По закону – привет почтальону - Мориц Юнна Петровна (мир книг txt) 📗
Яблоки делают так. Кусачками режут медную проволоку, цвет которой – чистое золото пиратского клада, золотого петушка, золотой рыбки, золотой яблони, где в золоте ветвей растут золотые яблоки – до войны, во время и после, и вечно, и послевечно.
Из этой проволоки, забинтованной зелёным лоскутиком ситца, но лучше – батиста, получается стержень яблока и веточка, из него торчащая, там в конце и листик яблони потом образуется.
На стержень, как пряжа на веретено, слоями навивается вата, через два слоя на третий обмазанная свежесваренным клеем, чтоб звенело, блестело и гладко круглилось, – можно и жидким крахмалом, но это хуже намного, вид будет вял, не сочен.
А как высохнет обмазка в яблоке и на яблоке и заблестит оно по-стеклянному, тут же красятся кистью яблоко и веточка, из него торчащая с листиком яблони, который здесь образуется.
Таким же образом делают груши, сливы, персики, вишни, апельсины, абрикосы, мандарины, баклажаны, морковь, огурцы, помидоры – и всё это сдаётся по накладной, при точном подсчёте штук изделия, а пять яблок оставляют тебе для подвески на ёлку, если дети имеются и справка о том.
Последнее яблоко съели, когда мне было четыре года, потом война покатила нас далеко от яблок, и начисто я забыла, что их едят. Но яблок я тех понаделала с матерью и сестрой великое множество, и по живому яблоку никак не тоскуя, – только по круглому хлебу.
Сказок о хлебе мало, о яблоках – много. То в яблоке отрава колдунская, то сон невозможной силы, то змейский соблазн, то Божий запрет, то чистое золото, – а кто ж это ест?!.
И ещё слух был и шёпот про то, что яблоки видеть во сне, – к похоронке.
Яблоки делать и во сне их не видеть?.. А как? Тайна молитвы.
Последнее яблоко сделала, когда было мне восемь лет, сразу тогда и война кончилась, и поехали мы, поехали в обратную сторону, домой, в деревянных вагонах, местами – в телегах… И вдруг на станции продают яблоки вёдрами!
Оказалось, что их едят!.. Их ножом режут!.. Их чистят, и стружка вьётся!.. Их варят! Они сочатся и пахнут!..
И все ко мне пристают, прямо хватают за шиворот: «Ну съешь яблочко! Ну только понюхай, какой аромат! Это же – белый налив!»
Мне съесть тогда яблочко было – что съесть табуретку или ключ от дверей. Моя память не ела яблок и противилась ожесточённо.
А люди ржали, как лошади, вгрызаясь в яблоки по самые кости дёсен, из которых лилась кровь, потому что – авитаминоз.
И хрустел народ яблоками в кровавом соку и, за шкирку держа, тыкал меня в те душистые вёдра, полные яблок.
Пришлось мне тогда загрызть одно яблочко с листиком, белый налив. И стало то белое яблочко красным, потому что дитя народа сочится теми же дёснами, – как выяснилось на той же станции, где я тогда выплюнула в ладонь семечко яблока, красное семечко…
С тех пор яблоки даже снились мне иногда, но сон тот был не смертелен.
А вот корабль, плывущий во сне по улицам города, как в Венеции, оставил меня сиротой на лютом ветру и скрылся в тумане вечности с моими родными, материнско-отеческими.
В тумане, который плющит мне сердце, когда он сюда натекает.
Надо было делать кораблики. Яблоки делают так, кораблики – эдак, но всё едино, и есть в этом деланье детском космический ритм, который – молитва,
защита
и светлая память о тёмном.
В тени стрекоз
