Операция «Миф» - Безыменский Лев Александрович (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
Весь этот день прошел в приготовлениях к отъезду. Только Геринг поспешил в этот же день уехать из Берлина. Еще до окончания совещания он попрощался с Гитлером, сказав, что уезжает в Южную Германию якобы для того, чтобы сколотить там оставшиеся резервы и бросить их против русских. Под вечер Геринг со своим личным штабом выехал в автомобиле на Оберзальцберг. Его жена и дочь, а также вся челядь из его замка «Каринхалл» выехали на Оберзальцберг еще несколько недель тому назад в двух специально составленных для них поездах.
Последние дни в бункере
21 апреля Линге разбудил Гитлера уже в половине десятого утра и сообщил ему, что русская артиллерия обстреливает Берлин и что Бургдорф и другие адъютанты ждут его в приемной. Через 10 минут Гитлер, небритый, поспешно вышел в приемную. Он обычно брился сам. Даже своему парикмахеру Августу Волленгаупту он не позволял брить себя, говоря, что не выносит, когда кто-нибудь возится с бритвой около его горла.
В приемной Гитлера ждали Бургдорф, Шауб, Белов и Гюнше.
— Что случилось? Что за стрельба и откуда? — взволнованно спросил он. Бургдорф доложил, что центр Берлина обстреливается тяжелой батареей русских, по-видимому, из района северо-восточнее Цоссена. Гитлер побледнел. Он беззвучно произнес:
— Русские уже так близко?
Утром 22 апреля огонь русской артиллерии снова усилился. Поступило донесение, что центр Берлина обстреливается несколькими тяжелыми батареями.
Снаряды русской артиллерии стали часто попадать в Тиргартен, а иногда и в парки министерств на Вильгельмсштрассе. Гитлер был разбужен гулом артиллерийского обстрела в десятом часу утра.
Одевшись, он позвал Линге и взволнованно спросил: «Какой это калибр стреляет?». Для успокоения Гитлера Линге ответил, что это стреляют немецкая зенитная артиллерия в Тиргартене и одиночные дальнобойные орудия русских. Гитлер, позавтракав в своем кабинете, ушел в спальню, где Морель сделал ему обычный возбуждающий укол.
Военное совещание было назначено на 12 часов. Около полудня в бомбоубежище Гитлера собрались Дениц, Кейтель, Йодль, Кребс, Бургдорф, Буле, Винтер, Кристиан, Фосс, Фегелейн, Борман, Хевель, Лоренц, Белов, Гюнше, Иоганнмейер, Ион фон Фрайенд и Фрейтег фон Лоринговен. Это было самое короткое совещание за все время войны. У многих лица были искажены. Говорили приглушенными голосами, повторяли один и тот же вопрос: «Почему фюрер все еще не решается покинуть Берлин?».
Гитлер вышел из своих комнат. Он сгорбился еще больше. Лаконично поздоровавшись с участниками совещания, он опустился в свое кресло. Кребс начал докладывать. Он сообщил, что положение немецких войск, обороняющих Берлин, еще больше ухудшилось. На юге русские танки прорвались через Цоссен и продвинулись до окраины Берлина. Тяжелые бои идут в восточных и северных предместьях Берлина. Положение немецких войск, стоящих на Одере к югу от Штеттина, катастрофическое. Русские танковыми атаками прорвали немецкий фронт и глубоко вклинились в немецкие позиции.
Гитлер поднялся и наклонился над столом. Он стал водить по карте дрожащими руками. Внезапно он выпрямился и бросил цветные карандаши на стол. Он тяжело дышал, лицо налилось кровью, глаза были широко раскрыты. Отступив на один шаг от стола, он закричал срывающимся голосом:
— Это ни на что не похоже! В этих условиях я больше не в состоянии командовать! Война проиграна! Но если вы, господа, думаете, что я покину Берлин, то вы глубоко ошибаетесь! Я лучше пущу себе пулю в лоб!
Все в ужасе уставились на него. Едва подняв руку и крикнув: «Благодарю вас, милостивые государи!», Гитлер повернулся и вышел из комнаты.
Участники совещания окаменели. Теперь, значит, все? Это — конец? Гюнше побежал за Гитлером. В комнате для совещаний вслед Гитлеру раздались испуганные возгласы: «Но, мой фюрер… но, мой фюрер…» Гюнше догнал Гитлера у дверей его кабинета. Гитлер остановился и крикнул:
— Соедините меня немедленно с Геббельсом!
Геббельс находился в бомбоубежище своей виллы на Герман-Герингштрассе. Пока Гитлер говорил с ним по телефону, участники совещания, растерянные и взволнованные, вышли в приемную. Борман и Кейтель бросились навстречу Гюнше и спросили: «Где фюрер? Что он еще сказал?». Гюнше ответил, что фюрер говорит по телефону с Геббельсом. Все возбужденно говорили, перебивая друг друга. Кейтель размахивал руками. Борман был совершенно вне себя и повторял: «Не может быть, чтобы фюрер сказал серьезно, что он хочет застрелиться!». Кейтель кричал: «Мы должны удержать фюрера от этого!». Царила неописуемая сумятица. Почти все говорили одновременно. Кое-кто поспешно пропустил пару рюмок стоящего на столе коньяка.
Через несколько минут, около половины первого, в приемную, быстро ковыляя, вошел Геббельс. Он прибежал со своей виллы на Герман-Герингштрассе и был крайне взволнован. «Где фюрер?» — спросил он. Его немедленно провели в кабинет Гитлера. Беседа Гитлера с Геббельсом длилась около десяти минут. Когда Геббельс вышел из кабинета, Борман, Кейтель, Дениц и Йодль бросились ему навстречу: «Что сказал фюрер?». Его обступили со всех сторон. Геббельс сообщил, что Гитлер считает положение безвыходным, он не видит больше никаких шансов и полагает, что война проиграна. Гитлер совершенно разбит, в таком состоянии он его еще никогда не видел. Далее Геббельс рассказал, как он был напуган, когда Гитлер прерывающимся голосом сказал ему по телефону, чтобы он немедленно с женой и детьми перебрался к нему в бомбоубежище, так как все кончено.
Борман от волнения не мог стоять на одном месте. Он обращался то к Геббельсу, то к Деницу, то к Кейтелю и опять к Деницу, все время повторяя, что Гитлера необходимо во что бы то ни стало убедить уехать из Берлина. Геббельс тихим голосом спросил Кейтеля:
— Господин фельдмаршал, неужели вы не видите никакой возможности задержать наступление русских?
… Гитлер говорил только о том, как лучше всего покончить с собой. При этом он расписывал им в самых страшных красках, что будет с ними, если они попадут в руки русских. Со всеми подробностями Гитлер рассуждал о том, что лучше: застрелиться, отравиться или вскрыть вены. Эти ночные чаепития продолжались до 6 — 7 часов утра. Секретарши от этих разговоров становились все более истеричными.
После чая у Гитлера фрау Кристиан стала приходить к эсэсовским офицерам из личной охраны, которые находились в помещении коммутатора, и без конца пила с ними шампанское. Однажды утром, когда Линге тоже присоединился к ним, фрау Кристиан ни с того ни с сего швырнула в Линге свой бокал с шампанским. Позже она извинилась перед ним, объяснив, что ее нервы просто не выдерживают больше разговоров за чаем у Гитлера о способах самоубийства. Настроение эсэсовцев личной охраны Гитлера также становилось все более подавленным; они заглушали его безмерным количеством водки и шампанского. Единственной надеждой была армия Венка.
Финал
В ночь с 25 на 26 апреля русские перерезали последний подземный телефонный кабель, связывавший Берлин с внешним миром. Осталась только радиосвязь, осуществлявшаяся двумя рациями по 100 ватт. Это была весьма ненадежная связь, так как огонь русской артиллерии то и дело повреждал антенны.
26 апреля, около 7 часов утра, русская артиллерия открыла ураганный огонь по правительственному кварталу. Тяжелые снаряды целыми пачками попадали в рейхсканцелярию и в бомбоубежище Гитлера. Перекрытие подземного коридора, ведущего из новой рейхсканцелярии в бомбоубежище Гитлера, было пробито в нескольких местах. На полу коридора стояли большие лужи; через них были положены доски. Через пробоины в потолке виднелись густые клубы дыма и горящая крыша рейхсканцелярии. Мутный свет, проникавший через пробоины, придавал коридору мрачный вид.
К 9 часам артиллерийский огонь несколько утих. Гюнше присел в телефонной комнате. Вскоре туда вошел Геббельс. Его лицо было бледно, с оттенком желтизны, глаза горели, в них было выражение затравленной собаки. Он казался еще меньше, худее и тщедушнее, чем раньше. Геббельс сразу стал говорить о положении в Берлине и спросил Гюнше, как он оценивает обстановку, сколько времени еще может продержаться Берлин, удастся ли Венку пробиться в столицу и не придет ли он слишком поздно. Это были вопросы, которые Геббельс без конца повторял в течение последних двух дней. В них звучал страх перед близким концом. Он ругал при этом руководителей национал-социалистской партии, которые бросили Гитлера на произвол судьбы:
