В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том (бесплатная библиотека электронных книг txt, fb2) 📗

Трудно поверить, что персы ничего не знали об этой альтернативной истории. (Знали или нет Сасаниды о Кире и его преемниках, и если знали, то как много, историки спорят до сих пор; представляется вероятным, что воспоминания со временем стерлись, и немалую роль в этом сыграло переписывание иранской истории в V в. «Место сотни столбов», похоже, является отголоском одного из первоначальных названий Персеполя.) Все, что касалось славы предков, должно было возбуждать их фантазию. Наверняка искаженное эхо того, что греки сохранили в своих мифах о Кире и его потомках, дошло и до преданий Кеянидов: их величие, обширность империи, иногда даже имена. Однако в конечном счете для зороастрийских священнослужителей, которые были ответственны за ведение хроник Ираншехра, история, как ее понимали греки, имела лишь преходящее значение. В игре участвовали намного большие силы, и ставки были, как никогда, высоки. Взлет и падение земных империй – всего лишь тень космического процесса – столкновения между истиной и ложью. Нигде, по мнению персов, не было лучше видно, как отражается эта битва в веках, чем в «месте сотни столбов». К началу правления Кавада хронисты уже пришли к общему мнению относительно того, кто являлся его архитектором. Джамшид, согласно древней традиции, был величайшим монархом всех времен, правителем мира. Его фарр оказался настолько мощным, что хранил от смерти все человечество. Джамшид был избран Ормуздом и имел летающий трон. (Истории о Джамшиде или Йиме с веками усложнялись. Задолго до Заратустры он присутствовал в иранских и индийских традициях как первый человек; в первом мифе он стал после смерти царем подземного мира.) Наконец, после тысячелетнего правления, он возжелал стать Богом, и фарр тотчас его покинул. Дахаг загнал его в угол и уничтожил. Тогда повсеместно воцарились зло и мрак. От павшего царя и его славного правления не осталось ничего, кроме города великих каменных столбов.

Люди стали называть руины «трон Джамшида» (это название Персеполя известно в Иране по сей день). Ответственность за разрушение города была уверенно возложена на поедающего мозги демона, но тем не менее имя подлинного аутентичного преступника всегда холодило кровь благочестивого зороастрийца. Хотя священнослужители Ормузда давно забыли то, что любой греческий историк считает само собой разумеющимся, а именно, что вовсе не демон сжег Персеполь, а вполне земной военачальник, их амнезия не была полной. В Персии имя завоевателя, превратившего дворец в дымящиеся руины, определенно не забыли. Даже спустя восемь веков слава Александра Великого ничуть не уменьшилась. Для многих, не только для Запада, он остался фигурой, обладающей огромной магической силой. В возрасте двадцати лет он был царем отсталого Греческого царства, пять лет спустя стал хозяином империи, основанной Киром, и умер, достигнув границ мира, в возрасте тридцати трех лет. Даже персы, господство которых он сверг, не остались равнодушными к его чарам и славе. При дворе царило повальное увлечение романтическими историями, в которых великий герой, несколько неправдоподобно, имел черты персидского царя. Однако далеко не всем в Ираншехре это нравилось. Для священнослужителей-зороастрийцев идея о том, что завоеватель их земли может считаться героем, была не просто анафемой, а настоящей ересью. Воспоминания об Александре, сохраненные мобедами, были ужасными: преступник, вандал, проклятый: «Он пришел в Ираншехр с насилием, принес войну и пытки, убил царя, уничтожил и сровнял с землей дворец и все царство»61. Возможно, это и не демон, но определенно демоническая личность. Даже отсутствие древних книг, содержащих знания зороастрийцев, приписывалось жрецами не тому факту, что письменность, позволяющая создавать священные писания, появилась совсем недавно, а якобы имеющейся у Александра привычке жечь библиотеки. Хорошо, хоть демон в конце концов канул в ад62.

А зло, которое он сотворил, осталось и после него. Веками Ираншехр оставался униженным и раздробленным. Даже Ардашир и его преемники, несмотря на то что были любимчиками Ормузда, не сумели воплотить в жизнь свое стремление «вернуть персидскому народу его разрушенную империю»63. Александра уже давно не было, но путь в некогда принадлежавшие Персии западные провинции оставался закрытым. Другая супердержава, имевшая ничуть не меньшие претензии, чем Ираншехр, заняла все земли вокруг Средиземного моря, которыми некогда правил Кир. Но эту империю построил не Александр, она не была даже греческой. Ее создали люди, пришедшие с запада, из города, называемого Римом. Прошло больше половины тысячелетия после захвата римлянами территорий, которые изначально помогли Александру приобрести вкус к новым завоеваниям: Греции и Малой Азии, Сирии и Египта. Это не могло не вызывать недовольства персов; но еще более нестерпимым был тот факт, что римляне, похоже, унаследовали аппетит Александра к расширению границ на восток. Снова и снова римские императоры – их называли цезарями – пытались пошатнуть господство Персии, а персы с успехом отражали их агрессию63.

В результате, когда Кавад стал лихорадочно искать какой-нибудь героический подвиг, который продемонстрировал бы колеблющимся подданным могущество его фарра, ему не пришлось далеко ходить. Ничто, даже полное уничтожение эфталитов, не могло бы сравниться со славой, которая обрушилась бы на него полноводным потоком, сумей он унизить цезаря. Даже мысль о правах на римские территории возносила самооценку шахиншаха до небес. Род Сасанидов захватил это право с самого начала. В 10 милях к западу от Персеполя, на скале, где находились гробницы древних царей Персии, можно было видеть великолепный портрет сына Ардашира – Шапура I, выглядевшего необычайно величественным на боевом коне. А перед ним два цезаря молят о милосердии – один опустился на колено, второй простер к царю руки. В этой картине было нечто большее, чем обычное хвастовство. Победить Рим – значит победить преемников Александра, утвердить победу добра над злом, света правды над тьмой лжи. Для такого царя, как Кавад, откровенного еретика, такая возможность представлялась чрезвычайно заманчивой. Невозможно придумать лучшего способа продемонстрировать подозрительным и раздражительным зороастрийским церковникам свою избранность Богом, чем блестящая победа над римлянами, наследниками Александра.

Знаком этого успеха, помимо славы, станет добыча. Таковы были уверенные ожидания Кавада. Земля Рима – это все знали – сенсационно богата. Шахиншах никогда не признал бы это открыто, но в его решении двинуться на запад имелась изрядная доля зависти. В то время как Рим всегда считался персами достойным – если не основным – врагом, он также стимулировал Сасанидов к развитию, вселяя в них дух соревнования. Шапур I, который одержал победу над рядом римских императоров, получив множество пленных, стал активно использовать их знания. Что бы это ни было – роспись стен в царском тронном зале, сеть массивных дамб или целые города, построенные в малонаселенных местностях Ирана, его империя определенно приобрела римский облик. Спустя два века стремление Сасанидов подражать своему западному соседу нисколько не уменьшилось. И любопытным знаком этого стала любовь Кавада к купанию. В этом, по мнению многих персов, и особенно мобедов, заключалась шокирующая инновация, от которой определенно несло римским духом. Кавад не возражал. Он ставил на карту не только личную гигиену, а намного большее. Подражать Риму – значит догнать и обогнать его. Чтобы стать по-настоящему богатым, надо взять уроки римского величия. Ираншехр разваливался, но Кавад не изменял своим привычкам, показывая народу, что с уверенностью смотрит в будущее.

Пока суд да дело, все, что нельзя скопировать у Рима, нужно было украсть. Больше века центральным пунктом внешней политики Сасанидов являлось вымогательство денег у своего западного соседа. Время отпора вторжениям римлян давно прошло. Последняя серьезная попытка свержения Сасанидов, предпринятая римлянами в 363 г., завершилась смертью императора и навязыванием его преемнику унизительных условий мира. После этого римское командование пришло к пониманию весьма неприятной истины: Персию разбить невозможно. Продолжать игнорировать этот урок – значит идти на бесконечные траты и кровопролитие. Дешевле было заплатить за мирное сосуществование. И к немалой радости Сасанидов, они смогли довольно долго выжимать из своего великого соседа то, что римляне деликатно называли субсидиями, а персы – данью. Кто, к примеру, помог финансировать программу Пероза по строительству фортификационных сооружений вдоль северной границы? Цезарь. Кто помог уплатить выкуп? Цезарь. Кто внес золото на финальную экспедицию? Цезарь. Но правда и то, что уничтожение армии Пероза и его катастрофические последствия не остались незамеченными на западе. В 501 г., когда Кавад оказался под давлением эфталитов (ждали платы за поддержку), он обратился к римскому императору Анастасию, бывшему чиновнику и известному скупцу, с требованием «ссуды», посчитав, что удачно выбрал эвфемизм. Анастасий отказал. Ясно, что советники цезаря посчитали, что Ираншехр больше не представляет опасности. Такое развитие событий не сулило Каваду ничего хорошего. Больше века грозная репутация персидской армии приносила хороший доход Сасанидам. Но теперь, если он позволит римлянам отмахнуться от его требований, не только эфталиты окажутся без оплаты, но пострадает престиж и царя, и его империи.