Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
После введения в 1928—1929 годах карточной системы совокупное влияние изменений номинальной заработной платы и розничных цен привело к значительному снижению реальной заработной платы рабочих и служащих. В 1932 году рыночные цены превышали карточные в 8 раз, в 1933 году — в 12—15 раз. Распределение по карточкам, дающее гарантию приобретения по низким государственным ценам определённого набора продуктов и промтоваров, распространялось на относительно небольшую часть населения страны. Из 165 млн. жителей СССР по карточкам получали в 1934 году хлеб только 40 млн. чел., мясопродукты — 6,5 млн., масло — 3 млн. человек. Остальные были вынуждены приобретать продукты по значительно более высоким ценам — на колхозных рынках, в магазинах потребкооперации и в государственных коммерческих магазинах. Если в 1931 году через последние реализовывалось 10 % продовольственных товаров, проходящих через государственную торговлю, то в 1932 году — уже 39 %. В 1933 году килограмм пшеничного хлеба стоил в коммерческих магазинах 4 рубля, мяса — 16—18 руб., колбасы — 25 руб., масла 40—45 руб. (при средней заработной плате промышленного рабочего, составлявшей 125 рублей в месяц).
Когда в начале первой пятилетки советское руководство пошло на введение карточек, это трактовалось сталинской пропагандой не как вынужденная временная мера, а как ступень к полной ликвидации рыночных отношений, прямому безденежному распределению продуктов. «Торговля и рынок, как связующее звено между десятками миллионов мелких земледельцев и крупной промышленностью,— утверждалось, например, в передовой журнала «Большевик»,— начинают преодолеваться, поскольку на базе растущей крупной промышленности начинает преодолеваться мелкое хозяйство в земледелии» [18].
На протяжении первой пятилетки Троцкий едко высмеивал подобные изыскания сталинских «теоретиков», представлявших замену рубля карточкой как переход к социалистическим формам распределения. В середине 30-х годов ущербность этих идей осознал и Сталин, отказавшийся от представлений о скором утверждении безденежной экономики и замене торговли нормированным распределением. На XVII съезде ВКП(б) он обвинил в пропаганде таких взглядов неких безымянных «наших работников», среди которых имела хождение «левацкая болтовня… о том, что советская торговля является якобы пройденной стадией, что нам надо наладить прямой продуктообмен, что деньги будут скоро отменены, так как они превратились якобы в простые расчётные знаки» [19].
Идеи о восстановлении свободной торговли и товарно-денежных отношений Сталин развил в речи на ноябрьском пленуме ЦК 1934 года. Здесь им было заявлено, что карточная система представляла собой политику канцелярского, механического, пайкового распределения продуктов, которая не считалась с живыми людьми, с потребителями. Смысл отмены карточной системы Сталин усматривал в замене «простого распределения» политикой товарооборота, считающейся с ценами, которые складываются на рынке, и кладущей конец хаосу, вакханалии в области цен, огромному разрыву между рыночными и пайковыми ценами.
Сталин утверждал, что при наличии нескольких цен на один и тот же товар неизбежна спекуляция, в том числе со стороны даже самых честных рабочих, продающих по рыночным ценам часть хлеба, полученного ими по карточкам, ради приобретения других необходимых продуктов.
Сталин заявил, что вводимые новые единые цены будут выше пайковых, но значительно ниже цен в коммерческих магазинах, а это повлечёт снижение цен на рынках. В результате крестьяне поймут, что выгодно использовать излишки зерна для прокорма скота, и тем самым будет обеспечен подъём животноводческой отрасли. Другим важным следствием перехода от карточного нормирования к торговле Сталин объявил укрепление денежной системы — одного из тех «буржуазных аппаратов экономики», которые «социалисты должны использовать до дна». Восстановление рыночных отношений позволит обеспечить «некоторый более или менее устойчивый курс рубля», необходимый для того, чтобы «наше планирование было не канцелярским, а реальным». Наконец, переход к торговле, по словам Сталина, должен побудить торговые организации уважать потребителя, учитывать его вкусы и потребности как в отношении количества товаров, так и особенно в отношении их качества [20].
Данные установки Сталина, закреплённые в решениях ноябрьского пленума, свидетельствовали о резкой переориентации как практической политики, так и обосновывающей её официальной «теории». Отныне взгляды, пропагандирующие скорый переход от торговли к прямому безденежному продуктообмену, стали квалифицироваться как очередное проявление «левацкого уклона».
После отмены карточного распределения рабочие и служащие стали реализовывать свой заработок на колхозном рынке, с его свободными ценами и в государственных магазинах, где при фиксированных ценах имелась известная возможность потребительского выбора. Таким образом, в стране возник более широкий потребительский рынок. Обладая свободой в выборе сфер приложения своего труда, жители городов теперь в большей степени руководствовались соображениями заработной платы и другими потребительскими стимулами. Стало быть, в стране существовал и рынок рабочей силы, побуждавший предприятия к конкуренции за привлечение работников.
Упразднение карточной системы не ликвидировало острых проблем в сфере потребления. Сама эта административная мера оказалась возможной потому, что сохранялась система обязательных поставок колхозами, колхозниками и единоличниками своей продукции государству по ценам, во много раз ниже рыночных. Помимо этого, колхозам приходилось платить большую натуральную плату государственным машинно-тракторным станциям за пользование сосредоточенными в них основными средствами сельскохозяйственного производства. В результате всего этого сельское хозяйство по-прежнему оставалось главным источником средств для развития промышленности, которая с 1931 года стала нерентабельной и оставалась таковой на всём протяжении второй пятилетки.
Хотя валовый сбор зерна упал с 73,3 млн. тонн в 1928 году до 67,6 млн. тонн в 1934 году, государственные заготовки за это время возросли с 10,8 до 22,7 млн. тонн. Тем самым государство получило возможность обеспечивать намного увеличившееся население городов хлебом, отказавшись от пайкового нормирования. Однако низкий уровень производства продовольственных и непродовольственных предметов потребления не позволял на всём протяжении 30-х годов обеспечить их бездефицитную продажу населению на всей территории страны. Вплоть до начала войны на периферии сохранялись огромные очереди за хлебом и другими предметами первой необходимости. Относительная насыщенность потребительского спроса существовала лишь в Москве и некоторых других крупных городах. Богатство ассортимента продуктов, созданное в Москве, по словам А. Орлова, с целью вызвать «впечатление некоего благосостояния — хотя бы в столице — напоказ иностранным дипломатам и журналистам» [21], щедро рекламировалось официальной пропагандой. К открытию съезда Советов в 1935 году в одном из центральных магазинов Москвы было вывешено объявление, что в нём имеется в продаже 220 сортов хлеба. Спустя два года в «Правде» с восторгом сообщалось о том, что в московских гастрономах имеются сотни сортов колбасных и рыбных изделий [22].
Комментируя «реабилитацию рубля» и смену соответствующих «теоретических» установок сталинизма, Троцкий писал: «Давно ли тот же Сталин обещал отправить нэп, т. е. рынок, „к черту“? Давно ли вся пресса трубила об окончательной замене купли-продажи „непосредственным социалистическим распределением“?.. Сами советские деньги должны были, согласно этой теории, превратиться уже к концу второй пятилетки в простые потребительские карточки, вроде театральных или трамвайных билетов… Но все эти обещания тем более меркли, чем более вторая пятилетка близилась к концу. Бюрократии приходится ныне обращаться „к черту“ с покорнейшей просьбой вернуть сданный ему на хранение рынок. Правда, торговля должна, по замыслу, осуществляться только через органы государственного аппарата. Будущее покажет, в какой мере удастся выдержать эту систему… Не легко установить границу, за которой торгующий колхозник превращается в торговца. Рынок имеет свои законы» [23].
