Лирика - Рубальская Лариса Алексеевна (бесплатные полные книги .txt) 📗
Утро было теплое, еще не улетучился туман, окно электрички запотело. Но, как только поезд стал останавливаться, Алька разглядела на платформе высокий худой силуэт Главного. На часах еще до девяти оставалось минут десять.
– Надо же, раньше времени король-то пришел, – Алька вышла на перрон. Она всю дорогу думала, что скажет, когда увидит его, как будет гордой недотрогой, чтоб за всех садовниц обиженных отомстить.
Говорить ничего не пришлось. Главный молча подошел и глазами показал – пойдем. Алька топала рядом, ничего не спрашивая.
Калитка, дорожка, дверь, небольшой кабинет – стол, книги, узкая кровать. Зачем ему тут, интересно, кровать – он что, без жены, что ли, на даче спит? Нет, наверное, он тут работает допоздна, свои пограничные воспоминания описывает, а потом, устав, засыпает здесь, и снится ему граница.
Алька стояла как заколдованная, а Главный раздевал ее, как когда-то маленькую ее раздевала бабушка перед купанием. Потом он разделся сам и подтолкнул ее к узкой кровати. Алька не сопротивлялась и мстила за садовниц молча, нежно и страстно.
Король встал, накинул халат и Альке какой-то женский халатик на кровать кинул – оденься.
– Наверно, проголодалась? – первое, что он произнес за эти три, прошедших с ее приезда, часа. Вышел на кухню, принес кастрюльку с холодными голубцами, тарелки, вилки, хлеб. – Давай, ешь, не стесняйся.
– Между прочим, не забудьте, что меня зовут Александра. И если вы потом в редакции сделаете вид, что меня не узнаете, то мне это совершенно безразлично. А за голубцы спасибо, с удовольствием поем.
– Ты смешная, – Главный обнял Альку за плечи, поцеловал в щеку, – и очень мне нравишься.
Вот скажите, как так бывает? Они лежали на этой узкой кровати, два посторонних друг другу человека, с разницей больше чем в двадцать лет. Он прощался потихоньку со своей молодостью, она только в нее вступала. И внезапная нежность соединила вдруг их жизни, с каждой минутой превращаясь в любовь.
– Алечка, а ты можешь остаться до утра? Мне так не хочется тебя отпускать.
– Нет, Евгений Павлович, я дома не предупредила, мама с папой с ума сойдут. Я же всегда в одиннадцать дома.
Он проводил ее до станции и, возвращаясь на дачу, думал, что тот, кого он считал бесом, постучавшимся в ребро, сыграл с ним шутку, оказавшись совсем не бесом, а кудрявым купидоном со стрелой, и послал ему эту самую стрелу, имя которой – любовь.
В понедельник Алька боялась двух вещей. Во-первых, конечно, увидеть его, придя в редакцию, боялась и ждала этой минуты. Она думала о нем постоянно, по минуткам вспоминая тот день и все, что произошло. Второе – она боялась разговора с Таней. Она начнет расспрашивать, возмущаться, объяснять ей опять про короля и садовницу. Ведь Алька не сможет ей объяснить, что произошло там, на даче. Потому что сама не знает слов, которыми можно это объяснить.
Танька вбежала в корректорскую:
– Аль, выйди.
Господи, кто мог ей уже все сообщить, ведь никто не знает. Алька нехотя поплелась в коридор.
– Аль, слушай, надо что-то придумать. Представляешь, у Мити оказалась бессонница, и он меня с Пашкой застукал. Орал как бешеный, мои вещи за дверь выбросил. Сказал, чтоб больше в доме не появлялась.
Пашку он почему-то не выгнал, а сам Пашка за ней не побежал. Таня слышала, как он на кухне Мите сказал – а ты что, старик, сам не видел, какая Танька сука? И весь ужас в том, что сегодня вечером его родители из Парижа приезжают, она им перед отъездом все свои размеры написала, и они везут для нее новые вещи. А как же она их теперь возьмет? И как маме и бабушкам объяснит свое возвращение?
Алька молчала, не зная, что сказать. А Сольвейг грустно пела свою вечную песню.
«Как я жила до сих пор без него? Такого умного, нежного, доброго. Без этого чувства, которое ни на секунду не исчезает, не дает думать ни о чем другом?»
«Девочка моя, радость моя, может быть, самая последняя и самая главная моя любовь! Как я счастлив, что ты у меня есть!»
Потихоньку подкатила осень, Главный с женой уехали в санаторий. Алька скучала, грустила, ждала.
Таня тоже скучала и грустила. Митя оказался стойким и на примирение не шел. Но оба эти чувства, одинаковые, казалось бы, оказывается, бывают разными. И Алькина грусть была совсем не похожа на Танину.
На премьеру нового фильма они пошли вместе и возвращались домой уже не одни, а в сопровождении двух кинодеятелей. Марк был оператором, и Таня сразу шепнула Альке, что он ничего, и она не против закрутить с ним роман. Виктор достался Альке, он тоже работал на этом фильме, только звукорежиссером. Он предложил девочкам заехать к нему, отметить знакомство.
Ну а дальше все, как бывает всегда и у всех в молодости. Немного вина, конфеты, музыка, поцелуи. Квартира была большой, Таня с Марком довольно скоро удалились в дальнюю комнату. Алька засобиралась домой, Виктор не стал ее задерживать и пошел провожать. Они очень долго сидели на лавочке возле Алькиного дома, болтая обо всем на свете, и Альке было очень хорошо и спокойно. Правда, ток высокого напряжения в этот раз по нервам не шел, даже в тот момент, когда Виктор обнял и долго целовал ее перед тем, как отпустить.
До приезда Главного оставалась неделя, он звонил в редакцию из санатория – Алька слышала, как Валентина разговаривала с ним по телефону, кокетничала вовсю, докладывая о редакционных делах. В какое-то мгновенье Альке безумно захотелось услышать его голос, сказать, что скучает и ждет. Но мгновение скоротечно, оно прошло. А вечером ее уже встречал Виктор с большим букетом осенних астр. И опять немного вина, музыка, поцелуи. Но в этот раз Алька домой не торопилась.
Все ждали Главного. Известный писатель принес новую рукопись и торопил с решением о публикации его романа. Без Евгения Павловича этот вопрос решиться не мог, и редактор отдела прозы боялась, что роман уплывет в другой журнал.
Дела обрушились на Главного прямо с первой минуты. Алька на его этаже не появилась, хоть и знала, что он вернулся. Не увидел он ее и во второй день, не мог же он сам подняться к ней в корректорскую. На третий день он решил устроить общередакционное собрание, причины и повода для которого у него не было.
Алька вошла в кабинет, когда там уже было полно народу. Главный смотрел на нее растерянно и тревожно, говоря при этом какие-то необязательные вещи о редакционных планах. Все его слушали, кто-то что-то говорил.
Алька не смотрела в его сторону, сидела, немного опустив голову. Когда тема была исчерпана, Главный поблагодарил всех за внимание. Народ стал расходиться. Алька рванулась к двери, но услышала его голос: «Александра, останьтесь, пожалуйста, у меня есть к вам вопросы». – Сотрудники переглянулись удивленно – вопросы? У Главного к корректору? Это что-то новенькое. И все ушли.
Король подошел к садовнице, тихонько взял ее за плечи:
– Алечка, я ни о чем тебя не спрашиваю. Я только хочу тебе сказать. Мне кажется, я понимаю: что-то изменилось в твоей жизни в эти дни, и я даже догадываюсь – что. И я знал, что это когда-нибудь обязательно произойдет. Я просто хочу, чтоб ты знала – я очень благодарен небесам за те дни моей жизни, в которых была ты. И я всегда буду их помнить. Будь счастливой, моя любимая.
Садовница повернулась и вышла из кабинета.
Когда Алька с Виктором расписывались, свидетелями у них были Марк и его жена. Таню на свадьбу не позвали. Были причины. Вся редакция за Альку радовалась, все ее поздравляли. Зам главного подарил ей от коллектива вазу.
– Жаль, – сказал он, – Евгений Павлович в больнице – у него язва обострилась, а то бы он вручил вазу сам.
Жемчужина
