Самоучитель игры на мировой шахматной доске - Переслегин Сергей Борисович (читать книги регистрация .TXT) 📗
«Милосердие» предусматривало сдачу в плен десантных средств, застигнутых на переходе, и последующее их освобождение на английской земле. До этого, впрочем, дело не дошло. Шестого мая «Маятник», до этого озабоченный насыщением противовоздушной обороны Восточного фронта, заработал на Англию. Принцип удвоения, с математической точностью выведенный Хойзингером, превратился из абстрактных цифр в конкретные самолеты. Их было около 1500 [219]. Погода не оставляла желать лучшего.
Для того чтобы наверняка сломить сопротивление британской авиации в первый же день операции (начиная с 10 мая «Маятник» начинал обратное движение: на повестке дня стояла высадка «Блау»), А. Кессельринг принял решение нанести удар по выявленным агентурной разведкой линиям связи, радиолокационным станциям и центрам наведения истребительной авиации. В ночь на седьмое мая легкие самолеты, действуя на малой высоте, высадили на английской территории диверсионные подразделения Абвера — с той же задачей: нарушить связь и электроснабжение.
Утром седьмого мая начался выход в море рейдерских групп (операция «Кольцо Нибелунгов»). И внезапно, через четыре часа после рассвета, когда по статистике внимание операторов максимально ослабевает, первые волны германских истребителей прошли над Ла-Маншем.
Действия диверсантов были не слишком удачны, но какая-то часть стратегически важных коммуникационных линий все же вышла из строя. Это не воспринималось как проблема — в конце концов, был не 1940 год, английские части успели приобрести приличный боевой опыт, и на восстановление системы связи в полном объеме было нужно совсем немного времени — один или два часа.
Кессельринг не дал Даудингу этого времени.
Разработанная студентами-математиками схема хаотичного налета позволила нащупать слабые места в системе ПВО Южной Англии. Туда и устремились бомбардировщики. К четырем часам дня Даудинг понял, что схема обороны с использованием центрального наведения выведена из строя.
Произошло то, о чем предупреждал профессор Линдеманн, научный консультант Черчилля: централизованная система более устойчива, нежели сетевая, но если она разваливается, она разваливается сразу и полностью. И не было уже никакой возможности передать группам и эскадронам, что необходима инициатива с их стороны, что система раннего предупреждения не функционирует и что ни при каких обстоятельствах помощи не будет [220].
Операция 2-го воздушного флота носила непрерывный характер: за первым налетом последовал второй, затем над Англией появились ночные истребители. К вечеру 8 мая У. Черчилль, получив приблизительное представление о масштабе потерь 10-й и 11-й групп, потрясенно воскликнул: «Это же Балаклава!». На следующий день воздушное наступление продолжалось в тех же масштабах. А в полночь 10 мая, когда на Ла-Манше и в Северном море вовсю шел «Вальс Отражений», радио передало обращение великого фюрера германской нации к народу Единой Ирландии. Черчилль уже знал, что из Шербура и Бреста вышли транспорта, что немецкие «карманные» линкоры (позавчера замеченные в Атлантике) внезапно повернули на северо-восток и взяли курс на Ирландское море.
…Утром 10 мая радиопередатчики Берлина зачитают еще одно обращение: «Немецкий флаг развевается над Корнуэллом! Сегодня в 4 часа утра германские войска высадились на территории Англии, осуществив самую масштабную и сложную десантную операцию в истории человечества.
Война вернулась туда, откуда 27 лет назад она ушла.
Никогда немецкий народ не питал ненависти к английскому народу. Никогда Германская Империя не ставила своей задачей уничтожить Британскую.
Не наша — ваша политика заставила Германию пересечь Ла-Манш.
И не нас, а свое правительство должны винить Вы в тех бедах, которые постигли Англию, в том ужасе, который всегда сопровождают войну и оккупацию.
Германия более не заинтересована в продолжении этой войны». Отвлекающая операция «Морской Лев» вступила в фазу нарастания.
Последовательность действий при проведении Сааремской, Пярнуской и Рижской десантных операций изучена любителями военной истории не хуже таблицы умножения. Особое внимание уделяется точному расчету времени. Немало военных кампаний исполнители провели с часами в руке (в германском Генеральном штабе это считалось традицией), но только развертывание «Блау» подразумевало в буквальном смысле этого слова использование секундомера.
Высадка первого диверсионного отряда произошла 11 мая в 20:00. Был вечер выходного дня, идеальный момент для проведения первой, скрытой фазы операции.
Как и в Англии, задачей диверсантов была связь. Ни Москва, ни Ленинград, ни Рига не должны знать, что происходит на острове.
Ночная выброска воздушно-десантного полка сопровождалась потерями (как и предполагалось), но стрельбы практически не было. Ошарашенные бойцы гарнизона попали в плен раньше, чем успели понять, что происходит. К утру разгрузились транспорты «быстроходного эшелона», а германские артиллеристы сменили своих русских коллег на береговых батареях и зенитных установках. И — главное — аэродром был захвачен неповрежденным, и с первыми лучами зари на него уже началась переброска авиации Десантной группы армий. Барон фон Глук всегда утверждал, что наступление — это перенесение линии действия авиации вперед.
«Он начал еще раз перебирать в уме основные этапы операции и ее дальнейшего развития. Снова и снова проверял он расчеты своего штаба и опять убеждался в неотразимости и силе удара.
Главное — успешно высадиться, а дальше весь вопрос в скорости передвижения. Высадка, развертывание, удар, перегруппировка, второй удар… В голове проносились названия городов, стоявших на пути его армий, возможности к сопротивлению, пропускные способности дорог, контрольные сроки прохождения, возможные альтернативные варианты развития событий. Он в очередной раз поражался красоте замысла фюрера и любовался этой операцией, как произведением искусства.
Впрочем, война для него всегда была произведением искусства, доставлявшим эстетическое наслаждение. Он, разумеется, бывал на передовой, видел смерть, поля, усеянные трупами, разрушенные города. Но стоило ему склониться над картой, как весь этот кровавый мир таял словно дымка. Для него оставались только значки, абстрактные дивизии, линии снабжения, изохронные точки, оперативные центры, темпы продвижения. Порой ему казалось, что на самом деле нет никакой войны с горами трупов, стратегическими бомбардировками и прочими ужасами сражений — а есть только эти значки на карте, подчиняющиеся определенным правилам игры. В такие минуты он ощущал себя божеством, одним движением карандаша решающим судьбы мира.
Он поднялся с кресла и вышел из кабинета. Тактический Информационный Центр целиком занимал красивое старинное здание в центре Копенгагена. Он спустился в огромный подвал и остановился, чтобы издалека понаблюдать за работой обрабатывающего отдела.
Сюда стекалась вся информация о положении дел в Европе. После обработки по строго заданным алгоритмам она наносилась на десяток карт в различных проекциях, в том числе и на изохронные карты различных родов и группировок войск, и заносилась в информационные таблицы. Несмотря на огромное количество данных и на десятки методов сортировки, работа протекала быстро и четко. «А эти студенты, оказывается, тоже могут понимать, что такое порядок и дисциплина», — удовлетворенно подумал Барон.
Этот Центр был еще одной идеей фюрера, начавшей воплощаться в жизнь два месяца назад. Для работы сюда были приглашены студенты старших курсов и аспиранты физико-математических специальностей. Под управлением младших офицеров Генерального штаба они на удивление быстро освоили весь процесс работы, и теперь за короткое время из Центра можно было получить любую информацию по состоянию дел на всех фронтах. Как и большинство идей фюрера, эта идея полностью себя оправдала.
Между тем ситуация развивалась весьма удачно для Рейха. Четкая работа Генерального штаба вдвое уменьшала время переброски ударных сил, и, несмотря на грозящую войну на три фронта (Англия, Африка, Россия), шансы выиграть эту великую битву неуклонно росли. Весь план компании был рассчитан с учетом максимального знания противника об этом плане и наилучших ответов на удары Рейха. Но противник знал меньше, чем предполагалось, а быстрота происходящего постепенно насыщала информационные возможности его штабов, и противник начал делать ошибки.
Зайдя в шифровальный отдел, Барон с интересом посмотрел на группу евреев-шифровальщиков, испуганно обернувшихся на открывшуюся дверь. Идея Барона построить все военные шифры на основе идиш привела к появлению этих… в военных штабах. Не появись на свет новый указ фюрера о политике претворения в жизнь Нюрнбергских законов, эта идея вообще не могла быть применена. Но фюрер потребовал, чтобы статус еврея был доказан по правилам судебного разбирательства с соответствующим количеством доказательств, а до решения суда человек считался невиновным. Это сильно замедляло искоренение евреев. Что там доказывать, ведь видно же, что еврей! А поди докажи. А пока не доказано, может работать и на армию.
Барон попросил адъютанта принести ему в кабинет очередную сводку по фронтам. Поднявшись в кабинет, он достал бутылку коньяка и плеснул себе в бокал. Этот коньяк ему привез Геринг на личном самолете во время своего последнего визита в Копенгаген. На бутылках не было этикеток, но Геринг говорил, что по словам хозяина замка (какого-то виноградаря из Франции) этому коньяку не менее ста пятидесяти лет. Половину ящика они с Герингом выпили за время его визита. Сейчас Барон допивал последнюю бутылку. А Геринг в это время «отдыхал» на Средиземноморье. С эскортом около трехсот истребителей и таким же количеством бомбардировщиков…
Судя по поступавшим сводкам, этот отдых проходил великолепно. Англичане, ошеломленные резко усилившимся натиском, терпели одно поражение за другим. Операция «Гиперион», которая вначале казалась несбыточной мечтой (фюрер, кажется, охарактеризовал ее как бред сумасшедшего), была близка к завершению. Итальянский флот господствовал (!) на Средиземном море. Естественно, при поддержке Люфтваффе. До падения Александрии и Порт-Саида оставались считанные дни. Английские корабли не высовывались из портов, в то время как армии Роммеля шли форсированными маршами к Суэцу. Барон подошел к карте, висевшей на стене, и начал переставлять флажки.
<…>
Посмотрев на сводки с востока, Барон расхохотался.
Авиация России упорно пыталась нанести удар по Варшаве и Плоешти, раз за разом наступая на одни и те же грабли. Избыточная организация ПВО этих районов приводила к огромным потерям русских. А разработки Хойзингера позволяли в течение восьми часов восстанавливать количество истребителей Люфтваффе на Восточном фронте. Еще два таких налета — и у русских не останется авиации. А наступление на Варшаву силами четырех (!) дивизий… «Кто-то на той стороне сошел с ума», — решил Барон.
Политические последствия налетов русских были просто великолепны — для Рейха, разумеется. Эти удары не позволяли Англии заключить военный союз с СССР, в котором сейчас нуждались обе стороны, конгресс США поставил вопрос о корректировке внешней политики в связи с неспровоцированным нападением СССР на Румынию. Рейх имел полное право адекватного ответа на агрессию против его земель на востоке, что в перспективе могло улучшить политическое положение. Русские же только усиливали дипломатическую изоляцию своей страны. После начала наступления Рейха уже никто не придет на помощь России.
Адъютант принес новые данные разведки по Прибалтике. «Либо разведка врет, либо эта ситуация будет названа „зевком века“ по окончании этой войны», — решил Барон. Общее количество войск оставалось на уровне десятка дивизий. Оперативный центр позиции — Ригу — защищал только небольшой гарнизон, на Саареме находилась пара батальонов пехоты. Судя по всему, операция «Блау» пройдет успешно и Десантная группа армий пройдет через Прибалтийский Особый Военный Округ, как нож сквозь масло.
<…>
Через два часа выгрузка будет закончена, а через три начнется второй этап операции «Блау» — наступление на Псков и Новгород. Эти города должны быть захвачены к 21 мая, а к 19 группа армий «Север» должна соединиться с Десантной группой в районе Резекне. И 36-му корпусу отводилась основная роль — нанести удар по шоссе Рига—Псков и далее Псков—Новгород и при поддержке пехотного корпуса пройти за девять дней 350 километров и взять два города.
К этому же времени 6-я армия должна выйти к Нарве, а группа армий «Финляндия» начать обход Петербурга с востока. Тогда капитуляция северо-западной группировки русских будет решенным вопросом. А дальше: Ярославль, Вологда, Москва — любой из вариантов опасен для противника. Растерянность русских будет неизбежным следствием этой операции.
<…>
Барон усмехнулся. Как он и рассчитывал, его действия и множественность вариантов продолжения наступления привели в растерянность Ставку русских. Похоже, что на его участке фронта противник стягивал войска к Москве. Барона это вполне устраивало.
Между тем наступление русских в Карпатах захлебнулось из-за полной невозможности снабжать наступающую группировку под ударами Люфтваффе. Группа армий «Юг» перешла в контрнаступление и уверенно продвигалась к Днепропетровску. А о непонятной попытке русских организовать в начале мая операцию против Варшавы уже никто не вспоминал. Как и о четырех задействованных там дивизиях.
На пути к Ярославлю находились жалкие остатки войск Советского Союза, попытки которых организовать хоть какую-то оборону напоминали агонию. Завтра он снова разрежет их на части и начнет новый победный марш, отрезая Москву с севера. Группа армий «Финляндия», уже блокировала Петербург и начинала продвижение к Архангельску. Север России более не мог обороняться. После захвата Ярославля останется совсем немного до полного разгрома большевиков. И его армии, армии Барона, внесут основной вклад в дело борьбы с большевизмом.
Завтра Десантная группа будет усилена 4-й танковой группой. Этот кулак никто не сможет остановить. Через неделю его войска будут в Вологде, а через десять дней падет Ярославль.
Главным было точно рассчитать продвижение пехотных корпусов. Двигаясь по местности, бедной хорошими дорогами, пехота должна была успевать прикрывать южные фланги танковой группы и одновременно отрезать Москву от севера страны. Северный фланг танковой группы оставался неприкрытым (группа армий «Финляндия» двигалась к Архангельску через Петрозаводск), но по расчетам Барона в той болотистой местности, что располагалась между его северным флангом и группой «Финляндия», русские просто не успевали нанести фланговый контрудар по наступающей группировке. Да и нечем было его наносить. Конечно, классическая теория не позволяла настолько обнажать фланги, но сейчас было время других теорий — операций на грани риска. Только за счет этого Рейх выигрывал эту войну.
Адъютант принес новые данные фоторазведки. Полнейшее отсутствие авиации противника позволяло разведчикам без помех проникать вплоть до Твери. Дальше начиналась зона ПВО Москвы, которая по-прежнему была сильна. Впрочем, сейчас Барона это не интересовало.
<…>
Сидя поздним вечером в номере «люкс» лучшей городской гостиницы Ярославля, Барон вместе с адъютантами и девочками из армейского госпиталя пил русскую водку (где коньяк Геринга? да и был ли он?), отходя от страшных моментов позапрошлого дня. Когда он продвигался вместе с 4-й танковой группой к Вологде, русские, видимо решив, что он повернет на Архангельск, задумали контрудар по его (предполагаемому) тылу и направили к Вологде четыре танковые дивизии.
Встречный бой в районе Пречистого был страшен. Впервые за всю историю войн на поле битвы сошлось в лобовом столкновении около двух тысяч танков. Бой продолжался несколько часов, и только благодаря многократному превосходству в авиации Барону удалось одержать победу. Окрестности Пречистого по окончании боя напоминали огромную свалку металлолома. Барон подумал, что, если бы не явно слабое воздушное прикрытие русских, судьба войны могла решиться несколько раньше, чем планировал фюрер. Благодарить за это надо было нерешительность русских. Увеличь они воздушное прикрытие и добавь еще одну танковую дивизию — от 4-й танковой группы остались бы одни воспоминания.
Происшедшее было оборотной стороной «операций на грани риска». Барон впервые увидел эту сторону и посмотрел в лицо разгрому. Счастье, что русские не рискнули отвлечь от обороны Москвы большие силы, хотя, по словам русских командиров, Жуков настаивал на этом. Победи Жуков на том совещании — и недавнее падение Англии не помогло бы Рейху.
Так или иначе, о марше на Москву можно было забыть. Танковая группа поредела более чем вдвое. Сейчас ее нужно было объединять с 36-м танковым корпусом и думать, что делать дальше. На все это уйдет не меньше недели. «Русские могут успеть очухаться. Тогда они прикроют и это шоссе на Москву. Надо искать новое направление удара».
<…>
Фронты других групп армий были также сильно растянуты. Группа армий «Север» прикрывала пространство от Вышнего Волочка до Витебска, пытаясь закрыть фланги Барона. Группа «Центр» уже прошла Минск, но ее южное крыло завязло в обороне русских у Мозыря. Мехкорпуса противника изматывали ее постоянными контрударами, сильно задерживавшими продвижение группы. Группа армий «Юг» вела бои на правом берегу Днепра. Растянутый до невозможности фронт держался только на авиации и слове фюрера.
Весь план войны был построен на борьбе за время. И именно для выигрыша времени до такой степени растягивался фронт. И сейчас, в наиболее критический момент, его танковые части вынуждены были терять неделю на перегруппировку. Это могло стоить победы…» [221]
219
В предшествующие дни воздушная оборона Запада была максимально ослаблена, во время разгара боев над Варшавой и Плоешти на Западе оставалось не более 200 самолетов.
220
Английская ПВО ставила перед эскадрильями в первую очередь задачу защиты своего аэродрома и воздушного пространства над ним, а система РЛС играла роль ДРЛО, т е раннего обнаружения, с целью дальнейшей координации. Засекали налет еще над территорией Франции и поднимали эскадрильи на побережье, те пытались связать боем эскорт или передовую оперативную группу — с тем чтобы подтянувшиеся позднее эскадрильи «харрикейнов» спокойно сбивали бомбардировщики и изрядно пощипанный эскорт. Вообще по инструкции командир сектора не имел права привлекать к обороне своего сектора самолеты других секторов, а тем более других групп, однако на практике это правило никогда не соблюдалось.
221
Операция «Шлиффен» — как это было на самом деле. М, 1998.
