Техника государственного переворота - Малапарте Курцио (книги без регистрации .txt) 📗
Просто поразительно, что в 1919-1920 годах, в самый пик революционного кризиса в Европе, ни правые, ни левые катилинарии не смогли использовать опыт большевистской революции. Им не хватало знания тактики, современной техники захвата государства, первый и классический пример которой показал Троцкий. У них было устаревшее представление о том, как надо захватывать власть, поэтому им приходилось играть по правилам противника, пользоваться методами и средствами, которым даже самые слабые и непредусмотрительные правительства успешно могут противопоставить классические методы и средства защиты. По этим предустановленным правилам гораздо легче защищаться, чем нападать. Европа созрела для революции, но революционные партии явно не сумели использовать ни благоприятные условия, ни опыт Троцкого. По их мнению, успех большевистского восстания в 1917 году объяснялся особенностями России и просчетами Керенского. Они не замечали, что почти в каждой европейской стране находились у власти такие же керенские, не понимали, что Троцкий, задумывая и осуществляя государственный переворот, совершенно не принимал в расчет особенности России. Новизна революционной тактики Троцкого состояла именно в полном безразличии к общей ситуации в стране на замысел и осуществление большевистского переворота повлияли лишь просчеты Керенского. Тактика Троцкого была бы такой же, даже если бы положение в России было совершенно иным.
Просчеты Керенского были и остаются просчетами всей либеральной буржуазии Европы. Правительства европейских стран были чрезвычайно слабы: они держались лишь благодаря полицейским мерам. Но счастье этих либеральных правительств было в том, что сами катилинарии рассматривали революцию через призму полицейских мер.
Неумение катилинариев игнорировать условия, сложившиеся в стране, то есть рассматривать революционную тактику вне связи с политикой, а лишь в связи с техникой, ярко проявилось во время Капповского путча.
В ночь с двенадцатого на тринадцатое марта 1920 года отдельные части Балтийской армии, переброшенные в Берлин по приказу генерала фон Лютвица, предъявили ультиматум правительству Бауэра, угрожая занять столицу, если правительство не передаст власть Каппу. С самого начала этот мятеж имел характерные черты переворота, задуманного и осуществленного по классической военной схеме. Правительство Бауэра отвергло требования мятежников и приняло полицейские меры, необходимые для защиты города и обеспечения общественного порядка. Как всегда бывает в таких случаях, военной схеме правительство противопоставило схему полицейскую: это две похожие схемы, потому-то государственные перевороты, задуманные и осуществленные военными, не имеют ничего общего с революцией. Полиция защищает государство, как если бы это был город, военные штурмуют государство, как если бы это была крепость. Меры, принятые Бауэром, сводились к тому, чтобы оцепить и перекрыть важнейшие площади и улицы и поставить охрану у общественных зданий. Лютвиц планировал заменить своими войсками полицейские части, расставленные на перекрестках главных улиц и подходах к основным площадям, перед рейхстагом и министерскими зданиями на Вильгельмштрассе. Войдя в город, Лютвиц через несколько часов стал хозяином положения. Смена власти в столице прошла без кровопролития, четко, как смена караула. Но если фон Лютвиц был военным, Капп, генеральный директор управления земледелия, был высокопоставленным чиновником. Лютвиц воображал себя хозяином Германии только оттого, что вместо полицейских общественный порядок охраняли теперь его солдаты, а по мнению новоиспеченного канцлера Каппа, контроль над министерскими зданиями сам по себе обеспечивал нормальную работу государственной машины и придавал легитимность новому правительству.
По способностям Бауэр был человеком посредственным, однако он хорошо знал германский генералитет и высшее чиновничество, а потому сразу же понял, что оказывать Лютвицу вооруженное сопротивление бесполезно и опасно. Сдача Берлина была неизбежна. Полицейские не обучены действовать против регулярных военных частей: их дело — ликвидировать заговоры и подавлять народные бунты, а не сражаться с вымуштрованными, побывавшими под огнем солдатами. Как только на Вильгельмштрассе показались ветераны фон Лютвица в сверкающих стальных касках, взвод полицейских тут же сдался мятежникам. Даже энергичный Носке, всегда считавший, что надо сражаться до последней капли крови, узнав о первых перебежчиках, разделил мнение Бауэра и остальных министров. Бауэр не ошибался, полагая, что слабое место путчистов — это государственная машина. Тот, кто сумел бы остановить эту машину или хотя бы нарушить ее работу, поразил бы капповское правительство в самое сердце. Чтобы помешать государству нормально функционировать, надо было вызвать паралич всей общественой жизни. Взгляды Бауэра были взглядами мелкого буржуа, воспитанного в школе Маркса: только буржуа из среднего класса, человек порядка, впитавший социалистические идеи, привыкший судить о людях и о событиях, даже абсолютно чуждых его складу ума, его воспитанию и его интересам, с объективностью и скептицизмом государственного чиновника, мог решиться на этот шаг — вызвать глубокое, болезненное потрясение в общественной жизни, чтобы не дать Каппу спокойно закрепиться у власти.
Перед тем, как эвакуироваться из Берлина в Дрезден, правительство Бауэра обратилось к пролетариату с призывом объявить всеобщую забастовку. Это решение Бауэра ставило Каппа в весьма затруднительное и опасное положение. Ответный удар по всем правилам контрреволюции, скажем, переход в наступление военных частей, верных законному правительству, был бы для Каппа куда меньшей проблемой: войска фон Лютвица легко справились бы с любым вооруженным противником, но как заставить огромную массу рабочих вернуться к станкам? Уж во всяком случае, не силой оружия. И Капп, в полдень считавший себя хозяином положения, к вечеру понял, что он в плену у невидимого врага. В считанные часы жизнь в Берлине была парализована. Забастовка постепенно распространялась на всю Пруссию. Столица погрузилась во тьму: центральные улицы опустели, на рабочих окраинах царило безмятежное спокойствие. Паралич поразил все городские службы, даже в больницах медицинские сестры прервали дежурство. Железнодорожное сообщение между Берлином и остальной Пруссией, между Пруссией и всей Германией было прервано уже в первые часы после полудня, поезда замерли на рельсах; через несколько дней в Берлине должен был начаться голод. Со стороны пролетариата не было никаких насильственных действий, никаких проявлений недовольства: рабочие спокойно и организованно покинули цеха. Это был настоящий хаос.
В ночь с тринадцатого по четырнадцатое марта Берлин, казалось, спал глубоким сном. Но в отеле «Ад л он», где размещались миссии союзников, до утра никто не смыкал глаз в ожидании важных событий. Утреннюю зарю Берлин встретил без хлеба, без воды и без газет, но в полном спокойствии. Рынки в рабочих кварталах были закрыты: из-за прекращения железнодорожных перевозок продовольствие в город не поступало. А забастовка между тем охватывала все новые и новые категории государственных служащих и сотрудников частных фирм. Опустели почтовые конторы, телефонные станции и телеграфы. Закрылись банки, магазины, кафе. Чиновники в министерствах сплошь и рядом отказывались признать революционное правительство. Бауэр рассчитал правильно: забастовка распространялась как зараза. Капп не мог преодолеть пассивное сопротивление трудящейся Германии, а потому обратился за помощью к верным ему техникам и специалистам, пытаясь наладить деятельность наиболее важных структур: но время было упущено. Паралич уже затронул государственную машину. Рабочие окраины уже не были так спокойны, как в первый день: повсюду замечались недовольство, тревога, брожение. Вести, приходившие из южно-немецких земель, ставили Каппа перед выбором: уступить Германии, державшей в осаде Берлин, либо уступить Берлину, державшему в плену незаконное правительство. Кому передать власть: Бауэру или рабочим советам, которые уже создавались в предместьях? В результате путча Капп взял под свой контроль лишь рейхстаг и министерства. Положение осложнялось с каждым днем, не оставляя правительству путчистов ни средств, ни возможностей для политической игры. Вступить в переговоры не только с левыми, но даже и с правыми партиями казалось нереальной задачей. Силовые действия привели бы к непредсказуемым последствиям. Солдаты фон Лютвица попытались было заставить рабочих вернуться в цеха, но дело кончилось лишь бесполезным кровопролитием. На берлинских улицах лежали трупы: роковая ошибка для революционнного правительства, забывшего позаботиться об электростанциях и вокзалах. От этой первой крови все детали государственного механизма безнадежно заржавели. Арест нескольких высокопоставленных чиновников министерства иностранных дел, случившийся на исходе третьего дня путча, показал, какой ущерб нанесло неповиновение германской бюрократии. Пятнадцатого марта в Штутгарте было созвано Национальное собрание; докладывая президенту Эберту о кровавых событиях в Берлине, Бауэр заметил: «Ошибка Каппа в том, что он нарушил беспорядок».
