Партия расстрелянных - Роговин Вадим Захарович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Тем временем шла подготовка к расправе над троцкистами, которая должна была производиться в строжайшей тайне от других заключённых. Для этого был выбран старый кирпичный завод, расположенный в 20 километрах от воркутинского рудника, вдали от каких бы то ни было поселений. Осенью 1937 года здесь были поставлены большие брезентовые палатки, обнесённые густой сетью колючей проволоки.
В начале зимы 1937—1938 года на кирпичном заводе было собрано около 1200 заключённых. За исключением семи-восьми «религиозников», всё это были коммунисты, вступившие в партию до революции или в первые её годы [683].
В начале 1938 года в Воркуту прибыл Е. И. Кашкетин, наделённый чрезвычайными полномочиями по приказу НКВД за № 00409. О значимости приказа можно судить по двум нулям, ставившимся только в тех случаях, когда приказ принимался по инициативе лично Сталина.
Примечательны некоторые подробности биографии Кашкетина. В сентябре 1936 года медицинская комиссия признала его инвалидом III группы с диагнозом: шизоидный психоневроз. После этого он был уволен из НКВД и направлен на работу в МК ВКП(б). В январе 1938 года был вновь зачислен на службу в НКВД и командирован в Воркуту для руководства оперативной группой по борьбе с троцкистами [684].
Как вспоминала М. М. Иоффе, Кашкетин по время допроса уверял её, что «все обкомы, горкомы, ЦК республик заражены были вашей троцкистской ересью» [685].
Одним из первых на допрос был вызван старый большевик, бывший член ЦК Компартии Армении Вираб Вирабов. Как рассказывал Балашов, «возвращаясь с допроса в сопровождении двух конвоиров, Вирабов громко кричал и жестикулировал: „Я тебе покажу, как бить… Меня, старого революционера, по лицу бить… сволочь сталинская, фашистские палачи!..“ Его взъерошенные седые волосы трепал ветер, перекошенное злобой и ненавистью лицо с горящими глазами было страшным. Конвоиры, сжимая в руках автоматы, при каждом резком выкрике или взмахе руки вздрагивали и замедляли шаги» [686].
Особенно жестоким пыткам на допросе был подвергнут И. М. Познанский: «Его истязали, требуя каких-то особых признаний. Сталин хотел добыть возможно больше материалов, дискредитирующих Троцкого» [687].
Допросы, начавшиеся ещё до приезда Кашкетина, сменились в марте групповыми расстрелами. Почти ежедневно десятки заключённых направлялись в тундру, где их встречал взвод стрелков, оснащённый станковым и лёгким пулеметами и «закреплённый», согласно отчёту Кашкетина, «на месте проведения операции».
Расстреливали не только самих троцкистов, но и находившихся вместе с ними членов их семей. «При расстреле мужа, жена его, находившаяся в заключении, автоматически подлежала тоже расстрелу, у более значительных оппозиционеров подлежали расстрелу и дети, достигшие 12-летнего возраста» [688]. Бойня продолжалась до тех пор, пока в живых осталось немногим более ста человек.
Заметая следы преступления, лагерная администрация распорядилась снести в районе старого кирпичного завода все строения и совершенно ликвидировать сам завод. Летом на протяжении двух недель тундру потрясали взрывы аммонала: на «месте операции» взрывали мерзлую землю, чтобы хоть как-то прикрыть трупы убитых.
В настоящее время опубликованы подписанные Кашкетиным акты о приведении в исполнение приговоров тройки НКВД по Архангельской области «за вновь совершённые преступления в лагере». Первый акт зафиксировал расстрел 173 заключённых 1 марта 1938 года. Среди имён расстрелянных мы встречаем имена таких «кадровых» троцкистов, как Геворкян, Яковин, В. Б. Эльцин, Бровер. В сопроводительной записке к акту Кашкетин сообщал, что «операция» продолжалась 10 часов. Следующий акт сообщал о расстреле в марте 1938 года 351 человек, в том числе В. В. Косиора, Познанского, Дингельштедта, Радомысленской (сестры Зиновьева). Всего Кашкетиным и его командой был расстрелян 2901 заключённый [689].
За последние годы в России опубликованы воспоминания бывших узников сталинских лагерей, в которых приводятся рассказы о воркутинской трагедии [690].
В книге «По следам судьбы моего поколения» М. Войтоловская, рассказывая о воркутинской трагедии, замечает: «Мы мало знаем о последних минутах отдельных товарищей, но в целом они умирали так же, как жили — бесстрашно, стойко, героически, предпочтя смерть измене своей молодости и самим себе. Их жизнь и смерть должна оставить запечатленный след в сознании современников и грядущих поколений» [691].
В книге И. Дойчера приводится свидетельство узника сталинских лагерей, польского журналиста Зингера о том, что тысячи заключённых из Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии, появившиеся в 1939—1940 годах в лагерях, не встретили среди старых заключённых троцкистов или зиновьевцев. «Старые заключённые рассказывали об их казни шепотом или намеками, потому что ничего не было более опасным даже для несчастного заключённого, чем навлечь на себя подозрение, что он испытывает симпатию или жалость к троцкистам». В этой связи Дойчер справедливо замечал, что повальное уничтожение троцкистов в 1937—1938 годах явилось главной причиной того, что «в последние 15 лет сталинского правления в советском обществе не осталось ни одной группы, даже в тюрьмах и лагерях, способной бросить ему вызов… В сознании нации образовался громадный провал. Её коллективная память была опустошена, преемственность революционной традиции порвана, способность создавать и кристаллизовать любые неконформистские понятия уничтожена. В итоге в Советском Союзе не осталось не только в практической политике, но даже и в скрытых умственных процессах какой-либо альтернативы сталинизму» [692].
XXXV
Кому была выгодна великая чистка?
Если на одном полюсе советского общества находились противники сталинского режима, обречённые на гибель, то на другом — те, кому в 1937 году жилось поистине хорошо.
Такое масштабное явление, как великая чистка, не могло не иметь своей социальной базы — в виде групп населения, кровно заинтересованных в массовых репрессиях. На такие группы делал ставку Сталин, на них в первую очередь ориентировалась официальная пропаганда.
Великая чистка представляла собой гигантское перераспределение позиций в социальной структуре общества и власти. Такое перераспределение обусловливалось прежде всего тем, что арест любого высокопоставленного работника своим следствием имел продвижение вверх не одного, а сразу нескольких человек. Вслед за замещением такого работника происходила быстрая передвижка по ступеням карьерной лестницы ряда лиц, последовательно занимавших высвобождаемые посты. А поскольку в обстановке снятия людей «слоями» этот процесс происходил в известной степени стихийно, многие одномоментно перепрыгивали через несколько ступеней, движение по которым в нормальных социальных условиях занимает годы. В итоге выдвиженцы 1937—1938 годов оказывались на таких должностях, о которых несколькими годами ранее не могли и мечтать. Поскольку же чаще всего это были молодые, политически неопытные и не склонные к глубоким размышлениям люди, они не могли не одобрять всего, что происходило в стране, и не возносить искреннюю хвалу Сталину, обеспечившему им действительно лучшую и весёлую жизнь.
Не меньшие сдвиги, чем в структуре распределения власти, происходили и в структуре распределения личной собственности. Этот процесс начался ещё в годы коллективизации, когда борьба с кулачеством была сведена не к урезанию кулацких накоплений посредством налоговой политики и других экономических мер, как это предлагала левая оппозиция, а к беспощадной экспроприации имущества семей, подогнанных под категорию «кулаков» или «подкулачников», и к их депортации в отдалённые районы страны. При этом производственное имущество раскулаченных передавалось колхозам (именно поэтому в официальной формуле речь шла о «сплошной коллективизации на основе ликвидации кулачества как класса»), а бытовое имущество (дома, одежда, домашний инвентарь и т. д.) отдавалось односельчанам.
В годы великой чистки процесс насильственного перераспределения собственности шёл более окольными путями. Приговор по 58 статье, как правило, заканчивался словами о конфискации всего имущества, принадлежавшего осуждённому. Такие массовые конфискации затрагивали чаще всего слои, наделённые статусными и материальными привилегиями и успевшими создать внушительные накопления.
