Что такое популизм? - Мюллер Ян-Вернер (электронная книга txt) 📗
Даже если считать, что ничто не должно мешать элитам критиковать ценностные ориентиры простых граждан, все равно довольно странно валить политические убеждения в одну кучу с социально-экономическим положением и психологическим состоянием тех, кто эти убеждения разделяет. Это все равно что сказать: суть социал-демократии в том, что ее сторонники – это рабочий народ, завидующий богатым людям. Представление о том, кто такие сторонники популизма, конечно, имеет важное значение для понимания этого явления. Но попытка объяснить этот сложный феномен как сумбурное политическое высказывание «неудачников, проигравших в процессе модернизации» – это не просто высокомерие. Это еще и никакое не объяснение.
Тогда почему же мы так часто к нему прибегаем? Потому что сознательно или бессознательно мы продолжаем исходить из допущений, вытекающих из теории модернизации, которая пережила свой расцвет в 1950-1960-х. Этим грешат даже те политологи и социологи, которые, если задать им вопрос в лоб, непременно ответят, что теория модернизации давно и полностью себя изжила. Именно либеральные интеллектуалы, такие как Дэниел Бэлл, Эдвард Шилз и Сеймур Мартин Липсет (все они – последователи Макса Вебера), в 1950-е годы стали описывать то, что они считали «популизмом», как беспомощное выражение тревог и гнева тех, кто мечтал о простой «досовременной» (premodern) жизни, как «в старые добрые времена» [23]. Так, Липсет утверждал, что популизм привлекателен для «выбитых из колеи, раздраженных и психологически бездомных, потерпевших личные неудачи, социально изолированных, лишенных ощущения экономической безопасности, малообразованных, простодушных и авторитарных личностей» [24]. Непосредственными мишенями для критики со стороны этих социологов были маккартизм и Общество Джона Бёрча, но их диагноз часто распространялся на случаи реального популистского бунта в Америке конца XIX в. Так, Виктор Феркисс считал последователей Фермерского альянса и Народной партии предтечами американской разновидности фашизма [25]. Это утверждение было оспорено, но связанные с ним допущения не потеряли своей актуальности для многих современных экспертов в области социально-политических процессов [26].
Наконец, существует идея о том, что популизм должен как-то быть связан с теми, кто впервые назвал себя популистами. Вспомним русских народников конца XIX в. и идеологию народничества, которое обычно переводится как «популизм». Народники были интеллектуалами, идеализировавшими русских крестьян и рассматривавшими деревенскую общину как политическую модель для страны в целом. В качестве политического руководства к действию они предлагали «хождение в народ». (Как многие городские интеллектуалы, они обнаружили, что «народ» отнюдь не приветствовал их так, как они надеялись, и не принял политических рекомендаций, которые интеллектуалы извлекли из якобы «подлинной, чистой жизни» народа.)
С точки зрения многих исследователей, непременно должна быть какая-то причина, объясняющая, почему «популизм» возник одновременно в России и в США в конце XIX в. То обстоятельство, что оба этих движения имели какое-то отношение к фермерам и крестьянам, породило представление (доминировавшее по меньшей мере до конца 1970-х) о том, что популизм тесно связан с аграрианизмом и что это был бунт реакционных, экономически отсталых групп в стремительно модернизирующихся обществах.
В наши дни такие ассоциации почти полностью утрачены, но история происхождения «популизма» в США все еще наводит многих обозревателей на мысль, что популизм по крайней мере на каком-то уровне должен быть «популярным», «народным», т. е. соответствовать чаяниям самых социально неприспособленных и возвращать в политический процесс тех, кто из него исключен. Это ощущение усиливается благодаря наблюдениям за тем, что происходит в Латинской Америке, где сторонники популизма всегда подчеркивали его инклюзивный и эмансипационный характер в условиях экономического неравенства, которое на этом континенте выражено ярче, чем где бы то ни было на земном шаре.
Понятно, что такие ассоциации не отменишь одним росчерком пера: исторический язык складывается так, как он складывается, и, как учит нас Ницше, четкое определение можно дать только тому, что не имеет истории. Но политическая и социальная теория не может основываться на одном конкретном историческом явлении, когда, например, всякая форма популизма тут же втискивается в шаблон, заданный американской Народной партией [27]. Мы должны допустить возможность, что корректное и непредвзятое исследование природы популизма в результате покажет, что ряд исторических движений и акторов, открыто называвших себя популистами, следует исключить из этого анализа. Лишь очень немногие историки (и политологи, в той мере, в какой их интересуют такого рода исторические явления) решатся утверждать, что правильное понимание природы социализма требует включить в это явление национал-социализм, на том основании, что нацисты называли себя социалистами. Но чтобы определить, какой исторический опыт соответствует тому или иному «-изму», мы, конечно же, должны располагать теорией данного «-изма». Так что же такое популизм?
Логика популизма
Я предлагаю следующее определение: популизм – это особое моралистическое воображение политики, способ восприятия политической действительности, предполагающий моральную чистоту и внутреннюю однородность (дальше я покажу, что это абсолютная фикция) народа, который противопоставляется коррумпированным и морально деградировавшим элитам [28]. Критика элит – необходимое, но не достаточное условие, чтобы считаться популистом. В противном случае всякий, кто критикует власть имущих и текущее положение дел в том или ином государстве, по определению был бы популистом. Помимо того что популисты выступают против элит, они также противники плюрализма: популисты утверждают, что они – и только они – являются истинными представителями народа [29]. Их политические соперники всего лишь часть безнравственной, развращенной элиты. Во всяком случае, так популисты утверждают, пока они сами еще не во власти; оказавшись у кормила, они не признают никакой законной оппозиции. Главное утверждение популистов состоит в том, что тот, кто не поддерживает популистскую партию, не является частью истинного народа. Как говорил французский философ Клод Лефор, сначала нужно «извлечь» истинный народ из общей массы реальных граждан [30]. Этот идеальный народ наделяется нравственной чистотой и непогрешимой волей. Популизм возникает с появлением представительной демократии: это ее тень. Популисты жаждут того, что политолог Нэнси Розенблюм называет «холизмом»: представление о том, что в политическом устройстве не должно быть раскола и что народ может быть единым целым, у которого есть единый истинный представитель [31]. Таким образом, базовая идея популизма – это морализированная форма антиплюрализма. Политические акторы, не приверженные этой идее, не могут считаться популистами [32]. Популизм использует аргумент pars pro toto, «часть вместо целого», и претендует на исключительное представительство: и то и другое понимается в моральном, т. е. не эмпирическом смысле слова [33]. Иными словами, не бывает популизма без обращения от имени народа как целого. Вспомним печально знаменитую речь Джорджа Уоллеса при вступлении в должность губернатора Алабамы: «От имени величайшего народа, когда-либо ступавшего по Земле, я провожу черту в пыли и бросаю перчатку под ноги тирании… и я заявляю… сегрегация сегодня… сегрегация завтра… сегрегация навеки» [34]. Сегрегация не продлилась вечно, зато навеки была испорчена репутация Уоллеса из-за очевидного расизма. Риторика, которая изобличает в Уоллесе популиста, строится вокруг притязания на исключительное право говорить «от имени величайшего народа, когда-либо ступавшего по Земле». Что именно давало губернатору Алабамы право говорить от лица всех американцев – за исключением, разумеется, сторонников «тирании», под которой имелись в виду администрация Кеннеди и все, кто добивался того, чтобы положить конец сегрегации? И что давало ему право утверждать, что «настоящая Америка» – это то, что он называл «великим англосаксонским Югом»? [35] Очевидно, все хорошее и подлинное в Соединенных Штатах было связано с Югом, судя по речи Уоллеса: «И вы, сыны и дочери старинного неколебимого, как скала, патриотизма Новой Англии… и вы, отважные уроженцы великого Среднего Запада… и вы, потомки пионеров Дальнего Запада, чей дух пылал свободой… мы приглашаем вас присоединиться к нам… потому что вам близок образ мыслей южан… дух южан… философия южан… вы – тоже южане и наши братья по борьбе». К концу речи Уоллес договорился до того, что все отцы-основатели фактически были южанами [36].
