Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - Негри Антонио (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
Показательно, что в точно таком же духе дружно выступила и большая часть центральной прессы. Между тем подобные претензии задним числом были абсолютно лицемерными как со стороны критиков «насилия», так и со стороны журналистов.
Прежде всего, изначально целью протеста было не только выражение несогласия с МВФ. Организаторы акции не скрывали, что собираются сорвать мероприятия Фонда и банка в Праге, блокировать конгресс-центр. Подобная тактика — результат многолетнего опыта, показавшего, что на традиционные формы протеста — демонстрации, пикеты, выступления в прессе и т.п. — международные финансовые элиты просто не реагируют.
Между тем срыв мероприятия, блокада зданий уже изначально НЕИЗБЕЖНО предполагают определенный элемент насилия. Вопрос, конечно, в масштабах насилия. Но то, что происходило в Праге в сентябре 2000 года, отнюдь не было чем-то чрезвычайным даже по западноевропейским меркам. К тому же с самого начала вся тактика полиции и вся система ее подготовки была организована таким образом, чтобы исключить малейший шанс на успех ненасильственных действий. Невозможно пройти через полицейские заграждения, не вступая в конфронтацию с полицейскими. Сам тот факт, что первый камень был брошен в полицейских из толпы, бесспорно заслуживает сожаления. В свое время Герберт Маркузе совершенно справедливо говорил, что революция должна экономить насилие.
Демонстранты не должны провоцировать полицию. Хотя, с другой стороны, в толпе было множество полицейских провокаторов Столкновение было абсолютно неизбежным, обе стороны к нему готовились и не скрывали этого. При подобном раскладе сторонники «ненасилия» вообще не должны были бы ехать в Прагу или во всяком случае должны были бы честно заявить о своем несогласии до начала событий (как, например, сделали большевики Каменев и Зиновьев, отмежевавшиеся от Ленина перед Октябрьским переворотом). Напротив, крики о насилии раздались задним числом, когда правая пресса начала агрессивную кампанию против движения, а сотни чешских активистов, по большей части в уличных схватках не участвовавших, были брошены за решетку. В такой ситуации жалобы «умеренных» на насилие со стороны демонстрантов объективно оказываются выражением солидарности с полицейским насилием и репрессиями.
Ссылки на гандизм и «индийский опыт ненасилия» не выдерживают исторической критики. Прежде всего Ганди имел в виду отказ от вооруженного насилия: вооруженное восстание — это все же не то же самое, что драка с полицией на улице. Во-вторых, гандистское ненасилие в Индии сопровождалось такими «эксцессами», как, например, сожжение полицейских участков вместе с полицейскими. Ясное дело, Ганди осуждал такие эксцессы и сдерживал насилие, но он никогда не утверждал, будто такие события в принципе можно предотвратить. Как раз наоборот: «эксцессы» радикалов были важным элементом гандистской стратегии, ибо усиливали позиции самого Ганди и других «умеренных», по отношению к британским властям. В принципе, подобное «разделение труда» возможно и в современных антиолигархических движениях. Но моральным принципом, объединяющим «радикалов» и «умеренных», должна быть все же солидарность в противостоянии репрессивным структурам власти. Напротив, в Праге часть «умеренных» представителей NGOs фактически солидаризировалась с полицией и большой прессой в атаке на сторонников «насилия».
Расширение движения, вовлечение в него представителей третьего мира, соединение требований, направленных против международных финансовых институтов с протестом против антидемократической практики власти, коррупции и эксплуатации в рамках собственного национального государства — все это ведет к тому, что совокупное количество насилия, сопровождающего массовые выступления — на глобальном уровне — будет не уменьшаться, а напротив, возрастать. Это объективная реальность, от которой невозможно отмахнуться или заслониться цитатами из Махатмы Ганди. Если мы хотим минимализировать насилие, надо научиться им управлять.
На самом деле в Праге мы имели дело как раз с исключительно грамотным использованием тактического насилия (tactical violence) со стороны организаторов акции. И если бы этого не было, если бы неизбежность насилия не была изначально учтена при планировании демонстраций, столкновения все равно произошли бы, но были бы во много раз хуже.
Добавим к этому, что нападение демонстрантов на закованных в броню полицейских и разгром «Макдональдса», владельцы которого заранее знали о предстоящем нападении, вообще не идут ни в какое сравнение с повседневной репрессивной практикой капитализма и являются, быть может, не самым разумным, но все же закономерным ответом на эту практику.
Показательно отношение прессы к насилию в Праге и в Белграде. И те и другие события произошли в течение одного месяца. И в том, и в другом случае к насилию прибегла радикально настроенная молодежь, вступившая в конфронтацию с полицией. Но в Праге демонстрантов оценили как «хулиганов», не знающих чего они хотят, а в Белграде это было названо народным восстанием. Ясное дело, в Белграде пресса осуждала диктатора Милошевича, а в Праге превозносила демократа Гавела. Между тем и поведение полиции в Праге было таким же точно, как и в Белграде, а с юридической точки зрения действия властей в Чехии были как минимум сомнительны (незаконные запреты на въезд в страну иностранцев, имеющих право на безвизовый въезд, запрет мирных шествий по улицам города и т.д.). Незаконные действия власти традиционно — со времен американской революции — являются оправданием для гражданского насилия. Добавим к этому, что в Белграде число раненых было на порядок больше, два человека скончалось в толпе, имели место грабежи — в Праге не было ничего подобного.
Короче, пресса реагировала не на насилие как таковое, а на собственные политические установки, предопределявшие то, под каким углом будет представлено и прокомментировано насилие. Со стороны умеренных по меньшей мере странно выступать против буржуазного порядка и одновременно требовать любви к себе буржуазной прессы. Как минимум было бы естественно предполагать, что значительная часть прессы будет враждебна по отношению к протестующим, что бы они ни делали.
Большинство журналистских команд, прибывших в Прагу, с первого дня не скрывало, что единственное шоу, представляющее для них интерес, — это физическая конфронтация демонстрантов с полицией. Задним числом многие газеты писали, что стычки на улицах «отвлекли внимание» от содержательной дискуссии по проблемам глобализации. Позволю себе утверждать, что это было совершенно не так. Дискуссии продолжались на протяжении целой недели при полном отсутствии интереса со стороны чешской или международной прессы. Тревор Мануэль, министр финансов Южной Африки говорил прессе, что не понимает, чего хотят протестующие. Перед этим в Пражском Граде Уолден Белло и другие идеологи движения битый час объясняли ему свои позиции, причем, в отличие от Мануэля, Джеймс Вулфенсон по крайней мере был достаточно честен, чтобы признать, что понимает, о чем идет речь.
«Инициатива против экономической глобализации» (INPEG), привлекшая к себе всеобщее внимание организацией протеста 26 сентября, 22-24 сентября провела контрсаммит с участием ведущих критиков Международного Валютного Фонда. За все время контрсаммита я обнаружил там всего одну телекамеру, которая принадлежала... чешской еженедельной программе, посвященной рок-музыке!
Более умеренная группа Bankwatch также провела большое число встреч, полностью проигнорированных прессой. Что касается уличных акций 22-25 сентября, проходивших вполне мирно, то репортажи о них на две трети состояли из рассуждений о предстоящем насилии. Стремясь привлечь внимание прессы, активисты INPEG пытались устраивать на улицах карнавалы, делали кукол, организовали театрализованные представления, которые сами по себе могли бы стать темой хорошего репортажа, но все равно ожидание предстоящего насилия доминировало.
