Новая лодка легко плывет,
Са-ёй-ёй!
Закрутила красотка меня, увлекла —
"Новая лодочка любви!"
Са-ёй-ёй!
Я и ты,
Ты и я,
Вместе сливаются два ручья,
Ситтонтон-ситтонтон.
Тихо-тихо, как сквозь сито,
Капли сыплются с весла.
Сыплются капли,
Льются речи.
Волна — изголовье
Для тайной встречи,
Ситтонтон-ситтонтон.
Я хотел бы вечно пить
Из твоей прекрасной чары,
Очарованный тобой.
Эта чара, чара, чара,
Словно полная луна
Над равниною Мусаси,
Ситтонтон, налей вина!
Как шумно веселятся
На разукрашенной ладье,
Плывущей
По реке Намадзу!
Но эти люди, кто они?
Хоть чайный домик в Сонэдзаки [324]
Осиротел, —
Его хозяин умер, —
Но все ж почтенная вдова
Успешно продолжает дело,
И дело сладкие плоды приносит
В руках хозяйки о-Камэ,
Которая еще сама цветет
Богатым цветом!
Хозяйка
На лодке с домиком
Плывет к святым местам.
Веселая компания на лодке.
Красотка — девушка Когику,
А с ней богатый гость
Из северного края Айдзу,
Набитый туго денежный мешок,
Купец, известный здесь
По прозвищу "Свеча",
Точнее —
"Восковая Свечка".
Изрядно он сумел разбогатеть,
Торгуя воском,
И вот без удержу бахвалится богатством,
Сорит деньгами,
Чтоб слава не растаяла его,
Как тает воск,
Когда горит свеча.
На днях он в Нанива приехал
И сразу начал посещать
Квартал веселья — Сонэдзаки
И прилепился всей душой
К селению любви.
Его пленила
Девушка Когику
Из "Дома радости" — Тэннодзия.
Простак в красотку по уши влюбился.
Прилип, как воск,
Улещивает, тешит,
Зовет в театр, на богомолье,
Он домогается ее любви,
Пригоршнями бросает деньги.
И вот увеселительная лодка
Плывет, качаясь, в сторону Нодзаки.
Жара запаздывает нынче.
Все сроки сдвинулись —
Ведь високосный год [325].
Уже четвертая луна,
А в лодке зябко.
Прохладный ветер дует вдоль реки.
Да не беда!
Любовные утехи горячат.
Гуляки согреваются вином
И знай себе поют:
"Ситтонтон, ситтонтон,
Са-ёй-ёй!"
Вселюбящий, всезрящий Будда,
Он одарил нас в древние века,
На высоте Орлиной восседая,
Благим законом,
Святою сутрой Лотоса… Теперь
Его мы "Амида" зовем —
"Владыкой Западного рая".
Он — в этом бренном мире
Из сострадания
Явил себя,
Как бодхисаттва Кандзэбн,
И милостиво нам дарует помощь
В долине трех существований:
В прошедшем,
В будущем и в настоящем.
И вот уже подряд три года
Мы чествуем и славим
Вселюбящего Кандзэона.
В год "Кабана
И брата младшего Земли" [326] —
(Всего два года
Прошло с тех пор) —
В на горном храме Кумано
Торжественно воздвигли
Большое изваянье Кандзэона,
И все могли
Святому бодхисаттве поклониться
И умолять о помощи смиренно.
Все… даже люди,
В невежестве погрязшие,
В пороках,
Живущие в трущобах и лачугах,
Хранящие десяток медяков
На дне лоскутной ладанки для четок,
Где их не видит зоркий солнца луч,
В каком-нибудь игольнике,
В тряпице…
О, даже эти бедняки
Достали
Последние свои гроши
И принесли их в дар
Святому чудотворцу…
И милостивый Кандзэон,
Схватив их тысячью
Благословенных рук,
Внезапно вспыхнул золотым сияньем
И превратился в золотого Будду.
Прошедшею весной
Толпа паломников
Пошла на богомолье
В далекий край Ямато [327],
В храм Хорюдзи,
Чтоб поклониться
Святилищу, где чтится принц Сётоку"
Одиннадцать веков
Исполнилось со дня его кончины…
А он был тоже воплощеньем
Всезрящего, вселюбящего Будды.
А нынешней весной
В селении Нодзаки,
В нагорном храме
"Отдернута завеса"
И очам
Чудесное явилось изваянье
Всемилостивейшего Кандзэона.
И тысячи паломников туда
Стекаются со всех сторон…
И там, в горах,
Где так печально и пустынно,
Когда осыплется вишневый цвет,
Спешат по всем дорогам вереницы
Мужчин и женщин,
Старых, молодых,
Как будто гонит их нагорный ветер.
Но ветер,
Летящий по небу,
Не в силах разметать,
Как лепестки,
Веселые и пестрые наряды,
Еще пестрей, чем вешние цветы.
Паломники
Подыгрывают на губах,
Изображая звуки сямисэна:
"Туда идут, трень-трень.
Назад бредут, трень-трень.
Трень-трень целый день…"
Деньжата сыплются…
А хорошо
В увеселительной кататься лодке,
И лучше, если пригласят тебя,
Чем самому ее нанять.
Что ни толкуй,
Так больше прибыли и толку.
Весною прибыла вода,
И лодки
Плывут гуськом вдоль дамбы Токуан:
Нос упирается в корму,
Все лодки словно
Один большой корабль!
Вот восседает Восковая Свечка.
Взгляните-ка на этого гуляку!
Он так сияет,
Как будто начинен самодовольством.
Он льнет к своей Когику,
Заводит с ней
Любовную игру
И шепчет на ухо…
Вся жизнь Когику
Лишь одному посвящена:
Мужским желаньям льстить и угождать.
Противиться она не смеет,
И все же
Ей совестно, когда любовник.
Без всякого стыда
Заигрывает на глазах у всех.
Она еще так молода,
Еще неопытна —
И поневоле
Краснеет и смущается…
Причал.
Когику
Легко, одним прыжком,
На берег прыгает из лодки.
Широкий капюшон [328]
Надвинут на глаза
И прячет черную черту бровей —
Продажной девушки примету,
Но модный пояс нагоя
Повязан, высоко,
Такой купецкие не носят женки.
Да, он — ярлык с высокою ценой,
И у мужчины
При этом виде падает душа.
Любой вдруг ослабеет,
Дрожит, как капля
На острие листа бамбука.
Благоразумие, расчет и верность —
Все сразу за борт полетит!..
Зеваки
Теснятся, толпятся,
Приметив прекрасный цветок.
Так на краю тропы
Густеют сорные травы.
Самый воздух вокруг отравлен
Сором вздорных речей.
Непристойные прибаутки,
Дурацкие шутки, остроты…
Со всех сторон сбегаются мужчины.
Она обратно подзывает лодку
И прыгает на борт.
А кто-то в толпе затянул
Песенку на модный манер:
"Погляди-ка поскорей!
Это утренний — трень-трень —
Утренний туман,
Или это дым костров
Над горою Атаго [329]
Поднялся тремя — трень-трень —
Поднялся тремя столбами.
Ёэ-ё!"
Здесь четыре дороги,
Словно копья из яшмы,
Нацелены вдаль,
На четыре стороны света.
Эта — в сторону "Дракон и Змея" —
к городу Нара;
Эта — в сторону "Бык и Тигр" —
к городу Явата;
Эта — через Тамацукури —
в сторону "Овен — Обезьяна";
Эта прямо — на запад —
Токайдоская людная дорога, —
первая станция — мост Кёбаси
в знаменитейшем городе Эдо.
Оглянись на юг!
Там — позади города Нода —
Протекает река Ямато;
За рекою высится Окаяма,
Окаяма — "Гора тайных встреч",
Где "сосна долголетия" растет…
Сколько сложено песен об этой горе,
Сколько встреч здесь бывало с любимой!
А возле горы Сарара
Паломники покидают лодку
И там переходят через мост,
Ведущий к спасению грешной души.
О святой бодхисаттва, чья мощь необъятна!
О святой Кандзэон,
Взирающий сострадательным оком,
Неисчетные радости обещая!
О святой Кандзэон,
Поклявшийся некогда спасти
Каждого, кто призовет его имя,
Каждого, кто повествует людям
О его благодатных чудесах,
Каждого, кто внемлет рассказу о них,
Каждого, кто плывет к святилищу в лодке,
Каждого, кто бредет, опираясь на посох,
Каждого, кто, молясь, раскрывает свой веер,
Кто, повторяя слова молитв,
Смиренно четки перебирает, —
Все обрящут стезю к святому спасению,
Избавленные от горестных странствий
По дороге обманов…