1937 - Роговин Вадим Захарович (мир бесплатных книг .txt) 📗
Придя к выводу, что сталинский режим перерождается в фашизм, Райсс связался со Сневлитом (депутатом голландского парламента, разделявшим взгляды Троцкого), сообщив ему, что в Москве принято решение о ликвидации любыми средствами наиболее активных зарубежных приверженцев Троцкого.
Окончательно решив порвать со Сталиным, Райсс написал письмо в ЦК ВКП(б), в котором заявлял: «Верно, что летчикам-рекордсменам легче добиться расположения американских леди и отравленной спортом молодёжи обоих континентов, чем нам завоевать общественное мнение и потрясти мировую совесть! Но… ничто не будет забыто и ничто не будет прощено… „Гениальный вождь, отец народов, солнце социализма“ должен будет дать ответ за все свои дела». Райсс заявлял, что чувствует в себе «достаточно сил, чтобы „начать всё сначала“. А дело именно в том, чтобы „начать всё сначала“, в том, чтобы спасти социализм». Письмо заканчивалось призывом: «Назад к Ленину, его учению и делу… Вперёд к новым боям за социализм и пролетарскую революцию! За организацию IV Интернационала!» [790]
Вместе с письмом Райсс отослал в Москву орден Красного Знамени, которым он был награждён в 1928 году. Объясняя этот поступок, он писал, что отказывается носить орден, который теперь вручают палачам революционеров. В подтверждение этого Райсс сообщал, что недавно в «Известиях» встретил в списке награждённых имена лиц, приводящих в исполнение смертные приговоры.
Райсс вручил письмо для передачи в Москву Л. Грозовской, работавшей в советском торгпредстве в Париже. Грозовская передала письмо заместителю начальника иностранного отдела НКВД Шпигельглазу, прибывшему за границу для проведения чистки советских разведывательных служб, включавшей похищение или убийство разведчиков, отказывающихся вернуться в СССР.
Показав письмо Кривицкому, Шпигельглаз потребовал от него принять участие в немедленной ликвидации Райсса. Сразу же после этого разговора Кривицкий предупредил Райсса о грозящей ему опасности. На следующее утро Райсс скрылся из Парижа.
После исчезновения Райсса началась охота за ним сталинской агентуры. Роль «подсадной утки» была поручена советской разведчице Шильдбах, которую связывала с Райссом многолетняя совместная работа. Райсс доверял ей, поскольку она говорила ему о собственных колебаниях и своём намерении последовать его примеру. Приехав к Райссу в Швейцарию, Шильдбах предложила ему провести вечер в ресторане неподалеку от города Лозанна. При выходе из ресторана к ним подъехала машина, из которой выбежало несколько человек, напавших на Райсса. Наутро его тело, изрешечённое пулями, было обнаружено швейцарской полицией.
В 1956 году на слушаниях американской комиссии по вопросам национальной безопасности Лола Даллин осветила некоторые подробности убийства Райсса. Она сообщила, что Седов по соображениям конспирации не только не назвал своим ближайшим сотрудникам имени Райсса, но некоторое время даже не встречался с ним. Их первая встреча была назначена во французском городе Реймсе, куда Райсс собирался направиться сразу же после встречи с Шильдбах. Позднее французская и швейцарская полиция установили, что запасная группа убийц ожидала Райсса в Реймсе, на тот случай, если террористический акт в Швейцарии не удастся [791].
Всего в организации убийства Райсса принимало участие не менее 20 человек, в том числе группа русских эмигрантов во главе с С. Я. Эфроном, бывшим белогвардейским офицером и мужем Марины Цветаевой. Эфрон принадлежал к эмигрантскому течению «евразийцев», которые в начале 30-х годов заявили о своей просоветской ориентации. В этих кругах много говорилось о реализации Сталиным «судьбоносной русской идеи» и помехах этому со стороны троцкистов.
Один из парадоксов 30-х годов состоял в том, что в то время, когда в Советском Союзе росло число людей, мечтавших вырваться из страны, чтобы избежать кошмара сталинских чисток, в рядах эмиграции увеличивалось число «возвращенцев», восторженно воспринимавших перемены, происходящие в СССР, и стремившихся к возвращению на родину. К ним относился Эфрон, подавший в 1931 году в советское посольство прошение о выдаче советского паспорта и выразивший готовность «загладить свою вину» перед Советской властью путём выполнения поручений ГПУ. Как писала Цветаева своей близкой подруге, «С. Я. совсем ушёл в Советскую Россию, ничего другого не видит, а в ней видит только то, что хочет» [792].
В 1934 году Эфрон стал генеральным секретарём «Союза возвращения на родину»,— эмигрантской организации, находившейся на содержании ГПУ. Как указывалось в «Бюллетене оппозиции», «„Союз возвращенцев“ на самом деле является центральным вербовочным бюро ГПУ в Париже» [793].
Члены «Союза возвращения» получали деньги от резидентов НКВД и гордились этим как подтверждением того, что Советская Россия простила своих раскаявшихся сынов. Агентурная работа самого Эфрона оплачивалась настолько «прилично», что он впервые за долгие годы получил возможность материально обеспечивать семью. Цветаева знала, что несколько сотен франков, которые нигде не работавший Эфрон ежемесячно приносил домой, представляли плату за сотрудничество с ГПУ—НКВД. В октябре 1937 года в беседе с корреспондентом эмигрантской газеты «Последние новости» она сказала: «Его советские симпатии известны мне, конечно, так же хорошо, как и всем, кто с мужем встречался» [794].
Эфрон и его друзья по «Союзу» принимали участие в самых грязных зарубежных операциях НКВД. В ноябре 1936 года именно ими был осуществлён налёт на институт Николаевского с целью похищения архивов Троцкого. С 1935 года группе Эфрона было поручено систематическое наблюдение за Седовым. Как вспоминал эмигрант В. Б. Сосинский, Эфрон «обязательно хотел познакомиться с сыном Троцкого… Он мне говорил: „Просто хочу на него посмотреть“. Пришёл. Я ему его показал. И тут Сергей Яковлевич подошёл к нему чуть ли не вплотную, под предлогом интервью, которое он якобы хотел взять для какой-то газеты. Тот его выгнал. На самом деле он приходил, чтобы запомнить его лицо, он его опознавал» [795].
В письме Троцкому от 1 ноября 1937 года Седов сообщал некоторые результаты расследования убийства Райсса. Было установлено, что группа, подготовившая убийство, вначале занималась слежкой за Седовым. Рядом с домом, в котором жил Седов, поселился эмигрант Смиренский (впоследствии арестованный по делу Райсса), который вместе с Ренатой Штейнер (эмигранткой, завербованной Эфроном) и другими сообщниками следил за передвижениями Седова. Когда Седов выехал на отдых, Штейнер поселилась в одном с ним пансионате, а Эфрон и Смиренский обосновались в том же городке, где получали от неё ежедневные доклады. В январе 1937 года группа Эфрона готовила покушение на Седова в городе Мюлузе, куда Седов должен был приехать для встречи с швейцарским адвокатом, участвовавшим в расследовании московских процессов. Это покушение сорвалось из-за внезапной болезни Седова, помешавшей его поездке в Мюлуз, где на протяжении пяти дней его поджидали террористы. Дальнейшая охота за Седовым была на время прекращена, потому что Шпигельглаз поручил группе Эфрона переключиться на охоту за Райссом, которая в Москве считалась более неотложным делом. Седов сообщал, что Эфрон был главным организатором убийства Райсса и что никто из прямых убийц не был пойман [796].
В книге «Агенты Москвы» А. Бросса справедливо называет Райсса и Эфрона «двумя полюсами сталинизма». «Изначальный коммунизм, из которого вырастает… мировоззрение Райсса, с его неприятием набиравшего силу сталинизма, Эфрон воспринимает как противную ему, враждебную культуру… С одной стороны, наследство, доставшееся сталинизму, которое уничтожали, делая вид, что бережно хранят его, гордятся им; с другой — новый радикализм, лишённый корней и малейшего подобия законности, псевдоромантизм грубой силы и жестокости» [797].
В заключительном протоколе французской полиции по делу об убийстве Райсса указывалось: «если Эфрон фактически не участвовал в самой организации ликвидации Райсса, то только потому, что значимость этого дела его беспокоила и ему казалось предпочтительней поручить эту функцию одному из своих товарищей» [798].
