Оппозиция: выбор есть - Кара-Мурза Сергей Георгиевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Как же нам вернуться к здравому смыслу, покуда ученые «ремонтируют» теорию? В Испании, на лекциях о России, я предлагал такой эксперимент: давайте на пару часов забудем идеологию, опишем советский строй в обыденных понятиях жизни обычного человека. Посмотрим, сколько он пил молока, в какой квартире жил, что читал и сколько раз ходил в театр, чем болел и чего боялся. Посмотрим, как все это изменялось со временем, из каких средств обеспечивалось. Все это вместе мы и назовем советским жизнеустройством, не пытаясь определить, было ли это социализмом или еще каким-то «измом». А потом сравним это жизнеустройство с другими образцами, которые реально есть в мире – США и Испании, Бразилии и Бангла Деш.
Как ни странно, эффект от такого простого приема бывал очень сильным. Все рассуждения об объективных законах, о «правильном и неправильном» отпадали сами собой, даже тема репрессий теряла смысл. Люди начинали сравнивать реальность в осязаемых понятиях. Например, у многих родителей на Западе очень силен страх, что дети станут наркоманами – и для них отсутствие наркомании при советском жизнеустройстве сразу перевешивало большое количество иных благ и свобод. Сама мысль, что ради таких призраков, как «многопартийность», стоит сломать такое жизнеустройство, кажется при этом чудовищной, любой шаг проверяется здравым смыслом: что именно он улучшит и какой ценой? Например, при таком взгляде стал бы никчемным спор, который мне пришлось вести со многими авторами и читателями: была ли в СССР эксплуатация рабочих? Ну, предположим, была. Вопрос-то в том, была ли она больше, чем при других типах жизнеустройства. И станет ли она меньше, если сломать советский строй и приватизировать промышленность?
К сожалению, разговора именно в таких понятиях нам вести не давали и не дают. Нам навязали разговор в чисто идеологических понятиях, даже о смысле которых непросто договориться: рынок, уравниловка, эксплуатация, тоталитаризм. После дискуссий об истмате, в которые пришлось влезть, меня «выдавили» из левой печати. Сейчас, слава богу, понемногу допускают в «Правду». Я был бы рад, если «выдавили» просто оттого, что надоел читателям. Боюсь, что дело не только в этом. В Испании я лекции о советском строе читаю, и идет полезный диалог. В России это практически невозможно – обществоведы оправились от испуга и заполнили все контрольные посты. Небольшие идеологические стычки между правыми и левыми в их среде дела не меняют.
Вот, уже два с лишним года в КПРФ работает школа помощников депутатов – готовятся молодые кадры для работы в политике. Через полгода стараний, действуя не вполне этично (через влиятельных знакомых), я получил приглашение прочесть там лекцию. Для меня было важно поговорить и узнать образ мысли этих людей. Взвешивая каждое слово, я вычистил из лекции все, что могло бы огорчить начальство. Сказал лишь о разрушении общего языка (системы понятий) и утрате чувства количественной меры как важной причине трудностей оппозиции. То есть, говорил не о политике, а о кризисе в культуре левых. Были там два преподавателя из руководства школы. Их реакцией была искренняя, открытая и глубокая враждебность. Хотя и с реверансами («Ах, это самая интересная лекция за два года»). Зачем мне в моем возрасте комплименты! Важна суть. Враждебность была выражена перед слушателями, для них это был важный знак, его же надо было как-нибудь объяснить.
Встает мой оппонент и дает такое объяснение: «Полезно было послушать умного антимарксиста». Я спрашиваю миролюбиво: «Какой же у вас есть прибор, чтобы отличить марксиста от антимарксиста? Для примера ответьте, кто из ваших руководителей в КПРФ марксист?». Он замахал руками – мол, какие там марксисты, чего с них требовать. Бедные наши ортодоксы, они как кучка правоверных в толпе еретиков.
Конечно, если бы мы уже вышли на хороший уровень свободы мысли, можно было бы ответить: марксист я или нет, не имеет значения. Не все знание человечества сосредоточено в марксизме, и давайте говорить по существу тех вопросов, которые поставлены в лекции. Но об этом пока и речи нет. Мое-то положение проще, назвать меня антимарксистом – это просто ругань, никакого реального смысла в этом нет. Проблема как раз в том, что этот профессор не имеет прибора, чтобы отличить марксиста от немарксиста – и в отношении лидеров КПРФ он ошибся бы точно так же, как и в отношении меня. А раз так, то все эти ярлыки, которые по какому-то праву эти люди приклеивают, фальшивы. И единственное, чего за эти годы они добились, это оттолкнуть от КПРФ множество образованных, мыслящих и преданных коммунизму людей.
Но и это полбеды. Они затруднили диалог КПРФ с молодежью. Их язык молодыми людьми просто не воспринимается – потому, что он не может верно выразить то, что мы сегодня переживаем. А между тем, насколько я мог судить по тем случаям, когда мне удавалось прочесть нормальную лекцию перед целым курсом факультета то в одном, то в другом вузе, сегодня нет для коммунистов более благодатной аудитории, чем студенческая. В массе своей они – страстные поборники главных устоев русской цивилизации и идеи справедливости. Только говорят на другом языке.
В дискуссии 1996-97 гг. я чуть не в каждой статье ставил вопрос: если ваш марксизм – «ядро научной теории общества», если у нас было такое множество специалистов, владевших этой теорией, то как же мы пришли к положению, когда генсек КПСС вынужден был признать: «Мы не знаем общества, в котором живем»? Ведь это – тяжелое признание, знак беды. Не можем же мы предположить, что ученые нарочно искажали знание, а вся верхушка КПСС, включая Андропова, была беспросветно глупа. Нет, убедительнее предположение, что плоха была именно теория, метод познания нашего общества. Строго говоря, пока на этот вопрос не ответят, вообще спорить не о чем. Ведь ту фразу Андропов сказал не для красного словца. Но что изменилось с тех пор? Выявили мы хотя бы самые грубые ошибки в понимании советского общества? Думаю, пока что похвалиться нечем. Мы даже не вскрыли истоки антисоветизма в верхушке КПСС.
Я спросил бы оппонентов: назовите мне современную книгу «нашего марксиста» с мыслями о фундаментальных вопросах бытия России, которую средний образованный юноша мог бы прочитать с интересом. Вряд ли назовут. Разве этот факт не поразителен? Вот уже год как я хожу на собрания РУСО, ищу общий язык. Мне нравятся эти честные люди. Но я с горечью прихожу к выводу, что они самого Маркса знают очень плохо, через учебник Келле и Ковальзона. Скажу о двух главных их слабостях.
Маркс дал блестящий анализ западного капитализма, вскрыв, как на ладони, механизм купли-продажи рабочей силы, производства стоимости и прибавочной стоимости, продажи товара как меновой стоимости на рынке и получения прибыли. Для объяснения этих скрытых явлений он прибегал к обильному и столь же блестящему сравнению с процессами, которые протекают в незападном, некапиталистическом («нерыночном») хозяйстве. Эти сравнения он давал в примечаниях мелким шрифтом, которые в «Капитале» занимают чуть ли не треть объема.
Что же читали и что выучили наши марксисты? Только крупный шрифт – как раз то, что говорится не о нас (не о России крестьянской и не о России советской). И совершенно не читали и не знают того, что написано именно о нас, «незападных» – в примечаниях. И когда этим товарищам буквально зачитываешь слова Маркса из этих примечаний, они тебя называют антимарксистом.
Вторая слабость – в плохом освоении социальной философии Маркса. Известно, что он, как и Ленин, не изложил ее в специальных трудах – не было времени. Она вкраплена в множество трудов, и ее надо кропотливо извлекать. Такой работы у нас не сделано, а чужих мы не читаем. Главное, Маркс лишь наметил учение о классах («класс в себе и класс для себя»). Его развивали уже в нашем веке марксисты (в основном, в Англии). Ведь долгое время дебатировался вопрос – а есть ли действительно классы, или это научная абстракция. Марксист Томпсон в книге «Формирование рабочего класса Англии» убедительно доказал, что классы – реальность. Но складываются они не просто вокруг отношения к собственности, а когда возникает и особая культура класса. А у рабочего класса она возникает очень медленно и только в борьбе. Так, в Англии, по оценке историка, лишь к концу XIX века рабочие отошли от крестьянской культуры борьбы. Книга замечательная, страсти и блеск шекспировские. Но – крамола! По этой книге выходит, что у нас рабочего класса нет, даже революцию делали «фабричные крестьяне». Да это видно и по литературе (Горький), и по дотошным дневникам Пришвина. Выходит, все развитие марксова учения о классах прошло мимо нас, а оно сегодня для нас необходимо. Ведь советский строй опорочили в глазах доверчивых людей, исходя из якобы классового подхода. Мол, номенклатура это класс, который эксплуатирует рабочих.
