Сказки старого Арбата - Арбузов Алексей Николаевич (книги полностью бесплатно txt) 📗
Возвращается Xристофор.
ХРИСТОФОР. Федя, я узнал все.
БАЛЯСНИКОВ. Что же тебе поведал Шурик Давыдович? На какой срок и куда вышла Наташа Кретова?
ХРИСТОФОР. Замуж она вышла… а на какой срок, Шурик Давыдович не сказал.
ВИКТОША. Невероятно! У меня такое впечатление, что весь мир вокруг меня выходит замуж, хотя сделать это должна была именно я. (Помолчав.) Нет, погодите!… Но она же две недели назад писала, что окончательно разлюбила своего жениха…
ХРИСТОФОР. Правильно. Это и Шурик Давыдович подтвердил. Но она не за своего жениха замуж вышла, а за его большого друга. Отличная была свадьба - всю ночь пили шампанское, а утром в Теберду отправились.
БАЛЯСНИКОВ. Шампанское? Все ясно!… Вот что означали эти ночные выстрелы.
ВИКТОША. Но как она могла уехать в Теберду, выйти замуж, наконец, зная, что в Москве мне решительно не у кого остановиться.
ХРИСТОФОР (с жаром). Просто удивительно, как это ее не остановило.
ВИКТОША (горестно). Но я и в Ленинград-то не могу теперь вернуться…
БАЛЯСНИКОВ. Отчего?
ВИКТОША. Я… Я убежала оттуда.
БАЛЯСНИКОВ. Убежали? Почему?
ВИКТОША. Потому что завтра… я должна была выйти замуж.
БАЛЯСНИКОВ. Но так ли уж необходимо убегать из города в день своей свадьбы? Христофор, это что-то новое.
ХРИСТОФОР. Федя, не становись ретроградом, пойми - молодость всегда права. А вдруг им захотелось заключить брачный союз в столице нашей родины?
БАЛЯСНИКОВ. Ну что ж, пожалуй, в этом есть своя милая странность. (Виктоше.) А где в таком случае ваш жених?
ВИКТОША. Но именно от него я убежала!
БАЛЯСНИКОВ. Вас хотели насильно за него выдать?
ВИКТОША. Вовсе нет! Просто я опасаюсь, что он не будет со мной счастлив. Я прямо-таки ужасно боюсь этого.
БАЛЯСНИКОВ. Но почему?
ВИКТОША. Вы знаете, он слишком умный. Он всего на год меня моложе, но в его присутствии даже я чувствую себя ужасно малоинформированной… Да-да, Левушка поразительный юноша, и было бы смешно надеяться, что его чувства хватит надолго.
БАЛЯСНИКОВ. Но… вы так красивы…
ВИКТОША. А толк-то какой? Ну зачем умному человеку красивая жена - не дурак же он?
ХРИСТОФОР. И верно, Федя. Зачем?…
БАЛЯСНИКОВ. Блохин, помолчи! (Виктоше.) Сколько вам лет?
ВИКТОША. Двадцать мне уже… (Горестно.) Двадцать.
БАЛЯСНИКОВ. Двадцать? Ха! Мне бы эти годы!
ХРИСТОФОР. Неужели ты опять женился бы, Федя?
БАЛЯСНИКОВ. Видишь ли… (Обернулся к Витоше.) В браке несомненно есть и свои привлекательные свойства - с одной стороны. Чего уж никак не скажешь о другой.
ХРИСТОФОР. А по-моему, все дело в том, что не надо все время разводиться… В этом все дело.
БАЛЯСНИКОВ. Эту мысль ты уже развивал неоднократно, а в данную минуту нам нужны новые идеи! (Торжественно.) Виктория Николаевна, я прошу вашего позволения предложить вам провести эту ночь в соседней комнате. В свою очередь, мы с Христофором переночуем здесь в кабинете. Эти кресла и тахта дают нам величайший простор для всевозможных вариантов и комбинаций.
ВИКТОША. Спасибо… Вы такой милый…
ХРИСТОФОР (энергично). Боже мой, Федя, какие мы с тобой идиоты! И как это сразу не пришло нам в голову. (Радуясь.) Ведь мы же завтра уезжаем на пароходе в Астрахань, для того чтобы окончательно сосредоточиться… И оставляем, таким образом, в Москве две совершенно пустые квартиры!
БАЛЯСНИКОВ. Уезжаем? (С интересом поглядел на него.) Удивительный ты все-таки человек, Блохин.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Промелькнула неделя, но порядок в квартире навести не удалось, хотя присутствие женщины кое в чем все же ощущается. Снова поздний вечер. Погода продолжает оставаться прекрасной. В полутемную комнату входят с улицы Балясников и Виктоша, веселые и уставшие.
БАЛЯСНИКОВ (зажигает свет). Ну, вот вы и дома!
ВИКТОША. Как я устала!… (Опускается в кресло.) Где мне тягаться с вами… Пять часов мы шатались по Москве, а вам хоть бы что…
БАЛЯСНИКОВ (весело). Я и сам устал как собака.
ВИКТОША (огляделась). А где Христофор Иванович?
БАЛЯСНИКОВ. Отбыл домой и спит небось как младенец. Отправлюсь-ка и я по сему случаю… Составлю ему компанию. (Идет к двери.)
ВИКТОША. Посидите немножечко.
БАЛЯСНИКОВ (остановился). Неужели не надоел?
ВИКТОША. Еще нет. Есть в вас нечто пленительное, Федор Кузьмич.
БАЛЯСНИКОВ. Отчасти. (Подошел к окну.) Отличная на улице ночь, не правда ли?
ВИКТОША. И Москва - чудо из чудес. Дожить до двадцати и ни разу сюда не приехать! Я все-таки уникум.
БАЛЯСНИКОВ. Ленивая балда.
ВИКТОША. Не ругайтесь. На моих руках оставалась своенравная и капризная девица. А средства к жизни были невелики… несмотря на все мои портняжные успехи. Конечно, я могла бы спровадить ее в детский дом и путешествовать себе на здоровье, но это было бы не в традициях нашей семьи. А семья у нас была просто великолепная. Мои родители были ужасно старомодные чудаки - они умерли в один и тот же год, наверное, потому, что одному без другого было просто нечего делать.
БАЛЯСНИКОВ. Счастливцы. Завидую.
ВИКТОША. Да, в юности иногда невесело приходилось… Наверно, я бы совсем захирела, когда бы не постоянная моя мечта - одеть всех женщин Советского Союза в привлекательную одежду. И чтоб были все они красивы, изящны и, я бы даже позволила себе прибавить,- обольстительны.
БАЛЯСНИКОВ. А вы знаете, что такое обольстительная женщина?
ВИКТОША. Конечно.
БАЛЯСНИКОВ. Откуда, простите?
ВИКТОША. Во мне это сидит.
БАЛЯСНИКОВ. Нахалка вы.
ВИКТОША. Мама рассказывала, что я еще в трехлетнем возрасте обольстила в Павловске одного пятилетнего типа, с ним просто чуть родимчик не случился, когда мы съезжали с дачи. Словом, в детстве я вела жизнь легкомысленную, как видите. Зато в юности пришлось расплачиваться; не до путешествий мне было в мои молодые годы. (Помолчав.) А знаете, я сейчас даже не жалею, что не видела Москвы раньше, - уж очень мне повезло неделю назад, когда я на вас напала… Вы великий гид - сколько мне тут открыли чудесного… Один музей боярского быта чего стоит!… Я теперь такие платья сочиню, старомосковские, - весь мир оцепенеет. А о Москве как вы рассказываете… неповторимо!
БАЛЯСНИКОВ (усмехнулся). Москва… Она несуразная… Милая. Иногда вдруг сдуру прикинется чем-то совсем на себя непохожим. А иногда покажется такой родной… до слез. Сколько десятков лет прогуливаюсь я по этим улочкам, спешу на работу, задумываюсь, веселюсь, прихожу в ярость… На каждом перекрестке случались тут со мной разные разности. Иногда чудеса. Скажем, на Тверском бульваре с десяток, наверное, чудес произошло. Даже умирал два раза. Один раз, правда, выжил. Другой раз - не удалось.
ВИКТОША. Как это?
БАЛЯСНИКОВ. Так и умер. Лживый, все проигравший, жалкий
БАЛЯСНИКОВ. Не позволил я ему жить. Умертвил подлеца. Понятно?
ВИКТОША. Смутно.
БАЛЯСНИКОВ (беспокойно). Человек, как змея, должен сбрасывать кожу, если он стремится к совершенству. Быть неповторимым - вот счастье, вот смысл. (Восторгаясь новой идеей.) Или стать лучше всех. Вот прекрасно-то.
ВИКТОША (вздохнув). Стать скромным - тоже, наверно, неплохо.
БАЛЯСНИКОВ (ворчливо). "Скромным", "скромным"… Это не уйдет. Когда я умру, знаете, какой я буду лежать скромненький.
ВИКТОША. Однако… вы остряк…
БАЛЯСНИКОВ (его понесло). Быть остроумным - уже значит быть правым. Во всех наших бедах виноваты люди, лишенные юмора. А что до смерти, то чем больше думаешь о ней, тем менее она страшит, и, только когда ты о ней забываешь, она тебя пугает.
ВИКТОША. Федор Кузьмич, вы мне ужасно нравитесь.
БАЛЯСНИКОВ. Снова ложь. Спокойной ночи!
ВИКТОША (вдогонку ему). Вы счастливы?
БАЛЯСНИКОВ (обернулся). Да.
ВИКТОША. Но ведь вы… один.
БАЛЯСНИКОВ. И что же? Поиски счастья всегда любопытнее, чем само счастье.
