Зараженное семейство - Толстой Лев Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

Катерина Матвеевна (поднимает голову от книги). Позвольте, любовь есть честное побуждение только тогда, когда обе стороны равноправны, но вы не понимаете этого. (Молчание. Поднимая голову.) Марья Васильевна, я не уважаю эту женщину. (Опять читает.)

Иван Михайлович. Что это, кого ты не уважаешь?

Марья Васильевна. Няня все глупости говорит.

Иван Михайлович. О! Это яд такой! А баба хорошая. (Садится к столу.) Ну, Марья Васильевна, давай чаю. С пяти часов в поле, двух лошадей заездил. Ну, да зато наладил. Вот-те и толкуй, что нельзя с вольными работниками. Все можно, как сам везде, да себя не жалеешь. Вчера еще половина поля не пахана, покосы не кошены и нет ни одного работника. Как взялся – своих уговорил, вольных нанял, работникам ведро обещал. Посмотри нынче – кипит… Василий приказчиком так хорош, такой-этакой распорядительный, славный, славный.

Катерина Матвеевна. Вольный труд не может быть убыточен, это противно всем основным законам политической экономии.

Иван Михайлович. Все это так, да не так. Вот я бы вас с Анатолием-то Дмитриевичем запряг бы в эту работу. Вы бы не то заговорили.

Марья Васильевна. Dites-moi, mon cher Jean, [5] как же ты говоришь все, что от вольной лучше стало? Как же лучше, когда они все ушли?

Иван Михайлович. Э! Да это дворовые.

Марья Васильевна. Дворовые, я знаю, это само собой, да и мужики теперь после грамоты уже не работают. Что же тут хорошего, я не пойму.

Иван Михайлович. Сто не сто, а раз пятьдесят я тебе уже толковал, что по Уставной грамоте они положенные дни работают, а не все. В этом-то и сила.

Марья Васильевна. Как же говорили, что совсем перестали работать? Намедни все говорили, что их послали, а они не пошли. Я этого не пойму, Jean.

Иван Михайлович. Если бы вовсе не работали, так нам бы есть давно нечего было. Меньше работают. Ну, да зато все в формах законности, а не произвола. Ну, да не поймешь.

Марья Васильевна. Так что же хорошего, что меньше работают? Это не хорошо, значит, сделано. Да ты не сердись, ne vous fachez pas, уж я не пойму.

Иван Михайлович. Что же мне сердиться, ведь это, видно, такая судьба, что ты ничего не понимаешь. (Берет чай и задумывается.) А Люба где?

Марья Васильевна. Она рано за грибами ушла с девочками.

Иван Михайлович. А Анатолий Дмитриевич еще не приезжал и не присылал?

Марья Васильевна. Нет еще. Что, Jean, я тебе хотела сказать. Я слышала, что Анатолий Дмитриевич veut faire la proposition a Люба, [6] хочет Любочке свататься… Как это называется.

Иван Михайлович. От кого ты слышала?

Марья Васильевна. On dit. Да говорят.

Иван Михайлович. Кто говорит? В четырех стенах сидишь, кто может говорить. Ну что ж, что говорят.

Марья Васильевна. Я знаю, ты меня ни во что считаешь. Только я слышала, что он нехороший человек. Какая же это служба по винной части! Да и главное – бахвал; я тебя прошу, Jean, ты об этом подумай.

Иван Михайлович. Ведь что в эту голову не втемяшится! И откуда слов таких набралась. Нет, ты уже, матушка, эти глупости оставь. Что за бахвал, и откуда ты это дурацкое слово взяла.

Марья Васильевна. Да так все говорят.

Иван Михайлович. Чего не взбредет в эту башку! Это кто тебе наврал? Эх, матушка, не нам с тобой судить про этого человека. Я не знаю отца, который бы за честь себе не почел родство с таким человеком. Да и терпеть не могу загадывать и сватать. Какой бы он ни был. Власть божия, а нам толковать нечего. Человек замечательный, писатель. И, уж верно, не на деньгах женится. Это верно.

Марья Васильевна. Никто не говорил. J'ai mon opinion, y меня свое мнение.

Иван Михайлович. Ну, слушай же: первое дело, Анатолий Дмитриевич человек современный, передовой, огромного ума, образованья, писатель, человек, которого вся Россия знает, может быть. Это, матушка, в нынешнее время лучше генеральских чинов. Потом, служба у него прекрасная, честная. По новому акцизному управлению, две тысячи жалованья. А захоти он только – такому человеку все открыто. Другое дело то, что в нем и странности, и все – не светский он человек, но уж знаешь, по крайней мере, что бескорыстнейший человек. Этот человек женится, так не на деньгах. С ним всякая девушка будет счастлива, хоть бы у ней ничего не было.

Марья Васильевна. А говорят, что он скуп.

Иван Михайлович. Ну, понесла! Я тебе говорю, бескорыстнейший человек. Уж это доказано.

Марья Васильевна. А говорят, он все и приданое сосчитал.

Иван Михайлович. Катенька, хоть ты бы объяснила ей, что Анатолий Дмитрич не такой человек.

Катерина Матвеевна. Марья Васильевна с Марьей Исаевной имеют свои убеждения. Для меня странно только то, на каком основании можно обвинять в гнуснейших замыслах человека, не давшего на то никакого права. Этот господин всей жизнью своей доказывает, что цель его есть только общее дело. Ежели бы этот господин вздумал соединиться с женщиной, то он первым условием поставил бы независимость, как личную, так и имущественную.

Иван Михайлович (задумывается. Молчание). Да, хоть и трудно нашему брату, старику, переменить старинные привычки, и много увлеченья, легкомыслия в молодежи, а нельзя не отдать справедливости новому поколенью. Да.

Катерина Матвеевна (отрываясь от книги). Из всего, что вы сказали, в этом одном я разделяю ваше убеждение. Прогресс неудержимо вносит свет в самые закоснелые условия жизни.

Иван Михайлович (помолчав немного). Да, вольный труд идет, идет. Трудно с работниками. Ну, да ничего, наладится… Вот, дай выкуп сделаю, разделаюсь совсем с мужиками, останутся одни землевладельческие отношения. И право, хорошо, да.

Марья Васильевна. Что же это выкуп лучше будет, Jean? Это бы уж лучше.

Иван Михайлович. Лучше не лучше, а надо. Вон Катенька с Анатолием Дмитричем считают меня и консерватором и ретроградом, а я сочувствую всему. Прорвется старое – нельзя, а сочувствую. Вон молодое поколенье-то наше растет. И Любочка замуж выйдет за этого ли, за другого, а не за нашего брата, а за нового современного человека, и Петруша уже растет не в тех понятиях. Что же, мне не врагом же быть своих детей! Где он, Петя-то? С учителем, верно?