Свои люди – сочтемся - Островский Александр Николаевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Подхалюзин . Да за что вам деньги-то давать? Диво бы за дело за какое!
Устинья Наумовна . За дело ли, за безделье ли, а давай, – ты сам обещал!
Подхалюзин . Мало ли что я обещал! Я обещал с Ивана Великого прыгнуть, коли женюсь на Алимпияде Самсоновне, – так и прыгать?
Устинья Наумовна . Что ж ты думаешь, я на тебя суда не найду? Велика важность, что ты купец второй гильдии, я сама на четырнадцатом классе сижу, какая ни на есть, все-таки чиновница.
Подхалюзин . Да хоть бы генеральша – мне все равно; я вас и знать-то не хочу, – вот и весь разговор.
Устинья Наумовна . Ан врешь не весь: ты мне еще соболий салоп обещал.
Подхалюзин . Чего-с?
Устинья Наумовна . Соболий салоп. Что ты оглох, что ли?
Подхалюзин . Соболий-с! Хе, хе, хе…
Устинья Наумовна . Да, соболий! Что ту смеешься-то, что горло-то пялишь!
Подхалюзин . Еще рылом не вышли-с в собольих-то салопах ходить!
Олимпиада Самсоновна выносит платье и отдает Устинье Наумовне.
Явление третье
Те же и Олимпиада Самсоновна .
Устинья Наумовна . Что ж это вы в самом деле – ограбить меня, что ли, хотите?
Подхалюзин . Что за грабеж, а ступайте с богом, вот и все тут.
Устинья Наумовна . Уж ты гнать меня стал; да и я-то, дура бестолковая, связалась с вами, – сейчас видно: мещанская-то кровь!
Подхалюзин . Так-с! Скажите пожалуйста!
Устинья Наумовна . А коли так, я и смотреть на вас не хочу! Ни за какие сокровища и водиться-то с вами не соглашусь! Кругом обегу тридцать верст, а мимо вас не пойду! Скорей зажмурюсь да на лошадь наткнусь, чем стану глядеть на ваше логовище! Плюнуть захочется, и то в эту улицу не заверну. Лопнуть на десять частей, коли лгу! Провалиться в тартарары, коли меня здесь увидите!
Подхалюзин . Да вы, тетенька, легонько; а то мы и за квартальным пошлем.
Устинья Наумовна . Уж я вас, золотые, распечатаю: будете знать! Я вас так по Москве-то расславлю, что стыдно будет в люди глаза показать!.. Ах я, дура, дура, с кем связалась! Даме-то с званием-чином… Тьфу! Тьфу! Тьфу! (Уходит.)
Подхалюзин . Ишь ты, расходилась дворянская-то кровь! Ах ты, господи! Туда же чиновница! Вот пословица-то говорится: гром-то гремит не из тучи, а из навозной кучи! Ах ты, господи! Вот и смотри на нее, дама какая!
Олимпиада Самсоновна . Охота вам была, Лазарь Елизарыч, с ней связываться!
Подхалюзин . Да помилуйте, совсем несообразная женщина!
Олимпиада Самсоновна (глядит в окно) Никак тятеньку из ямы выпустили – посмотрите, Лазарь Елизарыч!
Подхалюзин . Ну, нет-с: из ямы-то тятеньку не скоро выпустят; а надо полагать, его в конкурс выписывали, так отпросился домой… Маменька-с! Аграфена Кондратьевна! Тятенька идет-с!
Явление четвертое
Те же , Болъшов и Аграфена Кондратьевна .
Аграфена Кондратьевна . Где он? Где он?! Родные вы мои, голубчики вы мои!
Целуются.
Подхалюзин . Тятенька, здравствуйте, наше почтение!
Аграфена Кондратьевна . Голубчик ты мой, Самсон Силыч, золотой ты мой! Оставил ты меня сиротой на старости лет!
Большов . Полно, жена, перестань!
Олимпиада Самсоновна . Что это вы, маменька, точно по покойнике плачете! Не бог знает что случилось.
Большов . Оно точно, дочка, не бог знает что, а все-таки отец твой в яме сидит.
Олимпиада Самсоновна . Что ж, тятенька, сидят и лучше нас с вами.
Большов . Сидят-то сидят, да каково сидеть-то! Каково по улице-то идти с солдатом! Ох, дочка! Ведь меня сорок лет в городе-то все знают, сорок лет все в пояс кланялись, а теперь мальчишки пальцами показывают.
Аграфена Кондратьевна . И лица-то нет на тебе, голубчик ты мой! Словно ты с того света выходец!
Подхалюзин . Э, тятенька, бог милостив! Все перемелется – мука будет. Что же, тятенька, кредиторы-то говорят?
Большов . Да что: на сделку согласны. Что, говорят, тянуть-то, – еще возьмешь ли, нет ли, а ты что-нибудь чистыми дай, да и бог с тобой.
Подхалюзин . Отчего же не дать-с! Надать дать-с! А много ли, тятенька, просят?
Большов . Просят-то двадцать пять копеек.
Подхалюзин . Это, тятенька, много-с!
Большов . И сам, брат, знаю, что много, да что ж делать-то? Меньше не берут.
Подхалюзин . Как бы десять копеек, так бы ладно-с. Семь с половиною на удовлетворение, а две с половиною на конкурсные расходы.
Большов . Я так-то говорил, да и слышать не хотят.
Подхалюзин . Зазнались больно! А не хотят они восемь копеек в пять лет?
Большов . Что ж, Лазарь, придется и двадцать пять дать, ведь мы сами прежде так предлагали.
Подхалюзин . Да как же, тятенька-с! Ведь вы тогда сами изволили говорить-с, больше десяти копеек не давать-с. Вы сами рассудите: по двадцати пяти копеек денег много. Вам, тятенька, закусить чего не угодно ли-с? Маменька! Прикажите водочки подать да велите самоварчик поставить, уж и мы, для компании, выпьем-с. – А двадцать пять копеек много-с!
Аграфена Кондратьевна . Сейчас, батюшка, сейчас! (Уходит.)
Большов . Да что ты мне толкуешь-то: я и сам знаю, что много, да как же быть-то? Потомят года полтора в яме-то, да каждую неделю будут с солдатом по улицам водить, а еще, того гляди, в острог переместят: так рад будешь и полтину дать. От одного страма-то не знаешь, куда спрятаться.
Аграфена Кондратьевна с водкой; Тишка сносит закуску и уходит.
Аграфена Кондратьевна . Голубчик ты мой! Кушай, батюшко, кушай! Чай, тебя там голодом изморили!
Подхалюзин . Кушайте, тятенька! Не взыщите, чем бог послал!
Большов . Спасибо, Лазарь! Спасибо! (Пьет.) Пей-ко сам.
Подхалюзин . За ваше здоровье! (Пьет.) Маменька! Не угодно ли-с? Сделайте одолжение!
Аграфена Кондратьевна . А, батюшко, до того ли мне теперь! Эдакое божеское попущение! Ах ты, господи боже мой! Ах ты, голубчик ты мой!
Подхалюзин . Э, маменька, бог милостив, как-нибудь отделаемся! Не вдруг-с!