Обещание - Евтушенко Евгений Александрович (чтение книг .TXT) 📗
и дымчатая нежная малина
в кустарнике алела кое-где.
Тянула голубика лечь на хвою,
брусничники подошвы так и жгли,
103
но шли мы за клубникою лесною —
за самой главной ягодой мы шли.
И вдруг передний кто-то крикнул с жаром:
Да вот она! А вот еще видна!.. —
О, радость быть простым, берущим, жадным!
О, первых ягод звон о дно ведра!
Но поднимал нас предводитель юный,
и подчиняться были мы должны:
Эх, граждане, мне с вами просто юмор!
До ягоды еще и не дошли...—
И вдруг поляна лес густой пробила,
вся в пьяном солнце, в ягодах, в цветах.
У нас в глазах рябило.
Это было
как выдохнуть растерянное «Ах!»
Клубника млела, запахом тревожа,
гремя посудой, мы бежали к ней
и падали,
и, в ней, дурманной, лежа,
ее губами брали со стеблей.
Пушистою травой дымились взгорья.
Лес мошкарой и соснами гудел.
А я...
Забыл про ягоды я вскоре.
Я вновь на эту женщину глядел.
В движеньях радость радостью сменялась.
Платочек белый съехал до бровей.
Она брала клубнику и смеялась.
И думал я, забыв про все, о ней. %
104
Запомнил я отныне и навеки,
как сквозь тайгу летел наш грузовик,
разбрызгивая грязь, сшибая ветки
и в белом блеске молний грозовых.
И пела женщина,
и струйки,
струйки,
пенясь,
по скользкому стеклу стекали вкось...
И я хочу,
чтобы мне так же пелось,
как трудно бы мне в жизни
не жилось!
Чтоб шел по свету с гордой головою,
чтоб все вперед —
и сердце и глаза,
а по лицу —
хлестанье мокрой хвои,
и на ресницах —
слезы и гроза!
* * *
О, нашей молодости споры,
о, эти взбалмошные оборы,
о, эти наши вечера!
О, наше комнатное пекло,
на чайных блюдцах горки пепла,
и сидра пузырьки, и пена,
и баклажанная икра!
Здесь разговоров нет окольных.
Здесь исполнитель арий сольных
и скульптор в кедах баскетбольных
кричат, махая колбасой.
Высокомерно и судебно
здесь разглагольствует студентка
с тяжелокованой косой.
Здесь песни под рояль поются,
и пол трещит, и блюдца бьются,
и спорят все дружней, дружн^р.
Здесь столько мнений, сколько прений
и о путях России прежней
и о сегодняшней о ней.
Все дышат радостно и грозно,
106
и расходиться уже поздно.
Пусть это кажется игрой,
не зря мы в спорах этих сипнем,
не зря насмешками мы сыплем,
не зря стаканы с бледным сидром
стоят в соседстве с хлебом ситным
и баклажанною икрой!
1957'
* * *
Лифтерше Маше
под сорок...
Грызет она грустно подсолнух.
И сколько в ней' жалкой забитости
и женской кричащей забытости...
Она подружилась с Тонечкой,
белесой девочкой тощенькой,
отцом-забулдыгой замученной,
до бледности в школе заученной...
Заметил я —
робко,
по-детски
ноют они вместе в подъезде.
Вот слышу —
запела Тонечка.
Поет она тоненько-тоненько,
протяжно и чисто выводит...
Ах, как у ней это выходит!
И ей подпевает Маша,
обняв ее будто бы мама.
Страдая, поют,
108
и блаженствуя,
две грусти —
ребячья
и женская.
Ах, пойте же,
пойте подольше,
еще погрустнее,
потоньше.
Пойте,
пока не устанете...
Вы никогда не узнаете,
что я,
благодарный случаю,
пецие ваше слушаю,
рукою щеку подпираю
и молча
вам подпеваю...
* * *
М. Луконину
Спасибо вам,
Быковы Хутора,
за мальчика, который там родился,
и деревянной саблею рубился,
и не боялся плавать в холода.
Все в нем обычно было —
худоба,
разрез калмыцких глаз,
косая челка,
но он глядел задуманно и четко —
вы помните, %
Быковы Хутора?
И он ушел...
Переплывал чужие реки
и жадно воду пил из этих рек.
Но все-таки,
покуда в человеке
жив край родной,
жив этот человек.
Все забывают —
и друзей
и женщин.
Наука забывания хитра.
Вас не забыл он,
но все меньше,
меньше
вас вижу в нем,
Быковы Хутора.
Мы все чего-то стоим до поры,
пока мы помним, как в краю родимом
полынью пахнут мокрые полы
и дышит ветер травами и дымом.
И вы под окна наши приходите,
края родные,
если плохо нам,
с собою реки детства приводите
и вызывайте нас по именам.
Мы —
ваше нсразбуженное эхо.
Будите нас —
пора уже,
пора...
Станция Зима,
ты слышишь это?
Вы слышите,
Быковы Хутора?
1957
* * *
ЛЕД
Я тебя различаю с трудом.
Что вокруг натворила вода!
Мы стоим,
разделенные льдом,
мы по разные стороны льда.
По колено в воде леса.
Клен шатается,
бледный,
худой.
Севши на воду,
голоса
тихо движутся вместе с водой.
Льдины стонут и тонут в борьбе,
и, как льдинка вдали, ты тонка,
и обломок тропинки к тебе
по теченью уносит река...
1957
ВЯТСКИЕ ПОЛЯНЫ
В дорогу тянет, ох; как тянет!
И не могу заснуть,
и
в грудь
скребется острыми когтями
куда-то тянущая грусть.
Есть город Вятские Поляны,
а в нем есть домик и скамья...
