Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Млечин Леонид Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Все было внове — как проводить встречи с избирателями? Где напечатать предвыборные листовки? Как их распространять? Поговорить с кандидатом в депутаты желали самые разные люди. Приходилось учиться быть убедительным и отвечать на каверзные и злобные вопросы. На борьбу с Ельциным был мобилизован весь партийный аппарат города. Горбачеву был известен каждый шаг Ельцина, за которым следил КГБ.
Но для многих людей он уже был кумиром. Им восторгались. На встречи с ним собирались тысячи людей, приезжали из других городов. Они встречали его аплодисментами, скандировали: «Ельцин! Ельцин!» Приходили люди и говорили, что хотят помогать. И помогали совершенно бескорыстно.
26 марта 1989 года в день голосования большая группа журналистов сопровождала семью Ельцина на избирательный участок в районный дом пионеров. За него проголосовало 89,6 процента москвичей — это был тяжелый удар по партийному руководству.
Через день после выборов, 28 марта, заседало политбюро. Настроение в Кремле было мрачным. Партийный аппарат пытался провалить Ельцина на выборах, а провалился сам. Народ проголосовал против власти, против партийных секретарей, крупных военных, чиновников.
25 мая 1989 года в Кремлевском дворце съездов открылся первый Съезд народных депутатов. Это был по-летнему теплый, солнечный день. Съезд работал шестнадцать дней. Две с лишним недели изменили страну, хотя сначала казалось, что ничего особенного депутатам сделать не удалось.
Члены политбюро, которые теперь сидели не в президиуме, а вместе со своими делегациями, во время перерывов собирались в комнате отдыха, пили чай, обсуждали непривычную ситуацию. Горбачев приходил весь взмыленный: это была трудная работа — дирижировать съездом.
Горбачев сделал Ельцина председателем маловлиятельного комитета по строительству и архитектуре. Эта должность дала ему место в президиуме Верховного Совета. Борис Николаевич получил слово на съезде. Он говорил, что необходимо провести децентрализацию экономики, землю отдать крестьянам, обеспечить широчайшую демократизацию и гласность. Он предложил предоставить экономическую и финансовую самостоятельность республикам. Это была радикальная программа, и она произвела впечатление. Тогда даже и лозунги производили такое впечатление, что становились материальной силой. Но вообще-то на съездах народных депутатов Ельцин был не так уж заметен.
В центре внимания оказались другие — прирожденные ораторы с быстрой реакцией и язвительной речью. Борис Николаевич и не рвался к микрофону. Зато на улицах и на многочисленных митингах никого не встречали так восторженно, как Ельцина.
У него были помощники, охранники, секретари и многочисленные поклонники. Но он нуждался в серьезной команде, необходимой для политической борьбы. Вокруг него стали группироваться некоторые провинциальные депутаты, но они сами еще нуждались в помощи. Среди москвичей первым Ельцина оценил профессор-экономист Гавриил Харитонович Попов, талантливый публицист и оратор. Он понял, что демократически настроенным политикам нужна такая фигура, которая пользуется народной любовью.
Георгий Шахназаров, помощник Горбачева, подошел к Попову, поинтересовался, почему демократы решили взять в вожаки Ельцина, что они в нем нашли?
— Народу нравится, — хитро подмигнув, объяснил Гавриил Харитонович. — Смел, круче всех рубит систему.
— Но ведь интеллектуальный потенциал не больно велик, — возразил Шахназаров, повторяя чуть ли не дословно своего шефа.
— А ему и не нужно особенно утруждать себя, это уже наша забота.
— Гавриил Харитонович, ну а если он, что называется, решит пойти своим путем? — спросил Шахназаров.
— Э, голубчик, — ответил Попов, тихо посмеиваясь в обычной своей манере, — мы его в таком случае просто сбросим, и все тут.
Гавриил Харитонович тоже оказался наивным человеком. Ельцин-то мог обойтись без москвичей-демократов, а они без него растеряли все, что имели…
Когда Ельцина стали приглашать к себе демократы, когда он познакомился с академиком Сахаровым, поначалу чувствовал себя не в своей тарелке. Но быстро оценил свежие и гибкие мозги новых союзников. Они умели анализировать ситуацию, делать прогнозы, разрабатывать программу действий. Он не всегда следовал их советам, но обязательно выслушивал и учитывал их мнение. Это общение сыграло важную роль в формировании его политических взглядов. Он усвоил определенные демократические принципы, которые никогда потом не нарушит.
Летом 1989 года в Доме кино состоялось первое собрание Межрегиональной депутатской группы. Объединилось двести семьдесят депутатов. Чтобы избежать споров о том, кому быть лидером, избрали пять сопредседателей — историка Юрия Афанасьева, экономиста Гавриила Попова, профессора Виктора Пальма из Тартуского университета, академика Андрея Сахарова и Бориса Ельцина.
Он казался чужим в этой интеллигентской компании. Сам чувствовал себя не совсем уютно. И другие посматривали на него с некоторым удивлением: что он, собственно, здесь делает? Более циничные депутаты прекрасно понимали, зачем им нужен Ельцин. Это был брак по расчету.
Известный филолог и культуролог академик Сергей Сергеевич Аверинцев, избранный народным депутатом СССР от Академии наук, тоже член Межрегиональной депутатской группы, вспоминал:
«Ельцин на заседаниях межрегионалки был в общем молчалив: однако один его монолог запомнился мне на правах некоего a propos к теме критики интеллигенции. Он сказал примерно так: “Вот вы умеете разговаривать друг с другом, умеете разговаривать с иностранцами, но поговорить с рабочими — это вам не под силу…”»
Михаил Сергеевич видел, что теряет поддержку общества и что симпатии на стороне Ельцина. Это ставило Горбачева в тупик. На заседании политбюро он задумался, пожал плечами и, явно недоумевая, обращаясь к себе и присутствующим, произнес:
— Что творит Ельцин — уму непостижимо! За границей, да и дома не просыхает, говорит косноязычно, несет порой вздор, как заигранная пластинка. А народ все твердит: «Наш человек!»
Достаточно было людей, которые оценивали Бориса Николаевича критически. Но они не могли не видеть, что с каждым днем именно он, а уже не Горбачев символизирует стремление двигаться дальше по пути реформ. С этим приходилось считаться даже тем, кто приходил в ужас от некоторых выходок Бориса Николаевича. Такие были настроения: что бы ни делал Ельцин, все шло ему в плюс.
Егор Тимурович Гайдар писал, что Ельцин взял на вооружение энергичный социальный популизм и борьбу против привилегий партийной и государственной элиты:
«Ельцин, ездивший в трамвае и пошедший в обычную районную поликлинику, буквально взмыл на гребне народной симпатии, после чего мог себе позволить и неудачные выступления в Америке, и загадочные падения в реку. Ничто не могло остановить рост его популярности, а все накладки молва относила на счет “заговора” элиты против народного заступника».
Лев Суханов вспоминал, как у Бориса Николаевича вдруг поднялась температура:
«Температуру он переносит тяжело… Поскольку его состояние стало резко ухудшаться, позвонили в “Склифосовского” и вызвали неотложку. Приехала реанимационная машина, всех во дворе переполошила, жильцы подумали, что у Бориса Николаевича случился инфаркт…»
Почему же не вызвали лечащего врача? По политическим соображениям. Когда Борис Николаевич баллотировался в народные депутаты, он демонстративно пошел записываться в районную поликлинику по месту жительства. Его сопровождало телевидение, и вечером зрители увидели, как Ельцину заводят в регистратуре амбулаторную карту. Он отказался от услуг 4-го главного управления:
«Все оборудование — импортное… А врачи, боясь ответственности, поодиночке ничего не решают. Обязательно собирается консилиум… К этим безответственным консилиумам в четвертом управлении я относился с большим подозрением. Когда я перешел в обычную районную поликлинику, у меня вообще перестала болеть голова, стал чувствовать себя гораздо лучше…»
Борис Николаевич лукавил. Он прекрасно знал разницу между районной поликлиникой и той, что находится на Мичуринском проспекте. И свою семью, кстати, все-таки не оставил без квалифицированной медицинской помощи. Поход в районную поликлинику был шагом в предвыборной кампании, не более того. И отказ от служебной машины, когда Коржаков возил его на «Москвиче», и обещание уничтожить привилегии, как стало потом ясно, тоже были частью борьбы за голоса избирателей.