Голубка - Могилевцев Сергей Павлович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Встает, и уходит.
Пляж пустой и залит лунным светом.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Двор дачи. Вблизи, на фасаде, полуобвалившаяся, поросшая травой, в овальной гипсовой раме надпись: «Голубка». На второй этаж ведет металлическая лестница, на нем балкон с несколькими проросшими деревьями. Фасад дачи старый, покрытый трещинами, кровля из жести, сбоку островерхая башенка. Во дворе большое миндальное дерево. Склон холма также порос деревьями и кустарником. Внизу видно море. Двор отгорожен от остального пространства решетчатыми воротами, в них калитка. Во дворе стол и несколькостульев; посередине, над обрывом, скамейка; справа флигель, возле него тоже скамейка.
Вечер.
За столом С п е р а н с к и й и Р и х т е р.
С п е р а н с к и й давно остыл, он добродушен, расслаблен, настроен на философский лад.
С п е р а н с к и й(разливая вино). Жизнь, Рихтер, прекрасна, а порой даже и удивительна. Причем настолько, что все мелочное и суетное внезапно исчезает куда-то, и взору открываются такие прекрасные дали, что дух захватывает от величия Божьего замысла. Мы, Рихтер, козявки и ничтожная тля перед грандиозностью мироздания, мы отжили свое и скоро уйдем. Мы допотопные монстры, ископаемые чудовища, уже давно спевшие свою последнюю песнь. Нам в спину дышат другие, молодые и рьяные, которые допоют то, что не допели мы, и допишут то, что мы только задумали.
Р и х т е р(прихлебывая вино). Но зачем же так мрачно? Зачем записывать себя в ископаемые?
С п е р а н с к и й. Потому, что это свершившийся факт. Я вот вспылил, обиделся на этого мальчика, вывевшего меня в своей пьесе эдаким идиотом. А ведь я и есть идиот, Рихтер! Мои поиски новых форм не что иное, как бессилие старости, которая боится рьяности молодых и устраивает по этому поводу безобразные сцены. А ведь будущее за ними, будущее за этим мальчиком, приставившим мне к носу беспощадное зеркало. Это он напишет супер-роман, попутно похитив мою дочь, и попутно же посмеявшись над моей немощью и бессилием.
Р и х т е р. Он всего лишь автор одной простенькой пьески. Быть может вашу дочь он и похитит, но насчет супер-романа еще ничего неизвестно. Вы еще молоды и полны сил, и вам еще многое по плечу.
С п е р а н с к и й. Нет, Рихтер, я глубокий старик. Внутри я весь выгорел и подернулся пеплом. Мы оба с тобой такие: колоссы на глиняных ногах. Как та империя, которая недавно рухнула, и к которой мы оба с тобой принадлежали.
Р и х т е р(возражая). Мы оба боролись против нее.
С п е р а н с к и й. Не возражай, Рихтер, это было все наносное: наша борьба, наши митинги, сборы подписей, речи и хождение на демонстрации. Мы рождены там, в недрах тысячелетней империи, мы такие же монстры, как и она. Произошла смена геологических эпох, Рихтер, сдвиг глубинных пластов, влекущий за собой землетрясения и катаклизмы. Наша эпоха безвозвратно ушла. Рождается новый день, чистый и светлый, и нам в этом дне места, увы, не будет!
Р и х т е р. Неужели не будет?
С п е р а н с к и й. Нет, друг мой, не будет. Мы люди заката, мы участники грандиозного катаклизма, положившего конец старому царству. Рождается царство новое, и жить в нем предстоит молодым: Владимиру, Ольге, этому бедному Саше, который в новом царствии обязательно встретит свой последний троллейбус. И, поверь, эта встреча будет прекрасна!
Р и х т е р. Неужели все так мрачно?
С п е р а н с к и й. И мрачно, и прекрасно одновременно! Мы присутствуем при финале замечательного спектакля, но этот спектакль закончился, зажегся яркий свет, отгремели аплодисменты, и пора уходить по домам. Но завтра начнется новый спектакль, новое, невиданное и неслыханное представление, билеты на которое, увы, нам уже не достанутся!
Р и х т е р. Вы в этом уверены?
С п е р а н с к и й. Да. Уверен. В этом спектакле все будет другое. Совсем не то, с чем жили мы. Потухнет свет, упадут тяжелые занавеси, и на сцене откроются такие потрясающие виды, которые затмят все, что было до этого. Чудесные здания, прекрасные города, чистые, одухотворенные лица, – вот, что будет там! Это будет мир без войн и насилия. Это будет идеальное общество, о котором веками мечтали лучшие умы человечества! Вот, Рихтер, вот (показывает на море), вот закат нашей с тобой жизни, вот этот занавес, который завтра поднимется для кого-то другого!
Стоят, обнявшись, со стаканами в руках, на краю утеса, и смотрят в сторону моря.
На втором этаже раздаются крики. На балконе появляется В а с и л и с а И в а н о в н а, она тащит за собой огромный тюк с вещами.
В а с и л и с а И в а н о в н а(стаскивая вещи по лестнице во двор). Все, хватит, сил моих больше нет! Не хочу жить в голубятне! Все жильцы давно съехали, остались одни полоумные. Ну эти-то (показывает на Р и х т е р а и С п е р а н с к о г о), эти понятно, что здесь делают. Им нужна глубина, они ее и получат. Пойдут рыбам на корм. Но что здесь делаю я, вот в чем вопрос? (Кричит.) Андронопуло! Андронопуло!
На балконе появляется А н д р о н о п у л о.
В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, решено, съезжаем немедленно! Все уже съехали, съедем и мы. Тащи вещи вниз, что под руку подвернется, то и тащи! Нам еще жить и жить, нам рыбам на корм идти рано. (Проверяет содержимое тюка с вещами.)
А н д р о н о п у л о. Хорошо, Василиса Ивановна, съезжать, так съезжать!(Уходит с балкона в комнату.)
В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Андронопуло!
А н д р о н о п у л о(выходит на балкон). Я здесь.
В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, ты не знаешь, где Саша?
А н д р о н о п у л о(разводит руками). Не знаю, Василиса Ивановна. А мебель, Василиса Ивановна, пожалуй, через балкон не пройдет. Буфет, пожалуй, придется опускать из окна.
В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Какой буфет, какое окно? Ты что, Андронопуло, совсем спятил? Вы что, хотите меня до судорог довести? Один буфет через окно хочет спускать, другой, наверное, опять ушел на остановку троллейбуса. Нет, Андронопуло, все отменяется. Завтра же едем в область к профессору, и пусть делает этому чокнутому электрошоковую терапию! Или я, или он, другого выхода нет! А вещи и буфет пусть пока подождут. (Затаскивает тюк с вещами обратно по лестнице вверх.)
А н д р о н о п у л о. Как скажите, Василиса Ивановна. А все же лучше съехать сегодня, а то все сваи прогнили, и дача висит неизвестно на чем.
Оба уходят внутрь дома.
С п е р а н с к и й и Р и х т е р, обнявшись, продолжают стоять на вершине утеса.
Во двор через калитку заходят В л а д и м и р и
О л ь г а.
О л ь г а. Папа, извини нас за нашу глупую выходку!
В л а д и м и р. Ей-Богу, это была невинная литературная шутка.
C п е р а н с к и й(оборачиваясь). Нет, нет, это была не шутка. Это, дети мои, было страшное зеркало, в которое вы заставили меня посмотреться. И правильно сделали, ибо в конце-концов приходит момент, когда человек должен увидеть свое собственное лицо. Многие, к сожалению, не делают этого никогда.
О л ь г а. Так ты прощаешь нас?
С п е р а н с к и й. Прощаю.
