Ундина - Де Ла Мотт Фуке Фридрих (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Резкая боль в свисавшей левой руке прервала речь Хульдбранда и привлекла его взгляд к больному месту. Ундина вонзила свои жемчужные зубки ему в палец, и вид у нее был при этом хмурый и недовольный. Но тут же она заглянула ему в глаза с нежностью и грустью и еле слышно прошептала: - Вы поступили точно так же! - Потом она прикрыла лицо руками, а рыцарь, ошеломленный и растерянный, продолжал свой рассказ.
- Эта Бертальда оказалась девушкой надменной и своенравной. На другой день она уже нравилась мне гораздо меньше, чем в первый, а на третий - еще того меньше, Но я оставался при ней, ибо она была ко мне милостивее, чем ко всем другим рыцарям, и так получилось, что я шутя попросил у нее перчатку.
- Я дам вам ее, - молвила она в ответ, - если вы и только вы один расскажете мне, каков же на самом деле этот знаменитый лес, о котором бродит столько дурных толков.
Не так уж нужна была мне ее перчатка, но слово есть слово, и какой же рыцарь, мало-мальски наделенный честолюбием, заставит дважды просить себя пройти такой искус.
- Вы, наверное, полюбились ей? - перебила его Ундина. - Похоже на то, отвечал Хульдбранд. - Ну, тогда она, должно быть, очень глупа, - со смехом воскликнула девушка. - Гнать прочь от себя того, кого любишь, да еще в такой лес, о котором ходит худая слава! Уж от меня-то этот лес и все его тайны не дождались бы ничего подобного!
- Итак, вчера утром я отправился в путь, - продолжал рыцарь, ласково улыбнувшись Ундине. - Стволы сосен розовели в утренних лучах, ложившихся светлыми полосами на зеленую траву, а листья так весело перешептывались, что я в душе посмеивался над людьми, которые опасаются чего-то страшного от этого мирного места. Скоро я проеду лес насквозь туда и обратно, говорил я себе, довольно улыбаясь, но не успел и оглянуться, как уже углубился в густую зеленоватую тень, а открытая прогалина позади меня исчезла из виду. Тут только мне пришло на ум, что в таком огромном лесу я легко могу заблудиться, и это и есть, пожалуй, единственная опасность, грозящая здесь путнику. Я остановился и посмотрел на солнце - оно стояло уже довольно высоко. Взглянув вверх, я увидел в ветвях могучего дуба что-то черное. Подумав, что это медведь, и схватился за меч; и тут вдруг оно говорит человечьим голосом, но хриплым и отвратительным:
- Если бы я здесь наверху не наломал сучков, на чем бы тебя, дуралея, сегодня в полночь стали жарить?
- И ухмыльнулось и зашуршало ветвями; мой конь шарахнулся прочь и понес меня, так что я не успел рассмотреть, что это была за чертовщина.
- Лучше не поминайте е_г_о, - молвил старый рыбак и перекрестился; жена молча последовала его примеру. Ундина устремила ясный взгляд на своего милого и сказала: - Самое лучшее во всей истории, это то, что на самом деле его не изжарили. Дальше, прекрасный юноша! - Рыцарь продолжал свой рассказ:
- Мой перепуганный конь чуть было не разбил меня о стволы и торчащие сучья. Он был весь в мыле от испуга и возбуждения, и я никак не мог осадить его. Он несся напрямик к каменистому обрыву; и тут мне почудилось будто наперерез взбесившемуся жеребцу кинулся какой-то длинный белый человек; испуганный конь остановился, я вновь сладил с ним, и тут только увидел, что спасителем моим был никакой не белый человек, а светлый серебристый ручей, бурно низвергавшийся с холма и преградивший своим течением путь коню.
- Благодарю тебя, милый ручей! - воскликнула Ундина, захлопав в ладоши. Старик же только задумчиво покачал головой.
- Не успел я твердо усесться в седле и натянуть поводья, - продолжал Хульдбранд, - как вдруг, откуда ни возьмись, рядом со мной очутился диковинный человечек, крошечный и безобразный, с изжелта-смуглым лицом и огромным носом, почти такой же величины, как он сам. Большой рот его был растянут в глупой ухмылке, он непрестанно отвешивал поклоны и шаркал ногой. Мне стало очень не по себе от этого паясничания, я коротко кивнул в ответ, поворотил моего все еще дрожащего коня и мысленно пожелал себе другого приключения, а буде такого не окажется, - пуститься в обратный путь, ибо солнце тем временем уже начало клониться к закату. Но тут этот сморчок в мгновенье ока отскочил и вновь очутился перед моим жеребцом! - Дорогу! крикнул я с досадой. - Конь разгорячен и, того и гляди, собьет тебя с ног! Э, нет, - прогнусавил коротышка и расхохотался еще глупей прежнего. - А где же денежки в награду? Ведь это я остановил вашу лошадь; а не то - лежать бы вам со своей лошадкой там, на дне оврага, ой-ой ой! - Хватит корчить рожи! крикнул я, - на, бери свои деньги, хоть все это и вранье, потому что спас меня вовсе не ты, ничтожная тварь, а вон тот добрый ручей! - И швырнул золотой в его диковинную шапчонку, которую он, на манер нищего, протягивал мне. Я поехал прочь; но он продолжал кричать мне вслед и вдруг с непостижимой быстротой вновь оказался подле меня. Я пустил коня галопом, он скачками несся рядом, хоть, видно, туго ему приходилось, и при этом извивался и корчился всем телом, так что глядеть на это было и смешно, и противно, и удивительно, да еще все время вертел над головой монету, взвизгивая при каждом прыжке: - Фальшивые деньги! Фальшивая монета! Фальшивая монета! Фальшивые деньги! - И выдавливал это из глотки с таким хрипом, словно вот-вот после каждого возгласа рухнет замертво оземь. А из раскрытой пасти у него свешивался мерзкий красный язык. В растерянности я придержал коня и спросил: - Что ты кричишь? Чего тебе надо? возьми еще золотой, возьми еще два, только отстань от меня! - Тут он снова начал отвешивать свои тошнотворно угодливые поклоны и прогнусавил: - Нет, не золото, сударик мой, никак не золото! Этого добра у меня у самого вволю, сейчас покажу! - И тут вдруг мне почудилось, что я вижу сквозь зеленый дерн как сквозь зеленое стекло, а плоская земля стала круглой, как шар, и внутри нее копошились, играя серебром и золотом, маленькие кобольды {3}. Они кувыркались через голову, швыряли друг в друга слитками драгоценных металлов, прыскали в лицо золотой пылью, а мой уродливый спутник стоял одной ногой внутри, другой снаружи. Те подавали ему груды золота, он смеясь показывал его мне, а потом со звоном швырял обратно в бездну. Потом снова показывал кобольдам мой золотой, и они до упаду хохотали и улюлюкали. А затем они потянулись ко мне своими почерневшими от металла пальцами, и - все быстрее и быстрее, все теснее и теснее, все яростное и яростнее закружилась и забарахталась вокруг эта чертовня - тут меня, как раньше мою лошадь, охватил ужас, я пришпорил коня и, не разбирая дороги, вновь помчался в глубь леса.
