Золотой запас - Мартынов Леонид Николаевич (читать полную версию книги .txt) 📗
«Вот посадим в крепость генуэзскую!»
Где она?
А где-нибудь, наверное,
За серебряными цистернами,
За домами отдыха и пляжами
И пейзажами Айвазовского.
Но из-под конвоя стариковского
Молодежь — ведь море по колено ей!
Нырывается:
— Сейчас обманем вас
Вместе с вашей Кафою и Генуей!
Резко
Хлопает замок с нарезкою —
И в свою же крепость генуэзскую
Внсржены и грозный капитаниус,
И его могучий кавалериус
Со своими сервиентами...
Дико молодежь расхулиганилась
Под брезентовыми тентами!
А ВЕДЬ СЛУЧАЕТСЯ И ТАК
Садишься рядом с человеком
И предлагаешь ему мед,
И ублажаешь его млеком,
А он совсем другого ждет!
Сыт, ждет винища, табачища
И выдумок, а то и врак —
Вот он какой духовной пищи
Желает от тебя, чудак!
***
На моих глазах
Печется, варится
Очеиь странный, очень постный ужин,
На моих глазах упорно старится
Человек, с которым был я дружен.
То есть не седеет и не горбится,
И в морщинах лоб его не спрятан,
Но такими помыслами кормится,
Как в тысяча восемьсот восьмидесятом!
Будто в лоно церкви возвращается
Человек, который был мятежен,
Боже мой, во что он превращается.
Человек, с которым был я нежен!
Подменив по старому обычаю
Речь живую проповедью пресною
И при этом сохранив обличье
Женщины, и до сих нор прелестной,
Несмотря на шляпу старомодную
И ротонду, тронутую молью...
...Волюшку насилует свободную —
Смех и горе! — собственную волю,
Вовсе никакая не начетчица,
А ведь так и лезет вон из кожи,
Потому что ей казаться хочется
И еще на сотню лет моложе!
***
О, человек поникший,
Вслух рассуждать не привыкший,
Робкое существо,
Даже не ставший и рикшей
Сам для себя самого,
Но толкачом вагонетки,
Блещет в котором руда.
Не превращаясь в монетки,
Даже мелкие, никогда,
И как кристаллы соли —
В человекообразном столбе.
Едкостью поневоле
Блещешь лишь сам ты в себе!
***
О, есть еще люди, которым из старых одежд вылезать
неохота,
Как будто сейчас же лишатся почета, уюта.
Когда не наденут свою стародавнюю шляпу и древние
брюки,
И носят, и носят — ужасно боятся разлуки!
Особо живучи подложные плечи на вате,
Ненужно громоздкие, что и отмечено даже в печати!
***
Змей
Сказал человеку:
— Довольно плясать! Присядь
Здесь под деревом, Адам, на скамью
И познай: Евдокией впредь будут звать
Еву твою
А затем и в Авдотью ее превратят
Наконец
И с тобою поставить ее захотят
Под венец...
Тигры еще играли в раю на манер беззаботных
котят,
Ворон еще пищал, как птенец.
БАБА
Каменная баба
Рассказала мне:
— Каменная глыба —
Тулово мое.
Каменное сердце
У меня в груди,
Каменная шуба
На моих плечах,
Каменная бомба
Голова моя...
Вот кто я!
Погоди!
Каменное сердце и у меня в груди.
Каменная бомба и моя голова.
А насчет всего остального ты права —
И стой себе на месте и на ветру не гуди!
ОБЛАЧНОСТЬ
Под
Облаками
День выходной
С вялым началом
И сумрачным кончиком.
Впрочем,
Есть
Под руками
Инструмент заводной.
Именуемый
Патефончиком.
А кроме того,
Есть еще и гармоника —
Ждет избранника
И поклонника.
Вот он, парень,
Распаренный,
Как из-под веника.
Появляется, как из предбанника.
Зычет, кличет, требует пенника.
— Нетути пенника для мошенника
Эх,
Серости
Хмель!
Черусти,
Гжель!..
Издалёка
Летит электричка.
На платформочке
Скрип сапожка.
***
Вот такая птичка - беленое личико
Облаченное в облака,
Будто в ризы из сизого ситчика.
Эх,
Серости
Хмель!
Черусти,
Гжель!..
Но
Будто бы мощная чья-то рука
Вдруг разгоняет
Все испарения —
Это
Просовывается
Сквозь облака
Солнце
Весеннее!
ЕВКА
Над Вселенной
Мрак сгустился.
Шел Господь, перекрестился:
Мол, на месте Рая — Ад!
Сух небес древесный шорох.
На скамеечках сидят
Много евок, на которых
Ни Адам бы не прельстился.
Ни один простой солдат,
Как бы долго ни постился.
— Ева? Это кто, не ты ль?
Будто бы взлетел мотыль,
Подымая пыль густую.
Встала евка, рот раскрыла,
Выпила известный ядик
И о дерево разбила
Вслед за тем бутыль пустую.
— Дура! Тут же детский садик!
Уходи в соседний адик! —
Так воскликнул Он, постукав
Тварь ничтожную по лбу,
Чтоб амурчики из луков
Не затеяли пальбу.
ПОД ЛУНОЮ
Макушки и луковки, и лукошки,
И сумки в узорчатой филиграни,
И плитки, но электрические,
И в окошке герани!
А мебель!
Дубовая, она теснится,
Неразрушима!
Мерцает,
Как Фебова колесница,
Автомашина!
Не ново, как видно, ничто под Луною,
Сияющей, все, что нам снится, одобрив...
А может быть, это нечто иное,
Как вспять запускаемый кинематограф?
***
Как человек, который одинок,
В Тутееве на фоне облаков
Стоял челнок.
Должно быть, он руками рыбаков
Был на бугор затащен в половодье
Да и забыт.
Видать, рассохся,
Пакли не имелось.
Чтоб вовремя его зашпаклевать,—
Нерасторопность либо неумелость:
— А пусть стоит! — сказали.— Наплевать!
Так вот и плыл на фоне облаков
Он с якорною цепью, уходящей
В траву бугра,
Как человек, рассеянно глядящий
В свое вчера.
ЛУЧ
Нет,
Не горячный баламутчик,
Хоть и невзрачен и не жгуч,
Скольжу по мрачным кручам туч,
Пусть даже не весьма могуч,
Но никакой не лизоблюдчик,
Дичок, колючий без колючек,
Я никакой не лучик —
Луч!
***
Зачем тайник?
При чем тайник?
Нет, не по тайникам рассовано
Все множество картин и книг.
А люди в большинстве своем
И знать не знают, что о них
Написано и нарисовано.
Нам некогда! Мы устаем,
Внимаем только песнопеньицам,
Напетым в славу нам и в честь!
А книги не подобны пленницам,
Да только некогда прочесть!
ЗЕЛЕНОЕ МАРЕВО
В деревне
Есть дерево,
Старое дерево.
Как будто в морщинообрааную дверь его
Ушли от погони медведи и лешие,
И всякие твари, на ветки залезшие,
А может быть, в нем и отшельники прячутся.
И старое дерево мощно корячится,
Давно пережившее купщиков-рубщиков,
А так и осталось.
Попробуй обшарь его —
Испуганно дрогнет зеленое марево,
Натужатся корни и ветви захлещутся.
Я знаю, что дереву смутно мерещится:
Не хочет идти на бумажное варево!
* * *
Что говорить:
Ты написал немало
Длиннейших писем, почтотелеграмм,
Лесам их адресуя и горам!
И тут и там перо твое хромало,
Чтоб вся природа ясно понимала,
Что ты строчишь наперекор ветрам,
Чьи супротивность бешено вадымала
Листы и транспаранты. Но, упрям,
Ты гнул свое, перекрывая шелест
Листвы и птичий свист в еще густом
Лесу, не размышляющий о том,
Что на одном и птицы даже спелись,
Что все леса используешь ты так
Лишь на одну бумагу для бумаг!
ОСЕННИЙ МОТЫЛЕК
А! Вот уселся на стенке
Прозрачный ночной мотылек!
И тронул его за крыло я,
Его я вниманье привлек:
— Лети, как во время былое,
Прозрачный почти мотылек!
Неси свое тело сквозное
На улицу, через окно.
Как будто и ночью от зноя