Партия расстрелянных - Роговин Вадим Захарович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Засевшие в партийных и правоохранительных органах сталинисты даже после XX съезда КПСС делали немало для того, чтобы затормозить реабилитацию или не допустить реабилитированных к возвращению на работу. 28 июня 1956 года Г. И. Петровский, хлопотавший о реабилитации своих товарищей по партии, записал в дневнике: «Медленно идёт ликвидация сталинщины. Нет доверия возвращаемым. Медленно восстанавливают и реабилитируют. Не берут стариков на работу» [721].
Нередко «преступлениями» или во всяком случае проступками, не допускавшими восстановления в партии, признавались не вполне «ортодоксальные», с точки зрения сталинистов, высказывания, произнесённые много лет назад. Так, во время разбора апелляции бывшего партийного работника Ефимова ему напомнили об «ошибке», допущенной им в лекции, прочитанной в 1935 году. «Ошибка» эта сводилась к следующему: на вопрос, почему на первом процессе Зиновьева он не был приговорён к расстрелу, Ефимов ответил: Зиновьев — старый революционер и теоретик, работавший вместе с Лениным в эмиграции, член ЦК партии с 1907 по 1927 год, а после революции — член Политбюро и председатель Исполкома Коминтерна; поэтому его расстрел нанёс бы «моральный урон мировому коммунистическому движению, подорвав его нравственный авторитет в широких партийных массах за рубежом». Зачитав этот ответ, донос о котором хранился в партийном архиве, первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов упрекнул Ефимова в том, что он двадцать лет назад ответил на вопрос «неправильно, не по-партийному». Этот факт, наряду с другими аналогичными «ошибками» Ефимова в 30-е годы, послужил основанием для отказа в восстановлении в партии [722].
Ещё более настороженно «переследователи» 50—60-х годов относились к участникам бывших оппозиций, судьба которых после освобождения из лагерей складывалась намного труднее, чем судьба других узников сталинизма. Сам факт участия в легальной левой оппозиции 20-х годов (не говоря уже о её подпольных формированиях в последующие годы) считался достаточным для отказа в партийной реабилитации.
Отражая эту установку, справка Комитета партийного контроля указывала: «При рассмотрении дел иногда выяснялось, что среди реабилитированных по суду и подавших заявления о восстановлении в КПСС были лица, которые в период острой борьбы с троцкистами, зиновьевцами и правыми оппортунистами активно выступали против партии, в защиту оппозиции. Этих людей не было оснований привлекать к судебной ответственности, но из партии они в своё время были исключены правильно. Поэтому Комитет партийного контроля отказывал таким лицам в восстановлении в КПСС» [723].
О том, как проходил разбор апелляций бывших оппозиционеров, рассказывается в воспоминаниях Е. Осипова. Во время слушания его дела в 1958 году на бюро Ленинградского обкома он обнаружил, что партийные органы в 30-е годы пользовались другими материалами, нежели НКВД. Подняв персональное дело Осипова, хранившееся в партийном архиве, докладчик «перечислил столько фактов моего „отступничества“, сколько НКВД далеко не было известно. Во всяком случае, некоторые из них не возникали ни на одном допросе по моему делу — ни в 1935 г., ни позднее». Так, партследователь сообщил, что во время празднования десятилетия Октябрьской революции, когда в Ленинграде проходила альтернативная оппозиционная демонстрация, Осипов, служивший тогда в военной части, охранял пулеметы в Петропавловской крепости. «Если бы НКВД было в своё время всё это известно,— замечал Осипов,— не то, что я бы там что-то такое делал, а что просто имел какое-то касательство к оружию во время тех демонстраций… то меня тотчас бы расстреляли».
Партследователь подробно изложил, в каком году Осипов выступал на стороне оппозиции и читал её платформу, когда он присутствовал на оппозиционном собрании и т. д. После этого выступления докладчику не было задано ни одного вопроса, а председательствующий на заседании Спиридонов заявил: «Предлагаю Осипова в партии не восстанавливать ввиду его слишком большой активности в оппозиции, а также… ввиду слишком долгого пребывания вне рядов партии».
На том же заседании рассматривалась апелляция бывшего рабочего Ижорского завода, который привёл на штурм Зимнего дворца пятьсот красногвардейцев из Колпина. Этот человек, в 1925—1927 годах поддерживавший, как и большинство ленинградских коммунистов, «новую оппозицию», тем не менее при Кирове работал заместителем председателя Ленсовета. Находясь с 1935 года в ссылке, он после начавшихся там арестов сам пришёл в местное отделение НКВД и заявил: «Почему вы всех моих товарищей забираете, а меня нет?» На это ему было отвечено: «Идите, немножко погуляйте, не беспокойтесь. Подойдёт очередь и ваша. Что Вы волнуетесь?» Вскоре он был арестован по ложному обвинению в попытке побега из ссылки и получил 10 лет лагерей. И этому человеку ленинградские бюрократы также отказали в восстановлении, используя циничную формулировку об «отрыве от партии (в годы ссылок и лагерей! — В. Р.)» [724].
При рассмотрении заявлений о реабилитации сохранялся прежний покров секретности. Ни лицам, хлопотавшим о своей реабилитации, ни родственникам осуждённых (если речь шла о посмертной реабилитации) не предоставлялась возможность ознакомиться с материалами их дел, в особенности с «агентурными материалами», т. е. доносами и данными наружного наблюдения, получить очную ставку со своими доносчиками и следователями. Реабилитация проводилась путём бюрократической разборки дел в тайниках партийных или гэбистских канцелярий. «Переследователи» (так же как ранее «двойки», «тройки» или особые совещания) лишь листали следственные и судебные документы. Обнаружив в них очевидные нелепости, они принимали решения о реабилитации, а обнаружив сведения о действительно оппозиционной деятельности — отказывали в ней. Тридцатилетняя давность такой деятельности не считалась смягчающим обстоятельством, поскольку речь шла о самой опасной, с точки зрения партийных бюрократов, «вине» — пресловутой «антипартийности». Ведь всё в сталинской политике, за исключением явно беззаконных репрессий, продолжало считаться выражением правильности «генеральной линии партии».
XXXVIII
Террор против зарубежных коммунистов
До сих пор речь шла о массовых репрессиях против советских людей. Но с не меньшей свирепостью чистка была направлена против революционных эмигрантов, деятелей международного коммунистического движения.
В середине 30-х годов в Советском Союзе находилось несколько десятков тысяч зарубежных коммунистов. Одни из них работали в Коминтерне, Профинтерне, Коммунистическом Интернационале молодёжи и других международных организациях. Другие трудились на советских предприятиях и в учреждениях. Значительным было также число беспартийных эмигрантов, воспользовавшихся правом убежища, которое предоставлялось, согласно Конституции СССР, «зарубежным гражданам, преследуемым за защиту интересов трудящихся, или научную деятельность, или национально-освободительную борьбу» [725]. Как считал известный советский разведчик Л. Треппер, восемьдесят процентов этих людей были репрессированы в годы великой чистки [726].
Одними из первых были арестованы находившиеся в СССР основатели зарубежных компартий, участники первых конгрессов Коминтерна, в прошлом — деятели левого крыла II Интернационала. Известна фотография Президиума I Конгресса Коминтерна, где рядом с Лениным сидят зарубежные делегаты Клингер, Эберлейн и Платтен. Все они погибли в сталинских тюрьмах и лагерях.
Одним из старейших революционеров-интернационалистов был Э. Пелузо, в разные годы своей жизни состоявший членом социал-демократических и коммунистических партий Франции, Испании, Португалии, Австрии, Швейцарии, Баварии, Италии. На следствии Пелузо был обвинён в связях с Зиновьевым, Бухариным и Радеком и др. На это он ответил, что точно так же его можно обвинять в связях с Лениным и Розой Люксембург. Как указывалось в его жалобе, направленной прокурору, «четыре человека, вооружённые различными инструментами, били меня в течение 40 минут, повесив меня головой вниз». В 1940 году Пелузо был приговорён Особым совещанием к пяти годам ссылки, а в 1942 году был расстрелян по обвинению в принадлежности к «контрреволюционной повстанческой организации» [727].
