Грязные войны буржуинов - Пономарева Елена (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
По этому поводу Бауман цитирует одного из лидеров мексиканских крестьян в Чьяпасе, который заметил, что «в «кабаре глобализации» государство начинает заниматься стриптизом и в конце представления на нем остается только то, что является крайней необходимостью – репрессивная мощь… У новых хозяев мира нет потребности непосредственно править миром. От их имени административная задача возложена на плечи национальных правительств», которые при этом, естественно перестают быть национальными, и правительствами в строгом смысле слова, а представляют собой функциональные органы глобальных структур и их единиц – регион-государств/рынков-государств, представляя зависимую, репрессивную версию последних, о которой ни Боббитт, ни Омаэ не пишут.
В отличие от этих исследователей, Бауман описывает темную сторону «базовых единиц глобализации». Он подчеркивает, что властные структуры, создающие глобальный капитал, оказывают координирующее воздействие на нации-государства с тем, чтобы устранить или уничтожить все, что мешает движению капиталов или свободе рынка. Необходимым условием оказанием финансовой помощи со стороны мировых рынков или валютных фондов является отказ государства-получателя от значительной доли суверенитета. «Слабые государства – пишет Бауман – это именно то, в чем Новый Мировой Порядок, слишком часто обладающий чертами нового мирового беспорядка, нуждается, чтобы поддерживать и воспроизводить себя. Слабые, «квазийные» государства легко могут быть сведены к (полезной) роли местного полицейского участка».
«Квазийными», «полицейскими» и «рыночными» государства являются лишь с точки зрения нации-государства, в действительности, же это новый тип глобально-рыночной государственности в его различных как по сути (собственно «рыночные», «полицейские»), так и по происхождению («естественному» и «насильственному») обличиях. ТНК и их военно-политические организации сознательно разрушают суверенные государства на части с «пониженным тонусом» суверенности, сталкивая их в яму «рыночной государственности». Причем, государственность эта носит фантомный, призрачный характер.
Разными словами, в разных терминах Боббитт и Омаэ описывают по сути один и тот же феномен – тип государственности, который идет на смену нации-государству. Отвергая их идеологизацию рынка-государства и регион-государства, их восторги по поводу «прекрасного нового мира» этих «целостностей» и по поводу «светлого будущего» «рынков» и «регионов», корректируя модели Боббитта и Омаэ с помощью Баумана, отмечу сам факт верной фиксации иного, чем национальный, типа государственности – типа, нарушающего национальные границы, функционирующего в качестве элемента глобальной системы, т. е. находящегося как бы над нацией-государством, постепенно слабеющим и, по мнению многих исследователей, постепенно отмирающим.
В то же время, характеризуя рыночно-экономическую детерминанту постнационального государства (Боббитт), его пространственные характеристики (Омаэ), оба исследователя (можно сказать, идеолога глобализации), указав на некое явление, уклонились и от содержательной характеристики самого нового типа государства, и от его социальной характеристики, т. е. определения его классовой основы, и от анализа его связей, например, с транснациональными корпорациями как агентами глобальной системы.
Не только для ответов на эти вопросы, но даже для их постановки необходимы иные подходы и концепции, причем характеризующие не только государственность, ее типы, но и суть неолиберальной глобализации, ее классовое, политико-экономическое содержание, которое порождает этот тип. Отмечу в этой связи лишь два подхода – концепции Д. Харви и А.И. Фурсова.
В связи с формированием типа государственности, адекватного рынку глобальных капиталов, необходимо понять классовое содержание этого процесса, его место, цели и задачи в мировой капиталистической системе. Харви, автор одной из лучших работ о неолиберальной глобализации – «Краткая история неолиберализма», подчеркивает, что неолиберальный глобальный поворот связан, прежде всего, не с развитием производства, а с перераспредением продукта, факторов и результатов производства, с изменением соотношения классовых сил как в мировой системе в целом, так и в отдельных государствах в пользу верхов мирового капкласса и в ущерб нижним и средним слоям. По его мнению, неолиберальное государство, прежде всего, поддерживает целостность финансовой системы и платежеспособность финансовых институтов, а не благополучие населения или состояние окружающей среды.
Факты подтверждают, «что неолиберальный поворот в определенной степени связан с восстановлением силы экономической элиты общества», отчасти утраченной ею в 1945–1975 годы. Харви говорит о такой реорганизации капитализма в глобальном масштабе, которая нацелена на восстановление классовой власти накопителей капитала. Будучи не очень эффективной для возрождения капитала в глобальном масштабе, глобализация/неолиберализация оказалась весьма эффективной в перераспределении экономического продукта, активов, т. е. капитала в пользу восстановления власти старой, а в некоторых случаях (бывшие республики СФРЮ, СССР-РФ, КНР) создания новой классовой верхушки. Средства перераспределения просты – уничтожение системы социального обеспечения, а, следовательно – важных компонентов welfare state (государство «всеобщего социального обеспечения»), подрыв профсоюзов, наступление на рабочий и старый средний класс, по сути – наступление государства на гражданское общество.
Харви детально описывает процедуру втягивания государства в неолиберализм: через стимуляцию конкуренции между компаниями, корпорациями и отдельными территориями, через установление правил свободной торговли и свободный доступ к экспортным рынкам. В то же время неолиберальная глобализация диктует свои условия. Например, для вступления в МВФ или ВТО страна-кандидат должна открыть внутренний финансовый рынок для доступа иностранным компаниям, которые оказываются в, несомненно, более выгодных условиях, чем местные (капитализация, опыт, инфраструктура и др.). Фактически, освоение иностранными компаниями экономического пространства страны ведет к ее банкротству.
Извлечение дохода с помощью финансовых механизмов – старый прием, но он оказался чрезвычайно востребованным в условиях неолиберальной «перезагрузки» экономической и политической систем. В частности, когда предприниматели развивающихся стран берут займы из-за рубежа, то требование к их стране иметь достаточный объем валютных запасов, чтобы при необходимости покрыть эти долги, означает, что эти страны должны инвестировать, например, в американские государственные облигации. Как пишет Харви, «разница между ставкой по кредитам (12 %) и проценту, получаемому от размещения средств в облигациях (4 %), обеспечивает серьезный приток наличных средств в страну-кредитор из развивающейся страны». По этому поводу Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц как-то заметил: «Странный мир, в котором бедные страны фактически субсидируют богатые».
В результате реализации неолиберальной модели развития, страны-заемщики оказываются связанными жесткими мерами, ведущими к хронической стагнации экономики, и возможность выплаты займов откладывается на неопределенно долгий срок, превращая страну в пожизненного должника.
Помимо критики неолиберализма представляются интересными замечания Харви по поводу нации и национализма как факторов, определяющих по многим параметрам формирование государства. Общеизвестно, что в принципе неолиберальная теория не одобряет нацию как таковую, хотя и поддерживает идею сильного государства. Это и понятно: именно после неолиберальных реформ нация встает в оппозицию государству – Венгрия, Польша, Чехия. На этом Харви не останавливается, считая национализм неотъемлемой частью глобальной экономической системы. «Было бы странно, если бы он исчез без следа в процессе неолиберальных реформ. На самом деле он возродился в определенной степени в качестве оппозиции неолиберализму. Примером является подъем в Европе правых фашистских партий с явно выраженными антииммигрантскими настроениями».
