Монолог о браке - Радзинский Эдвард Станиславович (читать бесплатно полные книги txt) 📗
ОН (глухо). И вот оно лежит, убиенное тело нашего брака…
ОНА. Ха-ха-ха! Молодец! А теперь произнесем над ним парочку поминальных речей. С юмором.
ОН (в тон). Дорогой брак, что ты есть такое? Как сказал кто-то кому-то… Брак – это соревнование двух эгоистов, и один кто-то должен уступить… Но если не уступит никто… И вот оно горит, убиенное тело нашего брака… Ты плачешь?
ОНА (плача). Ну что ты! Я пью чай! Однажды вечером после смерти нашего брака…
ОН. Мирное вечернее чаепитие… почти поминки…
ОНА (сквозь слезы). «Тебе с сахаром?» – говорила я.
ОН. Говорила она, думая о другом…
ОНА. Да, мы уже все поняли и все решили друг о друге.
ОН. Мы уже отказали друг другу в возможности понять тонкое, то сложное, что есть у каждого из нас, и чего, как мы точно выяснили, абсолютно не может постигнуть другой.
ОНА. И оттого мы теперь не торопимся все рассказывать друг другу. Зачем? Все равно не поймет! И теперь мы только делаем вид, что разговариваем, а на самом деле, разговаривая, мы молчим.
ОНА. Чай надо купить.
ОН. Говорит она, думая о другом. Твоя мама звонила.
ОНА. Говорит он, думая о другом.
ОНА. Ну, продолжай… милый, нашу летопись.
ОН. Много событий… Мы получили квартиру… В 24 года я «остепенился» – то есть защитил кандидатскую… и родился мальчик Алеша…
Она плачет.
ОН (повторяет). Родился мальчик Алеша… Я его любил… В воскресенье я гулял с ним в парке… Гулять по парку и слушать ребенка – это и есть счастье в воскресенье…
НЕПТУН. И у меня тоже… прибавление семейства… только один нюанс. Теща-то наша, которая фаршем… была против прибавления, так и сказала: «Пока свою квартиру не заимеете, в ногах у вас по ночам буду сидеть, а не допущу…» (Нежно.) Сиди не сиди, а дочурка появилась. И что ты думаешь – квартиру дали. Счастливый конец! Ха-ха, Димьян. Развеселил? Нет… Намек понял: «Двое дерутся, третий не лезь». Атас, я тактичный. (Уходит.)
ОН (ее матери). В общем, все устроилось и даже в Швеции были бы в восторге от такого оборота дела.
ОНА (ему). Ты забыл еще одну новость – я поступила на работу, я уже неделю туда хожу… Впрочем…
ОН. Да, я думаю только о себе… (Объявляя). 1263-е вечернее чаепитие.
ОН. Как дела на работе?
ОНА. Спросил он, думая о другом… Да, надо подписаться на газету.
ОН. Ответила она, думая о другом.
ЕЕ МАТЬ (хрипло, отцу). Жалко их… Ах, как жалко!
ОН (объявляя). «После чистилища». После чистилища наступает… (Замолчал.)
ОНА (помолчала). Нам надо поговорить. Ты понимаешь… Ты понимаешь… Я ненавижу все эти объяснения, но… (Опять замолчала.)
ОН (в зал). Я подумал: сейчас она скажет «Я люблю другого человека».
Она молчит.
ОН. Ты все-таки не сказала эту пошлость! Спасибо!
ОНА. Замолчи! Сколько раз я готовила эту речь… Сколько раз… У меня все время было с тобой чувство одиночества. Ты меня постоянно обижал, и самое страшное… ты никогда не понимал, когда ты меня обижал. У нас разная кожа. И ты все время думал о себе… чтобы тебе быть свободным, чтобы тебе было хорошо, ты раздражался, когда было плохо тебе. Ты никогда не думал о нас двоих… и о нас троих… С тобой всегда было тяжело разговаривать. Я говорила и все время видела у тебя пустые глаза… Ты выключался… тотчас, как только тебя не интересовало то, что я говорю. Я стала с тобой сварливой. После каждой нашей ругани я вспоминала свои слова и мне было жутко… что я их произнесла… И я думала: до чего же надо довести женщину, чтобы она стала грубой кухаркой… До чего надо довести женщину, чтобы она стала такой неинтересной… Я уже начала думать, что я такая и есть…
ОН. С кем же ты узнала, что ты другая?
ОНА. Это не важно… Ну зачем нам жить вместе?.. Любовь? Любви уже нет… Алеша? Но ведь все равно это случится. Не сейчас, так потом… А жить в безрадостной семье… И для Алеши это тоже не надо.
ОН (ей). Ты плачешь?
ОНА. Это неважно… это уже тебя не касается… Мы жили вместе три года… Если просто жить с человеком три года… и то привыкаешь… Я перестала чувствовать себя женщиной. Я забыла, когда ты говорил мне слова.
ОН. Какие слова?
ОНА. Те слова! Которые ты перестал мне говорить… Что ты смеешься?
ОН. Я не знал, что это так важно. Я бы говорил их тебе. Я бы двадцать раз на день называл тебя милочка, пташка… рыбочка, заинька… Я бы называл тебя ласточка, золотце… Солнце нашей планеты.
ОНА. Не надо превращать это в шутку. Мне двадцать три года… Двадцать три года для женщины…
ОН. Да, это старость… (Ей.) Я наклонился, чтобы дотронуться щекой до твоего заплаканного лица. Но ты вздрогнула всем телом и поспешно отодвинулась, почти отпрянула. Мне показалось, что я почувствовал ужас и отвращение всего твоего тела. Мне показалось тогда, что твои руки, щеки и все эти проклятые нервные окончания, все то, что осязает и любит, уже осязало и любило кого-то… (Кричит.) Ты!.. Ты!..
Ее мать подходит к ним.
ОН (ее матери). А, здрассы… Здрассы… Вы пришли!.. Вы успели! Вы приблизительно прикинули, сколько времени займет наше объяснение.
ОНА. Уходи! Уходи! Я прошу тебя!
ЕЕ МАТЬ. Мы вас не боимся… мы вызовем милицию.
ОН. Прекрасно! Чтобы вам было легче вызывать…
ЕЕ МАТЬ. Я иду к телефону.
ОНА. Я умоляю… Я прошу! Уходи! Уходи!
Стук часов. Время.
ОН (ей). И я ушел! И началось: я не знал, что так бывает, я не мог никого дослушать до конца, я не мог ни с кем разговаривать… Я не мог просто сидеть на стуле, потому что все время хотелось снять трубку телефона и позвонить тебе. Я звонил и молчал в трубку. Я знал, что ты не хотела меня узнавать и поэтому все говорила «Алло» и делала вид, что не понимаешь, кто это молчит в трубку. У меня вошло в привычку звонить так каждую ночь и слушать твой голос и молчать… Я без этого спать не ложился. Я жутко боялся, что однажды позвоню и тебя не будет дома ночью… (Ей.) Не плачь!
ОНА. Я так жалела тебя… когда увидела твое похудевшее лицо… костюм, как на вешалке… И как ты прятался каждый день за колонной у метро… когда я шла с работы. Ах, как я тебя жалела!
ОН. А может быть, все проще… Ты еще не знала, будет ли тебе хорошо без меня!
ОНА. Замолчи!
ОН. Я ненавижу тебя!
ОНА (кричит). Я не хотела! Я не хотела говорить с тобой по телефону… но ты звонил, ты проверял, где я сплю ночью… А я ведь специально возвращалась для тебя… Потому что мне тебя жалко… было… Как же ты смеешь… так.. говорить со мной. Сейчас… И… и зачем ты допустил все это?.. Я не хотела! Я не хотела!
Входят НЕПТУН и ГЕНЫЧ.
НЕПТУН. Держись, Димьян! Ну ушла жена! Делов-то!.. Ведь на работе у тебя все окончилось победой!
ГЕНЫЧ. Серов – четвертый! Мы ведь с женой Тамарой… Женился я… А Тамара у меня молодец – умеет копейку отложить. Так мы с ней на машину записались на очередь… Теперь все отмечаюсь на «Жигули»: ночью – наяву, а днем – во сне…
НЕПТУН. Грустит наш друг, Геныч! Развеселись! Будем кучковаться! Грустишь! Может, стих тебе какой прочитать, а? Для утешения! У Цыбулькина… в коробке из-под зефира такие хорошие стихи лежали… Сейчас вспомню. (Читает.) «Прибежали в избу дети…» Нет, не то. (Вдруг одухотворенно, читает.) «На дворе метель кружится, несутся снежные раи, с Новым годом вас приветствует… (Упавшим голосом.) – отдел милиции ГАИ». (Глядит на него.) Да не тот стих ему! (Читает.) «У меня взаимность с товарищем по работе! Я тебе давно намекала, Федя! Я даже дочку к маме в Мневники перевела в садик, собачку Полкана, которую ты любил, на усыпление сдала – все намекала. Но ведь ты толстокожий! Ты только о себе думаешь!» Развеселил? Опять страдает. Ну если тебе так нужна жена, ну давай я тебе свою отдам! У меня, правда, сейчас нету – но бери!
