Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Запомни, что в самом начале И после, когда подросла, Ты первой по списку в журнале, Алиева Ася, была!»
Ни звука. Закрыты калитки, Идет не спеша Асият. И Пушкин в крылатой накидке Горянку приветствовать рад.
Пред нею за смелость в награду, Взволнованный и молодой, Зажег он легко, как лампаду, Зарю над вершиной седой.
Махмуд, в ее думы вникая, Сказал, улыбаясь слегка: «В мужья не бери, дорогая, Со сломанным рогом быка».
Все тихо, как перед грозою, И вновь, головы не клоня, Кричит из Петрищева Зоя: «Ровесница, глянь на меня!»
Мятежной Испании совесть, Солдата погибшего мать, Ее обнимает Долорес И шепчет: «Нельзя отступать!»
Упала звезда, догорая, Дошла Асият до угла. Платочком очки протирая, С ней Крупская речь повела.
•Промолвила: «Многое очень Тебе еще надо постичь. И Асе Алиевой хочет, Как дочери, верить Ильич…»
Короче становятся тени, Ложится горянка в кровать. И сладких, как мед, сновидений Хочу ей сегодня послать.
*
Светает. Как будто сквозь сито, Сиянье зари полилось. Спит Ася. Подушка покрыта Волной шелковистых волос.
Пронырливей рыжей лисицы Луч солнца к подушке проник. Слегка приоткрыла ресницы Моя Асият в этот миг.
Проснулась. Но лишь услыхала, Что входит к ней в комнату мать, Как юркнула под одеяло И будто заснула опять.
«Вставай-ка, пора подниматься! Полно у нас нынче хлопот. Кто рано привык подниматься, Тот дольше на свете живет».
И Ася пред зеркалом встала, И гребень дареный взяла, И волосы им расчесала, И косу легко заплела.
Умывшись водой из кувшина, Надела, свежа и стройна, Нарядное, из крепдешина, Любимое платье она.
Не брошку к нему приколола — Красивый, граненый топаз, А скромный значок комсомола, О, как он ей дорог сейчас!
Открыла окно, напевая, На улицу бросила взгляд. «Не плачу от счастья едва я, — Шепнула Али Хадижат. —
Забыла и думать о худе, Дочь стала ручья веселей». «Заранее знал я, что будет Верна она воле моей!» —
Жене как ни в чем не бывало Ответил с улыбкой чабан… А дочь из-под койки достала Тем часом большой чемодан.
Открыла и с полки кленовой В него положила стихи. Два платьица, свитер пуховый, Рубашку, чулки и духи.
Мать, глянув, подумала: «Боже, Где разум их? Ну и дела! Чакар, как приданое, тоже С собою все книжки взяла.
Да муж, обозвав ее дурой, Швырнул их немедля в огонь…» Заржал беспокойно каурый, К воротам привязанный конь.
И, штору откинув проворно, Невеста предвестьем беды Три шубы увидела черных, Три белых, как снег, бороды.
И вот на подушках широких Три свата пришедших сидят, Из белых тарелок глубоких Бульон золотистый едят.
Им сырников целую миску Успела хозяйка напечь. Склоняются бороды низко, Течет по ним сладкий урбеч .
И, сытно покушав, три свата Сказали: «Алхамдулила! Теперь мы, по воле адата, Хотим, чтоб невеста вошла».
Невеста, волненья не спрятав, Вошла и потупила взор. И к небу старейший из сватов Дрожащие руки простер:
«Да воля алла на то будет, А также пророка его. Открыто и честно при людях Ответствуй нам прежде всего:
Согласна ль, чтоб за сто туманов И за десять лучших овец Отдал тебя в жены Осману Али — твой почтенный отец?..»
Окинув всю комнату взглядом, Невеста вздохнула тайком. Вот брат на портрете, а рядом Ильич на портрете другом.
И оба и нежно и строго Глядят, а вдали за окном Шоссейная вьется дорога, Которая схожа с ремнем.
Виднеется школьная крыша, И облачко голубей По кругу уходит все выше В просторное небо над ней.
Как льдинка, холодный и скользкий, Застыл один глаз старика. Зачем-то значок комсомольский Поправила Ася слегка.
И молвила: «Знатные гости, О чем разговаривать тут, Пусть даже сломают мне кости И косу мою оторвут,
На свадьбу с Османом согласья Не дам я во веки веков!» И вышла из комнаты Ася, Ошеломив стариков.
Трястись у них начали губы, Впервой отнялись языки. Схватив свои пыльные шубы, Рванулись к дверям старики.
Убрались они восвояси, И тотчас, как выстрела звук, Известье о дерзости Аси Услышали люди вокруг.
Но принят по-разному, впрочем, Был этот стоусый хабар. Одних он порадовал очень, Других напугал, как пожар.
Одни улыбались, другие Ругали ее без конца. Известно: как лица людские, Не схожи людские сердца.
Что зависть красе и поныне Сопутствует, бьюсь об заклад! Дурнушки, как будто гусыни, Шипели вослед Асият.
Пошли по привычке старухи Шуметь, как орехи в мешке. Что мелете, злые вы духи, Что мутите воду в реке?!
С вершины сорвавшийся камень Горе не опасен! Лгуны Выкапывать торф языками, Не раз еще будут должны .
Проклятья на дочь и угрозы. Обрушила мать без числа: «Язык чтоб отсох твой! — И слезы Вновь, как по умершей, лила. — Ох, господи! Страшное дело! Навек опозорила нас! Отступница, чтоб ты сгорела! Бесстыжая, вон с моих глаз!»
«Выть поздно, ослиное ухо, Тобой избалована дочь, — Сказал разъяренно и глухо Али, потемневший, как ночь. —
Протухшее мясо хозяйка Бросает собакам всегда. Чего же стоишь ты? Подай-ка Кинжал мой скорее сюда!»
Али был безумен в обиде. Взгляд вспыхивал, как лезвие. Вдруг Ася вошла. Он увидел Кинжал на ладонях ее.
Вперед протянувшая руки, Она прошептала: «Отец, Повинна лишь я в твоей муке, Убей, и терзаньям конец.
Я жить не хочу по адату, И смерть мне милее, поверь…» Али потянулся к булату, Схватил… и швырнул его в дверь.
Лицо закрывая руками И, как в лихорадке, дрожа: «Уйди, — застонал он, — ты камень, - Нет, есть и у камня душа.
А ты гвангвадиро , что горе В дом горца приносит, точь-в-точь. Не я ли тобой опозорен? Ступай, ненавистная, прочь!»
Дочь выгнав из дому, угрюмый, Он в горы собрался, чтоб там Поведать орлам свои думы, Коню да безлюдным хребтам.
А в комнате Аси, где было Приданое сложено в ряд, О смерти аллаха молила Ладони сложив, Хадижат:
«Срази меня, боже, ударом Иль молнией, словно клинком!» А дочь ее в платьице старом В райцентр ушла босиком.
Петляла спиралью дорога, Взошла над горами луна. Лежал во дворе у порога, Сверкая, кинжал чабана.
*
Готов уже ногу был в стремя Продеть уезжавший Али. Но в саклю его в это время Толпою соседи вошли.
Он глянул спокойно в глаза им, Хоть сразу, как вспышку грозы, Кинжал свой заметил хозяин В руках у парторга Исы.
Небрежно к земле рукояткой Держал неспроста его тот. Что будет беседа несладкой, Взял сразу хозяин в расчет.
Сказал он Исе: «Наставленья Пришел мне читать? Не тяни! А также учти, что правленье Не платит за них трудодни».
«Тебя я поздравить по-свойски Явился сюда не один. Адат защищал ты геройски, Ну, прямо второй Ражбадин».
Лицо у Али побелело: «Оставь-ка ты шутки свои! Не суйся в семейное дело, Хозяин один у семьи.
Папаху, что куплена мною, Носить как угодно могу: Хочу — в башлыке за спиною, Хочу — за ремнем на боку.
Моя! И могу даже с кручи Я бросить ее в водопад». «Про голову вспомнил бы лучше», Подумала тут Хадижат.
«А если о подвигах честно Ты хочешь, парторг, говорить, То было бы очень полезно Иную газету открыть».
И, выдвинув ящик дубовый, В комоде газету нашел И с гордостью, злой и суровой, Ее положил он на стол.
А в этой центральной газете, Что вновь развернулась, шурша, Пред целой страной на портрете Стоял он, ягненка держа,
«Пусть даже фотограф московский Тебя бы с верблюдом заснял, Не можешь ты власти отцовской Превысить, а ты превышал,
И не оправдает газета Поступок твой! — крикнул Иса. — Махач на нас смотрит с портрета, Глянь лучше ты сыну в глаза!»
«Оставь…» И, осекшись на слове, Почувствовал в горле комок, Папаху надвинув на брови, Хозяин шагнул за порог.
Не молод, но ловок на зависть, Вскочил он в седло у крыльца И в горы, слегка пригибаясь, Галопом погнал жеребца.
И вскоре, как в облачко канув, Он скрылся за речкой вдали, Я с грустью, вослед ему глянув, Подумал: «Глупец ты, Али».
