Майор Барбара - Дарузес Нина Леонидовна (книга бесплатный формат txt) 📗

Стивен (холодно, почти злобно). Вы говорите так, как будто можно выбирать из десятка религий и моральных си­стем, тогда как есть только одна истинная религия и од­на истинная мораль.

Андершафт. Для меня есть только одна истинная мораль, но вам она, возможно, не подойдет, потому что вы не фабрикуете боевые корабли. Для каждого человека суще­ствует только одна истинная мораль, но у всех она разная.

Ломэкс (силится понять и не может). Не повторите ли вы это еще раз? Я что-то не совсем понял.

Казенс. Очень просто. Еврипид говорит: «Что одному по­лезно, то для другого — яд», и в умственном и в физиче­ском отношении.

Андершафт. Совершенно верно.

Ломэкс. Ах, вот что! Да, да, да. Так, так, так.

Стивен. Другими словами, есть честные люди и есть него­дяи.

Барбара. Нет. Ни одного. Нет ни хороших людей, ни него­дяев, есть только дети одного отца; и чем скорее они перестанут осыпать друг друга бранью, тем будет лучше. Не спорьте со мной, я знаю людей. Через мои руки про­шли десятки: негодяи, преступники, атеисты, филан­тропы, миссионеры, члены совета, всякого рода люди. Все они равно грешники, и всем им равно уготовано спасение.

Андершафт. А приходилось ли тебе спасать фабриканта пушек?

Барбара. Нет. Вы позволите мне попытаться?

Андершафт. Что ж, давай заключим условие. Я навещу те­бя завтра в убежище Армии спасения, а ты должна прий­ти ко мне послезавтра на орудийный завод.

Барбара. Берегитесь! Это может кончиться тем, что вы бро­сите пушки ради Армии спасения.

Андершафт. А ты уверена, что не бросишь Армию спасе­ния ради пушек?

Барбара. Ну что ж, я рискну.

Андершафт. Я тоже.

Жмут друг другу руки.

Где твое убежище?

Барбара. В Вестхэме. Под вывеской креста. Спросите кого угодно в Кеннингтауне. А где ваш завод?

Андершафт. В Перивэйл Сент-Эндрюс. Под вывеской ме­ча. Спроси кого угодно в Европе.

Ломэкс. Может быть, все-таки сыграть что-нибудь?

Барбара. Да, сыграйте «Вперед, о воины Христа».

Ломэкс. Ну, для начала, знаете ли, это, пожалуй, слишком сильно. Не сыграть ли «Брат, ты переходишь в мир иной»? Мотив почти тот же.

Барбара. Уж слишком он грустный. Вот когда вы спасетесь, Чолли, вы перейдете в мир иной, не поднимая такого шума.

Леди Бритомарт. Право, Барбара, послушать тебя, так религия — только за­ни­ма­тель­ный предмет для разговора. Надо же иметь хоть какое-то чувство приличия.

Андершафт. Я бы не сказал, что это незанимательный предмет, милая. Умных людей только это и занимает по-настоящему.

Бритомарт (взглядывая на часы). Что ж, если так, я решительно настаиваю, чтоб это было сделано как по­лагается. Чарлз, позвоните к молитве.

Общее смятение. Стивен поднимается в испуге.

Ломэкс (вставая). Ну, знаете ли!

Андершафт (вставая). Боюсь, что мне пора уходить.

Леди Бритомарт. Теперь тебе нельзя уйти, Эндру, это было бы в высшей степени неприлично. Садись. Что по­думает прислуга?

Андершафт. Не могу, милая, меня одолевают религиозные сомнения. Нельзя ли предложить компромисс? Если Бар­бара проведет небольшое богослужение в гостиной с ми­стером Ломэксом в качестве органиста, я с удоволь­ствием буду присутствовать. Могу даже принять актив­ное участие, если найдется тромбон.

Леди Бритомарт. Не издевайся, Эндру.

Андершафт (шокированный, Барбаре). Надеюсь, ты не ду­маешь, что это насмешка, дорогая моя?

Барбара. Нет, конечно; а впрочем, и это не беда: половина нашей армии в первый раз пришла на митинг забавы ра­ди. (Вставая.) Идем. (Обнимает отца и, уводя его, зо­вет других.) Идем, Долли. Идем, Чолли.

Казенс встает.

Леди Бритомарт. Я не потерплю такого непослушания. Адольф, сядьте.

Он не садится.

Чарлз, вы можете идти. Вам нельзя присутствовать на молитве — вы не в состоянии вести себя прилично.

Ломэкс. Ну, знаете ли! (Уходит.)

Леди Бритомарт (продолжает). А вы, Адольф, умеете держать себя, когда захотите; я желаю, чтобы вы остались.

Казенс. Дорогая леди Брит, в семейном молитвеннике есть слова, которые я не желал бы слышать из ваших уст.

Леди Бритомарт. Какие же это слова?

Казенс. Вам придется сказать при всей прислуге, что мы де­лали многое, чего не должны были делать, и не сделали того, что должны были сделать, и что в нас мало добро­го. Этого я не могу слышать, это несправедливо по отно­шению к вам, несправедливо по отношению к Барбаре. Что же касается меня лично, то я решительно протестую: я сделал все, что мог. Иначе я не смел бы женить­ся на Барбаре, не мог бы смотреть вам в глаза. И пото­му я должен идти в гостиную.

Леди Бритомарт (оскорбленная). Хорошо, идите.

Казенс делает шаг к двери.

И запомните, Адольф...

Он оборачивается.

Я сильно подозреваю, что вы вступили в Армию спасе­ния только ради Барбары, ни для чего больше. Я отдаю должное ловкости, с которой вы водите меня за нос. Но я вас раскусила. Смотрите, чтоб не раскусила и Барбара. Вот и все.

Казенс (с невозмутимой кротостью). Не выдавайте меня, леди Брит. (Выскальзывает из комнаты.)

Леди Бритомарт. Сара, никто не мешает тебе уйти. Это будет гораздо лучше, чем сидеть с таким видом, точно тебе хочется быть где угодно, только не здесь.

Сара (томно). Хорошо, мама. (Уходит.)

Леди Бритомарт порывистым движением прикладывает к глазам платок.

Стивен (бросается к ней). Мама, что с вами?

Леди Бритомарт (смахивает слезы). Ничего. Глупости. Иди и ты к нему, если хочешь, и оставь меня с прислугой.

Стивен. О, ради бога, не думайте так, мама. Мне... Мне он не по душе.

Леди Бритомарт. А другим по душе. Вот как неспра­ведлива к женщине судьба. Женщина воспитывает детей, то есть сдерживает их порывы, отказывает им в том, че­го им хочется, задает им уроки, наказывает их за про­ступки, берет на себя все неприятные обязанности. А по­том, когда ее дело сделано, является отец, который только баловал и портил их, и отнимает у нее любовь детей.

Стивен. Нашей любви он у вас не отнимет. Это просто любопытство.

Леди Бритомарт (резко). В утешении я не нуждаюсь, Стивен. Ровно ничего не слу­чи­лось. (Встает и идет к двери.)

Стивен. Куда вы, мама?

Леди Бритомарт. В гостиную, разумеется. (Выходит из комнаты.)

Когда она открывает дверь, слышно, как на концертино играют «Вперед, о воины Христа» под аккомпанемент тамбурина.

Ты идешь, Стивен?

Стивен. Нет, не иду.

Она уходит. Он садится на кушетку, поджав губы, с вы­ражением сильнейшего неодобрения.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Во дворе Вестхэмского убежища Армии спасения довольно холодно в это январское утро. Само здание убежища — старый склад — только что побелено известкой. Фасад его выходит на середину двора; в нижнем этаже — дверь, другая — в верхнем, чердачном этаже, без балкона и без лестницы, но с блоком для втаскивания наверх мешков. Если выйти из двери нижнего этажа во двор, налево — во­рота на улицу, за воротами — каменная кормушка для ло­шадей, направо — стол под навесом, защищающим его от непогоды. Возле стола лавки; на одной из них сидят мужчина и женщина. И ей и ему, как видно, сильно не везет в жизни; они кончают завтрак — у каждого по толстому ломтю, намазанному маргарином с патокой, и по кружке воды с молоком.

Мужчина — ремесленник без работы, говорун и позер, еще молодой, юркий и достаточно сообразительный, чтобы быть способным на все, кроме честности ы каких бы то ни было альтруистических побуждений. Женщина — обык­новенная старая карга, побирушка, олицетворение нищеты и отверженности. На вид ей лет шестьдесят, на самом деле, вероятно, лет сорок пять. Если б это были богатые люди, в перчатках и с муфтами, укутанные в меха, они закоченели бы и чувствовали бы себя несчастными: январ­ский холод пронизывает до костей. После первого же взгляда на грязные строения складов на заднем плане и на свинцовое небо над выбеленными стенами двора любой со­стоятельный бездельник умчался бы на берега Средизем­ного моря. Но этих двоих тянет к Средиземному морю не больше, чем на луну; и так как они вынуждены дер­жать платье в закладе чаще, чем надевать его на себя, в особенности зимой, то холод их не угнетает, а, скорее, придает им бодрости, которая после еды переходит чуть ли не в веселье. Мужчина, отхлебнув из кружки, встает и прохаживается по двору, глубоко засунув руки в кар­маны и время от времени приплясывая.