Что на самом деле сказал апостол Павел - Райт Том (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
Эту мысль Павел развивает и в пятой–восьмой главах. Он доназывает, почему принявшие Благую весть стали истинным, прощенным народом Божьим: им дан залог будущего спасения — надежда на воскресение, которое неотделимо от грядущего преображения всей твари. В 5:12–21 он несколько отходит от основного рассуждения и как бы еще раз напоминает: «Послушайте, Завет понадобился, чтобы уничтожить грех Адама. Это уже произошло в смерти и воскресении Иисуса Христа. Тора, Закон, тянет вас в рабство, она вся стоит на том, что вы еще — "в Адаме"». Да, избранный народ состоит из таких же падших людей, что и все другие народы. Но ныне (8:1–4) Бог совершил то, чего мы ждали от Торы. Он дал жизнь миру, и она рано или поздно вызволит из рабства смерти и греха (8:18–27) не только человека, но все мироздание. Вот они, плоды «Благой вести», плоды оправдания, о которых с упоением говорит Павел и в 8:31–39, где он снова возвращается к теме окончательного, эсхатологического оправдания — грядущего воскресения народа Христова, восставления его после многих страданий нынешнего века.
Мотив оправдания звучит еще в одном фрагменте, но сам текст здесь настолько прозрачен, что, думается, будет извинительно ограничиться лишь кратким упоминанием о нем. Я имею в виду Рим 9:30–10:21, где снова речь идет о «плодах», но на сей раз — действиях Бога в истории Израиля. Бог избрал Израиль орудием спасения всего мира. Но предвечно Он предназначил для этого только одного сына Израилева, Мессию, смертью которого спасутся все — не только иудеи, но и язычники. Если же Израиль вцепится в свою богоизбранность и не захочет ею делиться, то в конце концов окажется, что он цепляется за собственный смертный приговор.
Итак (далее мы следуем логике рассуждения, начинающегося с 9:30), язычники вошли в «семью верных»; Израиль же, держась за Закон и видя в нем залог принадлежности к народу Завета, «не достиг до закона». Верность Завету он видел только в соблюдении предписаний Торы, то есть в действиях, отмечавших печатью богоизбранности иудеев и только иудеев, и проглядел за этим смысл Завета, «не покорился Божьей праведности» (см. 10:3), не увидел, что обетования исполнились во Христе, и отныне «народ завета» — это верующие в Него. Во Христе обетования Завета достигли предустановленной Богом вершины, полноты: только так было возможно покончить со злом и положить начало обновлению твари. Когда же это свершилось, нам остается одно — идти и проповедовать (ср. 10:9). В этом — все Послание к Римлянам: не разглагольствования о том, как человеку спастись и войти «в личное общение с Богом», но рассказ о спасительном замысле Творца. Вместе с тем Павел чаще, чем где–либо еще, напоминает в этом Послании о призвании и единстве христиан, что было особенно важно для церкви в Риме, поскольку оттуда Павлова проповедь должна была распространиться по всему миру.
Заключение
Теперь попытаемся обобщить все сказанное. Представляется, что будет разумней, если мы последовательно, шаг за шагом, станем формулировать наши выводы в соответствии с тремя ключевыми понятиями, о которых шла речь выше.
1. Завет. Оправдание есть «итог» Завета, который откроется в день окончательного суда, когда истинный народ Божий будет восставлен, а упрямо поклонявшиеся ложным богам увидят, как они были неправы.
2. Суд. Оправдание можно сравнить с приговором суда: оправдывая, мы тем самым признаем человека «праведным». Таково юридическое измерение грядущего оправдания народа Завета.
3. Эсхатология. Этот итог, или приговор, бесспорно, будет объявлен в конце истории. Однако то, что Бог, по всеобщему представлению, должен был сделать в конце времен, несомненно, совершилось в Иисусе Христе, поэтому итог, или приговор, может быть открыт в преддверии, уже сейчас. Крестная смерть подлинного Мессии Израилева и Его воскресение в логике Павла предвосхищают события последних времен (такова исходная посылка Павлова богословия). Следовательно, для тех, кто уверовал в Иисуса, нынешнее оправдание также предвещает приговор грядущего суда.
4. Таким образом, — и это основная полемическая идея Послания к Галатам, но она прослеживается также и в письмах к Римлянам и Филиппийцам, — все верующие в Евангелие Иисуса Христа уже сейчас получили прощение и вошли в истинную «семью Авраама».
Их «знаком Завета» стала вера в «Благую весть» о владычестве Иисуса. Именно эта мысль стоит за ключевым словосочетанием «оправдание не по делам закона». Некоторые иудеи уже при жизни, не дожидаясь эсхатологического приговора, стремились обозначить свою принадлежность к народу Божьему «праведными делами», призванными указать всему миру, что они и есть наследники Завета, «истинный Израиль». Верность «делам Закона» — предписаниям о субботе, пище, обрезании — позволяла им испытывать то, что некоторые исследователи называют «эсхатологическим предощущением» (inaugurated eschatology) — предчувствием будущего в настоящем.
Павел же, как обычно, сохраняет типичную для иудейских представлений форму, но наполняет ее новым содержанием. Кто принадлежит к народу Завета, определяет само Евангелие, то есть Иисус Христос. Знак этой принадлежности, единственная «примета», по которой уже сейчас можно узнать, кто входит в эсхатологическую общность, — это, безусловно, исповедание Иисуса Господом и вера в то, что «Бог воскресил Его из мертвых» (Рим 10:9). Такая вера для Павла — не разновидность «добрых дел», как их понимает ханжа. Это не поступок, за который причисляют к народу Завета, а признак принадлежности к нему. А с другой стороны, вера для Павла не имеет ничего общего ни с размытыми «религиозными убеждениями», ни со столь же размытым романтическим протестом против морализма, ни с «религиозным чувством». Это предельно конкретное, точное понятие, означающее только одно — веру в Благую весть об истинном Боге, открывшемся в Иисусе.
И тут сами собой напрашиваются два вывода, касающиеся современной полемики по интересующему нас предмету.
Во–первых, в предложенном нами контексте становится очевидной половинчатость реформы Сандерса: если бы ему удалось до конца развить свои идеи, мы бы увидели, что они не только не перечеркивают, а наоборот, подкрепляют наиболее традиционалистские представления о Павловых текстах. Думается, нам стоит, наконец, отказаться от предложенных Вреде, Швейцером, Бультманом, Дэвисом, Кеземаном и многими другими мнимых противопоставлений, попыток сначала разодрать Павловы тексты на части, а потом доказывать их цельность. Альтернативой такому подходу могло бы стать представленное в этой книге прочтение Павла в контексте Завета, позволяющее свести воедино отдельные составляющие его мысли. При этом каждая из них, в том числе Павлова христология и богословие креста, звучит гораздо отчетливее, чем прежде.
А во–вторых, я снова хотел бы подчеркнуть, что учение об оправдании верой нетождественно тому, что Павел называет «Благой вестью». Да, оно присутствует в «благовестии»: когда человек под воздействием проповеди приходит к вере, Бог вводит его в семью избранного народа. Но само Евангелие — не инструкция по спасению. Это, как мы видели в предыдущих главах, весть о владычестве Иисуса Христа. И как только мы станем об этом помнить, многие мнимые противоречия, на которые указывают современные исследователи, в частности, в связи с Павловыми представлениями о миссии церкви, тут же легко разрешатся. Итак, повторим еще раз: «Евангелие» — это Благая весть о царстве Иисуса; принимая ее, мы входим в «семью Авраама», принадлежность к которой с тех пор, как она обрела новый смысл в распятом и воскресшем Мессии, определяется только верой в Него. А «учение об оправдании», в свою очередь, говорит о том, что принимают в эту семью только по вере: никакие другие критерии здесь не срабатывают.
Наши рассуждения о некоторых сторонах проповеди и богословия апостола Павла впрямую подводят к вопросу о том, как его благовестие и учение повлияло на повседневную жизнь обычных людей. Мы расскажем об этом в двух следующих главах, в первой из которых речь пойдет о Павловых современниках, а во второй — о более близких нам временах.
