Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий - Мечковская Нина (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗

Первые в истории культуры комментаторские школы складываются почти одновременно в VI в. до н.э.: в Древней Греции, в религиозно-философском братстве пифагорейцев, основанном Пифагором (ок. 540–500 гг. до н.э.), и в древнем Китае, в кругу ближайших учеников и последователей Конфуция (551–479 гг. до н.э.). Не случайно, что именно в школе Пифагора родилось знаменитое ipse dixit ‘сам сказал’ – как девиз хранителей и передатчиков авторитетного знания (см. §56). Пифагорейцы первыми стали составлять комментарии к Гомеру. Они открыли феномен аллегорического смысла слова и высказывания (понимая аллегорию шире, чем это принято сейчас, – как всякого рода непрямые, переносные, символические, иносказательные значения).

В Китае комментаторские заботы в школе Конфуция привели к созданию первых в истории толковых словарей. В них давались объяснения трудных иероглифов, извлеченных из текстов Конфуция. В IV в. до н.э. появляются развернутые трактаты-комментарии: отдельные места из Конфуция здесь истолковываются, пересказываются «своими словами» или просто переводятся на современный язык (История, 1980, 95).

Иудаизм, как религия Писания, с характерным особо бережным и пристрастным вниманием к слову, придал семасиологии новые импульсы. Мудрецы-раввины в «Талмуде» учили различать 32 приема толкования «Мишны» (см. §82) – это сопоставимо с системой тропов и фигур (включая «фигуры мысли») в античной риторике, однако с той существенной разницей, что «Талмуд» учил анализу, т.е. толкованию текста, а риторика – синтезу, т.е. порождению текста.

Выдающийся вклад в семасиологию внес знаменитый иудейско-эллинистический мыслитель Филон Александрийский (ок. 25 г. до н.э. – ок. 50 г. н.э.), по характеристике С.Н. Трубецкого, – «посредник между философией и Откровением». Связанный происхождением с эллинизированными евреями Александрии, получивший блестящее греческое образование, Филон сочетал в своем творчестве языческую философию и иудейский монотеизм. А.Ф. Лосев так писал о Филоне: «Этот иудейский философ влюблен даже в Гомера и Гесиода и старается путем всякого рода аллегорических истолкований приблизить эту старинную греческую мудрость к библейской манере мышления. <…> Филон применяет греческую философию и особенно стоический платонизм для толкования Библии и особенно Пятикнижия Моисея» (Лосев, 1980, 82–83).

Согласно Филону. «Пятикнижие» есть аллегория, имеющая духовный смысл, подлежащий истолкованию. Каждое слово Писания имеет двойное прочтение: огненный меч – и ‘огненный меч’ и ‘логос, слово’; небо и поле – это не только ‘небо и поле’, но и ‘душа, исполненная силы и мощи’; соль – это и ‘соль’ и ‘постоянство’; и т.д. Подлинное понимание, по Филону, предполагает осознание связи (сходства и различия) двух смыслов – дословного значения толкуемого текста и его аллегорического духовного смысла. Для раскрытия «духовного смысла» Филон разрабатывает специальную технику интерпретаций, привлекая, во-первых, методику диэрезы [204] и, во-вторых, «десять аристотелевских категорий» – сущность, качество, количество, отношение, действие, претерпевание, обладание, положение, время и пространство (подробно см.: Лосев, 1980, 114–128).

Идеи Филона о неединственности смысла текста нашли дальнейшее развитие в патристике и более поздней христианской герменевтике. Популярны были учения о четырех смыслах Писания (буквальном, аллегорическом, историческом и священном). На полях Библии знаменитого итальянского проповедника Дж. Савонаролы (1452–1498) сохранились его собственноручные заметки, в которых он дает по шесть толкований библейским стихам о шести днях творения. Приведем шесть интерпретаций первого дня: 1) Толкование буквальное: День первый. Небо. Земля. Свет. 2) Толкование духовное: Душа. Тело. Движущий разум. 3) Толкование аллегорическое применительно к Ветхому Завету: Адам. Ева. Луч (будущего искупления). 4) Толкование аллегорическое применительно к Новому Завету: Народ израильский. Языки. Иисус Христос. 5) Толкование нравственное: Душа, тело в смысле разума и инстинкта. Свет искупления. 6) Толкование аналогическое: Ангелы. Люди. Видение Господа (изложение дано по книге: Средневековье в его памятниках / Под ред. Д.Н. Егорова. М.. 1913. С. 274–275).

Таким образом, потребности сохранять авторитетное знание и передавать его в аутентичном виде привели к зарождению традиций комментирования значимых текстов. В разных культурах достаточно рано был открыт и осознан один из главных феноменов семасиологии – явление полисемии, т.е. неоднозначности языкового знака (слова, лексического оборота, высказывания) [205]. Естественно при этом, что неоднозначность понималась достаточно широко и нерасчлененно (включая разные виды полисемии, аллегории и символизма). В разных традициях комментаторы и хранители авторитетных текстов пришли к созданию толковых словарей. Словарная форма представления знания до сих пор остается основным жанром описания значений в семасиологии.

122. Сложение основных лексикографических жанров в славянских культурах (XI–XVII вв.)

Минимальный комментарий (так сказать, «единица комментирования») – это глосса [206], т.е. объяснение отдельного непонятного слова или выражения в данном тексте. В рукописной книжности глоссы часто делались или на полях рукописи (против той строки, где встретилось непонятное слово), или между строк (так называемые интерлинеарные глоссы). Позже глоссы стали объединять в сборники толкований, глоссарии. Древнейшие глоссарии к Гомеру относятся к V в. до н.э., т.е. к самому началу древнегреческой комментаторской традиции.

В ранних глоссариях толкования обычно шли в той последовательности, в какой трудные слова были встречены в конкретном тексте. Однако, поскольку толкования к одному тексту могли быть полезны при чтении также и других текстов, то глоссы стали располагать по алфавиту. Один из ранних алфавитных христианских глоссариев был составлен переводчиком «Вульгаты» св. Иеронимом на рубеже IV–V вв.

В западном христианстве дополнительным фактором глоссирования церковных книг был латинский язык, общепринятый в учено-конфессиональной сфере, но все же ни для кого не родной. Глоссы на народных языках появляются в латинских церковных книгах уже в первые века после принятия христианства. В Славии старейшие глоссы – чешские, известные как «Ягичевы глоссы» (названные по имени их первого исследователя и издателя И.В. Ягича).

Это 122 лексических пояснения, внесенные на рубеже XI–XII вв. в латинский текст «Евангелия от Матфея». Жанровый состав глоссируемых латинских текстов самый пестрый: «Псалтирь», книги библейских пророков, сочинения отцов церкви, молитвенники, многочисленные проповеди (в том числе латинские проповеди Яна Гуса); сочинения римских классиков.

В Польше самые ранние глоссы к латинским богослужебным книгам делались на латыни, позже появляются глоссы на польском языке. Толкования становятся более развернуты и разнообразны: это и переводы отдельных слов на народный язык, и богословское толкование, и реально-исторический комментарий к трудному месту. В Польше, как и в Чехии, подборки толкований к разным библейским текстам стали объединять в словарные своды, получившие название mamotrekty (от лат. mammotrectus – кормилица, кормящая грудь). В польской лексикографии XV в. самые крупные памятники – это мамотректы. Из них самый большой (так называемый Краковский мамотрект 1471 г.) был составлен студентами Ягеллонского университета, записавшими объяснения профессоров к тексту Библии. Мамотректы представлены также среди чешских и польских инкунабул, что говорит о социальной значимости жанра.

У православных славян начало словарного дела относится к XI в. В частности, в переведенном с греческого «Изборнике Святослава» 1073 г., фундаментальной антологии болгарского происхождения, некоторые материалы – это подборки толкований ряда философских понятий, а также терминов византийской поэтики.