«Гладиаторы» вермахта в действии - Пленков Олег Юрьевич (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Впрочем, проблемы на Балканах и в Средиземноморье Гитлер рассматривал как досадные и докучливые помехи, от которых следовало быстро отвязаться: он уже был устремлен к самой главной своей цели — к «жизненному пространству» на Востоке.

Шансы вермахта в мобильной войне с Красной армией. Соотношение сил и ресурсов

Весной 1941 г. вермахт представлял собой победоносную армию, едва ли испытавшую ощутимые потери. Военная машина была идеально подготовленной и оснащенной, прекрасно сбалансированной и согласованной. Казалось, ей было предназначено направиться по стопам Наполеона — на Восток.

К лету 1941 г. Красная армия была также впечатляюще оснащена (у нее было столько же самолетов и больше танков, чем во всех остальных армиях в мире), но насколько способны были применить эту силу советские командиры? Смогут ли «коммунистические приспособленцы» (каковыми представляли себе советское военное руководство немцы), отобранные по признаку благонадежности, организовать оборону? Гитлер верил, что советская военная машина настолько пропитана коммунизмом, неуверенностью, подозрительностью и наушничеством, так деморализована «чистками», что не сможет действовать надлежащим образом. Он был прав, но только отчасти — во второй период войны, в процессе жесточайшего отбора на среднем командном уровне за счет огромных жертв, началась стабилизация командных кадров и частичное преодоление деморализации и страха перед начальством. Как ни странно это звучит, но именно смертельная опасность помогла мобилизовать лучшие качества Красной армии.

Предстоящее нападение на СССР вызвало в генералитете почти единодушную отрицательную реакцию: по причине почти полного отсутствия сведений о военном потенциале противника, из-за того, что Россия была часто бита, но никогда — разбита, по причине традиционного в прошлом союза России и Пруссии, к аристократии которой принадлежало большинство высших офицеров вермахта; поскольку в большинстве своем генералы были практическими людьми и стояли выше идеологических мифов; потому что благодаря альянсу с СССР в межвоенный период генералитету удавалось сохранять «черный рейхсвер» с современным оружием. Большинство немецких генералов изначально склонялись к пессимистической оценке перспектив войны с СССР, что отразилось в некоторых высказываниях. Так, 4 мая 1941 г., после очередного совещания, назначенный командующим группой армий «Юг» фон Рундштедт в присутствии Гитлера попрощался с командующим группой армий «Север» фон Леебом, сказав: «До свидания в Сибири» ^{264}, что прозвучало довольно двусмысленно… Забегая вперед, нужно сказать, что в советском плену эти генералы не были и поэтому в Сибири не встретились.

Успех в Польше и победа над Францией были, на взгляд военных, достаточными; далее искушать судьбу они не хотели ^{265}. Хотя победы эти и положили конец сомнениям армии и генералитета в нацизме: поражение Германии в Первой мировой войне долгое время было самым важным переживанием для немецких офицеров и, избавившись от него, они окончательно уверовали в Гитлера. Для Гитлера война на Западе (пусть и необычайно успешная) была только началом. Его главной целью было «жизненное пространство» на Востоке. Обманывая своих генералов, фюрер утверждал, что нападение на СССР является лишь способом обеспечить победу над Британией [14].

Буквально все советники Гитлера были против похода на Россию. МИД также был против, но Гитлер никого не слушал [15]. Он демонстративно выказывал свое недоверие русским, утверждая, что они могут начать войну в любой момент, поэтому их нападение следует предупредить. В момент нападения, 22 июня 1941 г. (Наполеон напал на Россию 12 (24) июня 1812 г.), немецкая армия вторжения насчитывала 3,2 миллиона солдат при общей численности армии в 3,8 миллиона, то есть для грандиозной операции Гитлер смог собрать почти все наличные силы. Осенью 1920 г. Красная армия насчитывала 5,5 миллиона солдат; в 1938 г. в РККА было 1,5 миллиона солдат, а в 1941 г. — более 5 миллионов ^{266}.

По сравнению с кайзеровскими временами, руководство вермахта на Восточном фронте было организовано по-новому. Бросалось в глаза большое количество фельдмаршалов: после французской кампании генералам в таком количестве присваивали звание фельдмаршалов, как никогда ранее в прусско-немецкой истории. При Гитлере это звание было сильно девальвировано такими фигурами, как Бломберг и Кейтель. От этого, впрочем, статус высших военных командиров не очень страдал: в армии отделяли генералов с берлинской Бенделерштрассе (ОКВ) — Кейтеля, Йодля и Варлимонта, от трех командующих группами армий — фон Рундштедта, фон Бока и фон Лееба, авторитет которых был непререкаем. К примеру, представитель следующего поколения офицеров фельдмаршал Люфтваффе Кессельринг в своих мемуарах характеризовал фон Рундштедта как наследника традиции Верховного командования времен Первой мировой войны. «Держа руку на пульсе событий, он отдавал приказы, находясь в штабе, почти никогда не бывая на передовой и лишь в редких случаях пользуясь телефоном. Практически все его контакты с подчиненными и вышестоящим командованием находились в руках его начальника штаба и штабных офицеров. Такая система имела неоспоримые преимущества: главнокомандующего никто не беспокоил, не отвлекал от дел, на него не влияли впечатления от пребывания на фронте. Он был неким подобием верховного жреца, к которому остальные относились с изрядной долей благоговейного трепета» ^{267}.

В Первую мировую войну групп армий в рейхсвере (как и в других армиях) не было — семь отдельных армий рейхсвера прямо подчинялись кайзеру. Кайзер определял стратегическое направление действий, а Генеральный штаб превращал стратегические намерения в конкретные оперативные указания войскам. Во Вторую мировую войну между Генеральным штабом и отдельными армиями была создана еще одна инстанция — руководство групп армий — высшая полевая инстанция, замкнутая на ОКВ. Созданием ОКВ как своего личного штаба Гитлер обеспечил себе прямой доступ к оперативному руководству. По всей видимости, создать ОКВ Гитлеру пришлось по той причине, что все трое командующих группами армий не были национал-социалистами и безусловно преданными Гитлеру людьми, в отличие от Кейтеля, Йодля и Браухича. Офицеры могли восхищаться энергией Гитлера, но высшим военным авторитетом для них оставались старые генералы, к примеру, фон Лееб (командующий группой армий «Север»), который еще при кайзере возглавлял подавление боксерского восстания в Китае. Слово фон Лееба для этих офицеров было законом. Фон Лееб был настроен консервативно-клерикально и весьма критически относился к нацистам. Федор фон Бок (командующий группой армий «Центр») также был закоренелым пруссаком и совершенно отстраненно относился к «штафиркам» из партии. И фон Рундштедт (командующий группой армий «Юг») не был безусловно человеком Гитлера.

В 7.00 утра 22 июня Гитлер заявил по радио: «Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я могу, наконец, говорить свободно. Немцы, в этот самый момент начался восточный поход, который по своим масштабам не имеет равного в мире. Сегодня я решил снова вверить судьбу, будущее рейха и немецкого народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог, особенно в этой борьбе». Для оправдания нападения на СССР Гитлер упомянул о заговоре между евреями, западными демократиями и большевиками ^{268}. Германия, по его словам, вынуждена взять на себя дело спасения всей Европы. Геббельс сразу откликнулся на это, и в пропаганде с первых дней нападения на СССР стала звучать тема германской миссии. Несмотря на усилия пропаганды, немцы в большинстве своем отреагировали на известие о нападении на СССР с озадаченностью, испугом и растерянностью ^{269}. Правда, в немецком общественном мнении царило убеждение, что Красная армия — это бесхарактерная и безвольная масса плохо управляемых солдат, что вся русская интеллигенция находится в трудовых лагерях; считалось, что в лагерях находится около 16 миллионов советских людей (10% населения). Была распространена и точка зрения, что в России вермахт ожидают как освободителя от большевистской тирании. Тем не менее, озабочены были не только простые немцы — накануне 22 июня советник немецкого посольства в Москве Густав Хильгер подшутил над послом Фрицом фон Шуленбургом, зачитав ему тираду Луи Коленкура (французского посла в Санкт-Петербурге в 1807–1811 гг.) из мемуаров о русском походе Наполеона под видом тайной записи слов Шуленбурга, обращенных к Гитлеру: Шуленбург якобы пытался отвратить фюрера от решения напасть на Россию. Хильгер уверил Шуленбурга, что посол просто забыл об этом протоколе. Он читал текст французского мемуариста дословно, изменив только имена: Наполеона — на Гитлера, а Коленкура — на Шуленбурга. Когда шутка была раскрыта, оба были потрясены сходством ситуаций и сочли это плохим предзнаменованием ^{270}.