом политики по отношению к кулаку он предлагал сделать контрактацию, т. е. заключение договоров с кулацкими хозяйствами, обязывающих последние продавать определённое число продуктов по назначенным государством ценам. Таким образом, в самый разгар коллективизации Троцкий признавал необходимым сохранение кулацких хозяйств ещё на годы при условии применения экономических мер для ограничения их накоплений.
В выдвижении этой программы сталинисты усматривали «капитулянтство» Троцкого и сближение его с «правыми». Рудзутак на XVI съезде обвинял «правых» в том, что они «говорили в значительной степени то, о чём говорят сейчас троцкисты и Троцкий, а именно, что мы наши темпы индустриализации проводим на основе обнищания всей страны» [434].
Процитировав некоторые из названных выше предложений Троцкого, Орджоникидзе заявил: «Ишь ты! Троцкий, который кричал о темпах, который произносил „левые“ фразы, в момент величайшего наступления пролетариата на капиталистические элементы нашей страны… ничего другого не находит, как бросить лозунг: „Отступайте от авантюризма“… Нет, извините, наша партия не только не будет отступать, но она будет всё больше и больше наступать… Ишь ты, какой левый!.. Помните, сколько он болтал о кулаке, сколько он упрекал нас за то, что мы, мол, не так деремся с кулаком. А теперь, когда большевистская партия, подготовившись заранее, как следует взяла этого кулака за глотку, он говорит: не трогай, приостанавливай раскулачивание. Вот это называется „левизна“!.. Вот это называется „левый“ Троцкий!!» [435]
Втянувшись в сверхиндустриализацию, осуществлявшуюся за счёт не только крестьянства, но и городского пролетариата, и столкнувшись с растущим сопротивлением масс административному произволу и насилию, сталинское руководство уже не было способно скорректировать свою социально-экономическую политику и тем более — адекватно воспринимать критические замечания и предостережения. Отсюда вытекала неизбежная агрессия и грубая брань против всех оппонентов «генеральной линии» и прежде всего против Троцкого, продолжавшего даже в изгнании оставаться лидером наиболее последовательных оппозиционных элементов в партии.
XXIII
Экономика и политика. Партийный режим
В начале 30-х годов Троцкий подчеркивал, что советская экономика «мчится к кризису прежде всего по причине чудовищно-бюрократических методов составления плана» [436]. Непомерно разросшийся бюрократизм «имеет не бесплотный характер. Его носителем является многочисленная, сплочённая бюрократия с целым миром самодовлеющих интересов» [437]. Монополизировав решение всех вопросов планирования, она препятствует согласованию противоречивых интересов различных социальных групп, предохраняющему от перерастания противоборства этих интересов в социальный конфликт. Она относится к плану как к заранее заданной догме, тогда как его следует рассматривать в качестве рабочей гипотезы, которая должна проходить коллективную проверку в процессе выполнения плана.
Элементами такой проверки являются «не только цифры бухгалтерии, но и мускулы и нервы рабочих и политическое самочувствие крестьян. Прощупывать, проверять, суммировать, обобщать всё это может только активная, самодеятельная, уверенная в себе партия» [438].
Раскрывая организационные механизмы выработки и корректировки планов, Троцкий подчеркивал, что центральную ось планирования составляют вопросы распределения национального дохода между накоплением и потреблением, между фондом капитального строительства и фондом заработной платы, между городом и деревней и различными слоями трудящихся. Эта ось должна перемещаться под непосредственным воздействием борьбы жизненных социальных интересов. Такая борьба, которая должна получать гласное выражение на арене советской демократии, призвана выступать в качестве основного фактора социалистического планирования. Подлинный подъём социалистического хозяйства связан не с ликвидацией дискуссий, а, напротив, с их развертыванием на новой основе. Наряду с фракциями, отстаивающими интересы различных социальных групп, в этих дискуссиях должны выступать «фракции» «электрификаторов», «нефтяников», «трактористов» и т. д., борющиеся за долю своих отраслей в народном хозяйстве. Такая борьба хозяйственных группировок, являющаяся выражением «промышленной демократии», призвана обеспечить достижение оптимальных народнохозяйственных пропорций.
Чтобы эта борьба не приняла узковедомственный характер, в ней должны принимать участие не только хозяйственные руководители, но и трудящиеся массы, формирующие и развивающие в дискуссиях свою политическую культуру. Участие масс особенно необходимо при обсуждении такого важнейшего элемента плана, как «вопрос о том, что рабочие и крестьяне хотят и могут потребить сейчас, а что они могут сберечь и накопить» ради экономических успехов в ближайшем и отдалённом будущем. Поэтому советская демократия становится «делом хозяйственной необходимости» [439].
Если же борьба идейных группировок и хозяйственных предложений подменяется безапелляционными приказами бюрократии, а план предписывается трудящимся в порядке канцелярской директивы, то издержки таких методов хозяйственного руководства неизбежно окажутся более серьезными, чем издержки стихийной игры рыночных сил при капитализме. Навязывание предприятиям призовых скачек индустриализации не только снимает все препятствия на пути экономического ажиотажа, но и «помножает его на всю силу государственного принуждения и поощрения» [440].
Гигантские преимущества планового хозяйства — при условии постоянной проверки всего хозяйственного опыта — могут способствовать предупреждению или ослаблению частичных периодических конъюнктурных кризисов. Но эти же преимущества при бюрократическом характере руководства, полностью высвобождающего свою волю от критики и контроля со стороны масс, неизбежно превращаются в свою противоположность. В этих условиях централизованное управление экономикой может «привести к такому накоплению кризисов и противоречий, перед которым любой капиталистический кризис покажется детской забавой» [441].
Это положение Троцкого было подтверждено всем опытом экономического и социального развития СССР в начале 30-х годов. В те годы хозяйственный кризис не выступил в форме всеобщего снижения производства, характерной для наиболее разрушительных капиталистических кризисов (такое обвальное падение производства впервые произошло на территории СССР после его распада и отката его бывших республик к отсталому полуколониальному капитализму). Хозяйственно-политический кризис, достигший своего пика к концу первой пятилетки, выразился в истощении производительных сил в деревне, обнищании подавляющей части населения, взрыве социальных антагонизмов, нарушении гражданского мира в стране, подрыве притягательности социалистических идей в сознании значительной части трудящихся. Глубинные последствия этих разрушительных процессов ощущались в СССР на протяжении многих десятилетий.
