1937 - Роговин Вадим Захарович (мир бесплатных книг .txt) 📗
Вместе с тем сохранялась возможность консолидации коммунистических и иных левых сил, не принадлежащих к Коминтерну. Именно эта возможность, пугавшая Сталина, объясняет во многом причины чудовищного террора, развязанного в 1937 году в Испании.
Среди независимых революционных партий, выступавших активной самостоятельной силой в испанской войне, ведущее место принадлежало ПОУМу, возглавляемому видным деятелем рабочего движения Андресом Нином. Вопреки утверждениям сталинистов, именовавших ПОУМ «троцкистской партией» [843], ПОУМ примыкал к движению IV Интернационала лишь до 1933 года, а затем откололся от него. Исключив троцкистов из своих рядов, он продолжал сохранять критическую позицию по отношению к сталинизму.
Андрес Нин, занимавший пост министра юстиции в автономном правительстве Каталонии, в молодости провёл девять лет в Москве, где работал генеральным секретарём Интернационала красных профсоюзов. После разрыва с Коминтерном Нин в 1931—1933 годах поддерживал с Троцким дружескую переписку, которая затем прервалась из-за политических разногласий между ними.
Отмечая, что ПОУМ, отмежевавшийся от IV Интернационала, поддерживает реакционные гонения на «троцкистов», а его вожди «клянутся и извиняются на каждом шагу: „Мы не за Четвёртый Интернационал, мы не троцкисты“», Троцкий писал: «Вне линии Четвёртого Интернационала есть только линия Сталина — Кабальеро. Руководство ПОУМа выписывает между этими двумя линиями бессильные зигзаги… Именно поэтому каждый новый этап революции застает их врасплох» [844].
В статье «Возможна ли победа в Испании», написанной в апреле 1937 года, Троцкий отмечал, что сталинисты и буржуазные либералы заявляют: «Победа армии Кабальеро над армией Франко будет означать победу демократии над фашизмом, т. е. победу прогресса над реакцией». Такие суждения затушевывали классовый характер событий в Испании и прежде всего тот факт, что «власть уже сегодня находится в руках военных агентов и бюрократии в союзе со сталинцами и анархо-реформистами» [845]. Победу в войне с франкистами, по мнению Троцкого, могло обеспечить только перерастание испанской революции из буржуазно-демократической в социалистическую. В условиях резкого полевения масс в Испании и во всём мире такая стратегия была способна привлечь на сторону республики значительно более широкие массы как в Испании, так и за её пределами.
Троцкий доказывал, что «затяжной характер войны есть прямой результат консервативно-буржуазной программы Народного фронта, т. е. сталинской бюрократии. Чем дольше политика Народного фронта сохраняет свою власть над страной и революцией, тем больше опасность изнурения и разочарования масс и военной победы фашизма» [846].
ПОУМ, способный стать серьёзным противовесом сталинизму на международной арене, занимал в решающих вопросах испанской революции колеблющуюся, половинчатую позицию. Правда, Нин предупреждал, что «революция отступает назад» и призывал к «углублению революции». Однако он не решался открыто противопоставить ПОУМ испанскому правительству. Характеризуя позицию лидеров ПОУМа, Троцкий писал, что они «жалобно уговаривают правительство встать на путь социалистической революции» [847].
Возлагая надежды на революционную перестройку ПОУМа, Троцкий обращался к этой партии с призывом: «Надо оторваться от мелкобуржуазных партий…Надо спуститься в массы, в самые глубокие и угнетённые низы… Надо неразрывно связать с ними свою судьбу. Надо научить их создавать свои собственные боевые организации — советы — в противовес буржуазному государству» [848].
Интересные свидетельства о взаимоотношениях Троцкого и ПОУМа были сообщены недавно бывшим поумовским активистом Бартоломе Коста-Амик. Он вспоминал, как в ноябре 1936 года в первый раз приехал из Каталонии в Мексику — во главе спортивной делегации, объезжавшей страны Европы и Америки с пропагандистской миссией: призывом к поддержке борющейся республики. Во время этой поездки он встретился с Карденасом и передал ему просьбу руководства ПОУМа предоставить Троцкому политическое убежище. В 1937 году Коста-Амик трижды встречался с Троцким и вёл с ним подробные беседы. «События в Испании Троцкого очень интересовали,— вспоминает он.— К тому же, наша каталонская партия оказалась первой в мире марксистской партией, которая выступила против печально известных „московских процессов“, устроенных Сталиным для расправы над своими политическими противниками. Нет, троцкистами мы не были и даже категорически расходились с Троцким по многим вопросам. Но мы не могли принять и сталинизм, пытавшийся подмять под себя всё мировое революционное движение».
Троцкий запомнился испанскому революционеру «очень уверенным в себе, в своей правоте. Наша партия была немногочисленная, тем не менее Троцкий считал, что мы непременно должны брать власть в Испании. Я доказывал, что это абсурдно и что нельзя проводить параллель между Испанией и той Россией, в которой большевики совершили революцию. Он отвечал со свойственным ему жаром, очень эмоционально… Вместе с тем, несмотря на его горячность в спорах, Троцкий показался мне сердечным и обаятельным человеком. Несомненно, это была выдающаяся личность, и я, признаться, перед ним тушевался. А расстались мы очень тепло» [849].
Отвечая на суждения о неспособности ПОУМа взять в свои руки власть из-за малочисленности этой партии, Троцкий писал: «Сколько членов имеет ныне ПОУМ? Одни говорят 25 тысяч, другие — 40 тысяч (в феврале 1917 года большевистская партия насчитывала 24 тыс. членов.— В. Р.). Этот вопрос не имеет, однако, решающего значения. Ни 25 тысяч, ни 40 тысяч сами по себе не могут обеспечить победу… 40 тысяч членов, при шатком и колеблющемся руководстве, способны только усыпить пролетариат и тем подготовить катастрофу. Десять тысяч, при твёрдом и проницательном руководстве, могут найти дорогу к массам, вырвать их из-под влияния сталинцев и социал-демократов, шарлатанов и болтунов и обеспечить не только эпизодическую и неустойчивую победу республиканских войск над фашистскими, но и полную победу трудящихся над эксплуататорами. Испанский пролетариат трижды доказал, что он способен одержать такую победу. Весь вопрос в руководстве!» [850]
Необходимость революционной перестройки ПОУМ диктовалась тем, что центральное правительство, куда входили правые социалисты, либералы и коммунисты, всё более отнимало у народа его революционные завоевания. Уже в начале 1937 года местные комитеты были распущены, а рабочие патрули и отряды рабочего ополчения — расформированы, будучи заменены «единой армией» с привилегированной офицерской кастой. «Вполне можно было реорганизовать ополчение и повысить его боеспособность, оставив отряды под прямым контролем профсоюзов,— писал по этому поводу Оруэлл.— Главная цель этой меры была иной — лишить анархистов собственных вооружённых сил. К тому же, демократический дух, свойственный рабочему ополчению, порождал революционные идеи. Коммунисты великолепно отдавали себе в этом отчёт и поэтому не прекращали борьбы с принципом равного жалованья всем бойцам, независимо от звания, проповедуемым ПОУМом и анархистами. Происходило всеобщее „обуржуазивание“, умышленное уничтожение духа всеобщего равенства, царившего в первые месяцы революции. Всё происходило так быстро, что люди, приезжавшие в Испанию после нескольких месяцев отсутствия, заявляли, что они не узнают страны. То, что беглому, поверхностному взгляду представлялось рабочим государством, превращалось на глазах в обыкновенную буржуазную республику с нормальным делением на богатых и бедных» [851]. Выражением этого поворота Оруэлл считал официальное заявление «социалистического» министра Негрина: «Мы уважаем частную собственность» и возвращение на территорию, занятую республиканцами, депутатов кортесов (испанского парламента до 1936 года), которые бежали в начале войны из Испании, опасаясь преследований за свои профашистские взгляды.
Этим изменениям сопутствовало лишение профсоюзов реальной власти и «неуклонное движение от рабочего контроля к централизованному, к государственному капитализму, а, быть может, и к реставрации частного капитализма» [852]. По мере того, как у рабочего класса отбиралась власть, а всё больше революционеров оказывалось в тюрьмах, становилось всё яснее, что «в действительности коммунисты… делали всё, чтобы революция никогда не произошла». Констатируя этот факт, Оруэлл прибавлял: «Прошу обратить внимание, что я не выступаю здесь против рядовых коммунистов и уж конечно, меньше всего против тех тысяч из их числа, которые пали геройской смертью в боях под Мадридом. Не эти люди определяли политику партии. В то же время невозможно поверить, что те, кто занимал руководящие посты, не ведали, что творили» [853].
